Страница 95 из 137
Не дожидаясь ответа, Штирлиц пошел к машине. Ему не нужен был ответ Везича - он внимательно следил за его лицом. Легко иметь дело с умными людьми: если не произойдет непредвиденное, Везич, вернувшись из Белграда, найдет его сегодня. Ждать надо часам к семи вечера, так скорее всего и будет - дорога все же неблизкая.
- Василий Платонович, - сказал Штирлиц, разбудив Родыгина; он приехал к нему сразу же после беседы с Везичем. - Передайте радистам, чтобы они были Очень осторожны. За мной сейчас могут смотреть, значит, и вы попадете в поле зрения. А вы можете привести их к рации.
- Мы работаем через цепь. Я не знаю, где наша рация.
- Что вы такой желтый?
- Печень.
- Лечитесь?
- На какие шиши? Лекарство золото стоит.
- Из Москвы денег не могут прислать?
- Я работаю не за деньги, господин Штирлиц, - произнес Родыгин чуть не по слогам. - Не надо мерить всех людей на свой аршин...
- Вы знаете машину Везича? - чуть помедлив, спросил Штирлиц.
- "Линкольн" черного цвета.
- Именно.
- Их в Загребе всего несколько штук, таких "линкольнов".
- Так вот у меня к вам просьба. Очень большая просьба. Пожалуйста, часа в три-четыре выезжайте к Песченецу, на Белградскую дорогу, и там, у поворота, где повешен знак "стоп", остановите "линкольн" Везича.
- Везич в тюрьме, господин Штирлиц. Мы это выяснили через товарищей.
- Я только что отправил Везича в Белград. Днем, а может быть, к вечеру, он должен вернуться. Словом, начиная с трех часов вам надо его ждать там. И остановить. Перегородите дорогу своим мощным велосипедом, усмехнулся Штирлиц. - Сшибать он вас не станет. Он сочтет вас, вероятно, германским агентом.
- Я б на его месте сшиб агента.
- Разведка, как и хирургия, суть профессия, Василий Платонович. А профессия подвластна законам. По законам разведки агент интересует службу, если он живой. Если он ценен, его холят и нежат, а если он пень и бестолочь, от его услуг отказываются. Дурак и бестолочь умирает в постели, окруженный сонмом внуков, а умницу, если он надумает шалить, прикончат вполне могут сшибить на пустынном шоссе.
- Порой мне кажется, что говорю с соплеменником, только по-немецки.
- Почему? - насторожился Штирлиц (ему часто снился один и тот же сон: Шелленберг говорил кому-то, кто стоял к нему спиной: "Я хочу узнать все связи Штирлица, а уж потом будем его брать. Пусть ему кажется, что я ничего не подозреваю, пусть считает, что водит меня за нос. Он же русский, он не может понять нашу логику").
- Немцы рубят мысль, - ответил Родыгин, - хотя очень дотошны в доказательствах. Вы говорите образно, как русский.
- А вы, случаем, не панславист?
- Панславизмом грешили сторонники самодержавия. Как идеология панславизм умер в начале века. Его теперь будет усиленно воскрешать Гитлер для оправдания расистского пангерманизма.
- Любопытно. - Штирлиц еще раз подумал, что надо последить за собой: действительно, все его коллеги в РСХА говорили иначе, а Шелленбергу как раз нравилась манера Штирлица, но ведь может появиться кто-то еще, кому в отличие от бригаденфюрера его манера не понравится, а если еще к тому же этот некто будет знать русский, то последствия окажутся пагубными. - Я хотел вас спросить, Василий Платонович...
- Пожалуйста.
- Почему вы поселились именно в Загребе? Это была ваша воля или...
- Я хотел этого сам. Вам ничего не говорит имя Юрая Крижанича?
Штирлиц мгновение раздумывал, что ответить. Двадцать лет назад, работая в пресс-группе Колчака, он жил в Тобольске в том доме, где, по преданиям, был поселен Юрай Крижанич.
- Пожалуй, нет, - ответил Штирлиц. - Это имя связывается у меня в памяти с семнадцатым веком всего лишь.
Родыгин внимательно посмотрел на Штирлица.
- А с именем русского царя Алексея Михайловича это имя у вас не связывается?
- Не связывается, - ответил Штирлиц. - Я ведь не славист.
- Глупо чувствуешь себя, когда говоришь человеку про то, что ему известно.
- Иногда это целесообразно: человек точнее всего открывается, когда слушает то, что ему хорошо известно. Дурак перебьет, а честолюбец начнет поправлять в мелочах. Я, например, часто рассказываю людям, которые меня интересуют, старые анекдоты.
- Сейчас вы говорили не как русский, а как римлянин, а еще точнее, как член ордена доминиканцев... Я ведь не сбежал из России. Я уехал на Запад смотреть, сопоставлять, углублять образование. Но поначалу и здесь, и дома меня считали чуть ли не шпионом, я уж изменником во всяком случае. Я же просто хотел больше понять, а поняв, служить. Наверно, я путано говорю, да?
- По-моему, нет. Я, во всяком случае, вас понимаю вполне.
- Так вот Крижанич. Славянин. Полукровец - хорватская и сербская родня. Католик. Патриот России как матери славянства. Посему правонарушитель: и для католического Ватикана, и для православной Московии. Изгнанник и по приказу далекой конгрегации, и по ведению патриаршего Кремля. А на самом деле? Кем он был на самом деле?
- Кем?
- С одной стороны, католик Крижанич совершает высший грек, отрицая примат духовной власти над светской. С другой, он, славянин, не считает православных еретиками, а всего лишь заблудшими, которых обманули греки. С одной стороны, он, как славянин, обуреваем идеей объединения всех славян вокруг Московии. С другой, как католик, выступает против объединения, которое бы свершилось под эгидой православного патриарха. И этот несчастный странник борется за унию, которая формально бы примирила церкви, а фактически объединила славянский мир. О нем писали в России по-разному, но особенно точно писали некрасовцы. Они про него писали, что, мол, невежество вооружилось против умного и честного человека, обвинило его в злонамеренных покушениях на православную веру, на монархическую власть царя, на спокойствие народа; ему поставили в вину и то, что он был иноземец, хотя он горячо восставал против этого определения, и уделом его стала ссылка. Задаром пропали все его стремления и ревнивое желание дать силу и славу народу, которому он не был даже своим. А доминиканцы посчитали своего сербскохорватского сводного брата изменником делу ордена и подвергли унижению недоверием. И там измордовали, и здесь. Обидно ведь. Из теплых краев тайком, обманув братьев, бежал в Россию, славянскую матерь, а там его в ссылку упекли. Вернулся чудом, а его в монастырь заточили. Каково? Сюжет шекспировский, милостивый государь, шекспировский. Нашим что не понравилось? Отчего царь Алексей оскорбился? Оттого, что Крижанич против теории "третьего Рима" выступил. А ведь правильно выступил. Пророк-то Даниил предсказывал разрушение римского государства, а потому тот, кто мечтает наречь Москву "третьим Римом", тот погибели ее желает. Москва - она и есть Москва, и того хватит, слава богу! А доминиканцы его мордовали потому, что он их за схоластику и догматизм поносил, не считал нужным молчать, когда был не согласен. Вот и разберись: можно ли служить двум идеям? Или это прямехонький путь на голгофу? Разбираюсь.