Страница 2 из 4
– Мы могли бы назвать его Маугли, – вырвалось у меня, как только я увидела малыша.
За пару дней до этого я как раз закончила читать «Книгу джунглей», и этот малыш с черными и жесткими как щетка волосенками и миндалевидными глазами живо напомнил мне картинки из прочитанной книжки.
– Его зовут Лусио, – заявила Кармен, и по выражению ее лица я поняла, что мое предложение ей ни чуточки не понравилось.
А вот играть в волчью стаю ей как раз понравилось, и несколько выходных подряд мы отправлялись в самый глухой угол сада, устраивали там себе что-то вроде логова, устланного сухими листьями, укладывали Лусио на его матерчатой переноске и описывали круги вокруг, передвигаясь на четвереньках, завывая и вылизывая его личико языками. И сами ложились на землю, защищая его своими телами, как Шер-Хан. Лусио дрыгал ручками и ножками и время от времени взвизгивал, как будто был чрезвычайно доволен нашей игрой. Однажды под вечер к нам подключился Марито: он стал вожаком стаи, и мы с ним вдвоем отправились на охоту в окрестностях логова, оставив в нем маму-Кармен с малышом.
В феврале мы с Кармен начали строить себе домик на ветвях дерева, что росло посреди острова. Однажды в воскресенье мы решили закончить строительство и заселиться – перенести туда нашу нехитрую посуду и коробку с книгами. Ковбой строго-настрого запретил нам брать Лусио в лодку, поэтому мы оставили его на причале в дощатом коробе, который сколотил Марито, а мы с Кармен положили туда матрасик. Уже темнело и все сидели по домам, кроме Марито – с пустынного причала ниже по течению он ловил рыбу. Из нашего домика на дереве причал доньи Анхелы был очень хорошо виден. Мы рассудили так: если Лусио заплачет, мы сразу же прибежим. И, пребывая в полной уверенности, что никакая опасность ему не грозит, мы переправились на остров – он был как раз напротив – и занялись постройкой нашего домика.
Позже, когда мы вспоминали события того дня и восстанавливали их для себя, ни у одной из нас не возникло и тени сомнения в том, что мы не выпускали из поля зрения Лусио больше чем на пять минут. У каждой из нас было по молотку и коробке с гвоздями. И мы приколачивали к ветвям ивы доски ровно с той концентрацией внимания, которая необходима, чтобы не попасть молотком себе по пальцу, но уж в интервалах между забитыми гвоздями мы точно поглядывали в сторону причала и видели над краем короба маленькие пяточки, когда малыш сучил ножками в воздухе. Время от времени до нас долетало его безмятежное воркование – малыш Лусио бесконечно радовался жизни и почти никогда не плакал.
То, что вода поднялась, мы осознали в тот момент, когда было уже поздно. Как если бы река задумала подняться и залить землю – внезапно и в полнейшем молчании, предательски, во что бы то ни стало вознамерившись забрать у нас Лусио. Кармен первой поняла, что случилось, и закричала. Я отвела взгляд от деревяшки, справиться с которой мне никак не удавалось, и тут же осознала, что произошло. Думаю, что я тоже вскрикнула. Кармен была уже на земле и стремглав неслась к лодке. Короб исчез.
Потом папа рассказывал, что вышел на террасу, заслышав мои крики, и что он видел, как я отвязываю концы, а Кармен, сидя в лодке, уже работает веслами, не дожидаясь, пока я залезу. Одна моя нога была на корме, но лодка вдруг резко дернулась и отошла от суши. Я закричала. Не знаю, что там из-под моих ступней ушло первым – земля или лодка, но я упала в воду с расставленными циркулем ногами и резкой болью в паху. Кармен бросила грести и на мгновенье растерялась, не зная, что делать. Я вцепилась в борт лодки, потом забралась в нее, с меня потоками лилась вода. Стоя на причале, папа пытался узнать, что там у нас происходит. Кармен плакала, а я так дрожала, что не могла выговорить ни единого слова.
– Лусио, его унесла река, – удалось выговорить Кармен. Мимо нас лапками кверху проплыла птица.
Крик Марито слышался еле-еле, и сначала нам не удавалось определить, откуда он идет. Мы посмотрели в сторону заброшенного причала, где видели его в последний раз, но причал, уже довольно плохо различимый в сгущающихся сумерках, был пуст. Оглядев берега, мы увидели Марито выше по течению. Он стоял по пояс в воде и отчаянно размахивал руками, стараясь привлечь к себе внимание.
Кармен уже снова гребла, направляя лодку к Марито, а я стояла на корме, широко, несмотря на боль, расставив ноги, чтобы лучше видеть, в надежде не пропустить плывущий по течению короб. Меня трясло крупной дрожью, а прилипшая к телу одежда, по моим ощущениям, превратилась в корку льда. В первый раз за свою жизнь я испытала отвращение к реке. Она и вправду казалась совсем другой: со стремнинами, водоворотами и явной готовностью поглотить человека целиком – так, что и следа не останется.
Подплыв к Марито, мы увидели, что он рукой показывает на противоположный берег, а там, застряв в камышах, медленно поворачивается вокруг своей оси короб, и он в данную секунду, почти освободившись из своего плена, вот-вот снова поплывет по течению. Оттуда, где мы находились, нам было не видно, в коробе Лусио или уже нет.
Кармен показала рукой на короб и изо всех сил заработала веслами. Но короб двигался быстрее. Над водой уже виднелась только одна досочка – короб тонул. Марито бежал по берегу реки, однако теперь бросился в воду и поплыл. Тут я увидела ножку. Она едва показалась над краем, но от этого движения короб тут же наклонился, и на мгновение мне показалось, что он сейчас перевернется, что на наших глазах Лусио упадет и река его проглотит. Я прыгнула в воду.
Только намного позже, после папиных объяснений, я поняла, что, доплыви я до короба, мне было бы очень трудно держаться на поверхности самой и одновременно что-то толкать, но тогда я об этом не думала. Я всего лишь старалась добраться до Лусио.
Когда до короба оставалось всего несколько гребков, я услышала команду Марито.
– Плыви к тростникам, – крикнул он. – Лусио заберу я.
В его голосе прозвучала сила, которая заставила меня повиноваться.
Глинистое дно под своими ступнями я ощутила вместе со смертельной усталостью, превратившей мои руки и ноги в неподвижный балласт. Я вцепилась в стволы тростника. Всего в нескольких метрах ниже по течению встал на дно Марито, поднимая над собой зашедшегося плачем Лусио. Потом прижал его покрепче к груди и пошел к берегу.
По центру канала к нам в шлюпке спешил мой папа, а Кармен, сложив весла в лодку, уже выпрыгивала на берег с концами в руках.
Ниже по реке всё еще можно было разглядеть край короба, всё дальше и дальше, а еще через какое-то мгновенье – уже ничего.
Из четырех сыновей доньи Анхелы, живших вместе с ней, я знала только двоих: Ковбоя, самого старшего, и Малыша, самого младшего. Другие двое по выходным всегда работали, занимаясь каким-то мелким бизнесом, и вообще к тому времени уже успели переехать в Корриентес.
Мужа доньи Анхелы звали Катуло, и он был уроженцем провинции Сантьяго-дель-Эстеро. Семью он оставил уже давно – когда дети были еще маленькими. Сама донья Анхела говорила, что муж ее так и не смог привыкнуть к воде и что во время большой воды 1937 года он уехал обратно в Сантьяго, не сказав ей ни слова, как будто это она была виновата в наводнении. Позже он стал присылать жене немногословные открытки – каждые два-три месяца, потом всё реже и реже, пока дело не дошло до одной, к началу Карнавала.
– Пишет из чистого занудства, вот и всё, – говорила она.
Год спустя после того как Кармен и Марито стали жить у бабушки, дедушка Катуло приехал с визитом. Это было великое событие, стать свидетелем которого мне не довелось, потому что случилось оно как раз на зимние каникулы, а я проводила их в детском лагере в горах, в Сьерра-де-ла-Вентана. Но когда я вернулась, Кармен мне рассказала обо всем, со всеми деталями.
Дедушка оказался не слишком разговорчивым, он даже и поздоровался-то не со всеми, но зато привез вкусные засахаренные орешки и пластинку с самбами провинции Сантьяго. Моя мама переписала нам музыку на кассету, чтобы мы могли ее слушать с магнитофона, который мы обычно брали с собой на выходные. Донья Анхела заявила, что этот подарок – настоящее издевательство, потому что дед прекрасно знает, что проигрывателя у нее нет. Кармен рассказывала мне, что слышала их споры на эту тему три дня подряд после его приезда и что дед говорил, что никак не мог знать, что за все эти годы они так и не купили проигрыватель. Бабушка же в ответ на это умолкала, а потом с новыми силами принималась за свое: он прекрасно знает, что на острове нет электричества, и с какой стати ей бы пришло в голову покупать проигрыватель, если в доме нет электричества. А еще Кармен сказала, что ее бабушка и дедушка целыми днями сидели в плетеных креслах позади дома, глядя на задний двор.