Страница 65 из 137
Иван Шох умел показать обиду. И прощаться умел так, чтобы собеседника не то чтобы испугать, но дать понять его вину и - более того - ошибку. У каждого человека, считал Шох, в определенный момент появляется определенное пристрастие, и этому-то пристрастию он подчиняет все свои помыслы. А поскольку Шох старался иметь дело лишь с людьми толковыми, знающими во всем и во всех с м ы с л, он точно представлял себе, как такие люди выстраивают многосложные комбинации, основанные на личных отношениях, пересечениях интересов, взаимосвязанностях тех компонентов, которые в конечном счете и влияют на положительный или отрицательный исход дела. А в этой взаимосвязанности особенно четко прочерчиваются дружба или вражда того или иного лица с другим лицом. То есть, рассорившись со мной, ты неминуемо рассоришься с доброй половиной моих приятелей, а они, мои приятели, держат руки на рычагах, и, таким образом, расхождение со мной будет означать для тебя разрыв со многими людьми, которые в иное время помогали, а отныне будут пассивными, и это значит, будут вредить, ибо пассивность - то самое страшное, что может помешать д е л у по-настоящему.
- Ладно, Никола, - медленно сказал Шох. - Извини, что посмел обратиться к тебе с такой просьбой. Виноват. Ну ничего, как-нибудь я свою вину заглажу. Не последний раз видимся, не первые у нас с тобой в жизни дела...
Шох не торопился уходить, он знал, что всякая поспешность необходима лишь в крайнем случае. Надо так вести разговор, чтобы собеседник имел время для ответа, от которого зависело многое не только для него самого, не только для того, кто пришел к нему с разговором, но и для д е л а будущего и настоящего, реального и возможного.
- Привет домашним передавай, - продолжал Иван, забирая со стола спички и сигареты, - особый поклон батюшке, мудрый он у тебя человек.
- Куда ж ты? Погоди, сейчас я скажу, чтобы обед нам накрыли.
- Нет, спасибо, Никола, мне обедать можно только после того, как дела улажены. А сейчас придется к твоим конкурентам ехать...
- Не напечатают, Иван.
- Напечатают. Им ведь и м о е г о слова достаточно.
- Обидчивый какой стал... Будто девица.
- Мы на друзей не обижаемся, Никола.
- Это, значит, понимать так, что я теперь и не друг тебе? Да?
Шох сухо засмеялся.
- Не я девица, а ты. Ишь, какие сюжеты придумываешь...
С этим он поднялся и протянул руку.
- Да погоди ты, - нахмурился Ушеничник. - Погоди. Сядь. Так дела не делаются. Сядь.
Н а ч а л ь н и к г е н е р а л ь н о г о ш т а б а
Г а л ь д е р.
"Обстановка. Намечается новый балканский союз: Англия - Греция
Югославия. Переброска югославских войск в Южную Сербию продолжается.
Количество признаков распада югославского государства увеличивается.
Вицлебен (начальник штаба 2-й армии). Совещание по вопросу
операции, проводимой 2-й армией. Главный удар наносить левым флангом.
Ближайшая цель - высоты севернее Загреба".
NIHIL ESN IN INTELLECTU, QUOD NON FUERIT IN SENSU*
_____________________________________________________________________
* В разуме нет ничего такого, что не содержалось бы раньше
в чувстве (лат.).
А Степан и Мирко газет не читали - надо было освобождать усадьбу от строительного мусора, свадьба-то с Еленой через три дня, как только страстная неделя кончится и пасху встретят. Какие уж тут газеты, какая тревога за то, что происходит в далеких и непонятных городах, какие тут радиопередачи, будь то из Берлина, Белграда или Лондона, врут в них все или молчат о правде, только деньги зазря переводят...
...А маленькая художница Анка торопилась закончить работу, она с матерью дюжину полотенец и две скатерти вышивала - красным крестом по беленому полотну, - но от работы им приходилось часто отрываться, потому что мать таскала ее с собой по городу: запасаться солью и крупой. Люди говорят, война может случиться, а отец сказал, что в войну без соли погибель...
...А Ганна любила Мийо и была с ним все дни напролет и даже ночи, зная, что Звонимир Взик в своей редакции. И старалась она не слышать улиц, и сняла номер в отеле, где на окнах были старинные тяжелые гардины, - там не то что темно, но и тихо, как в склепе. Ведь когда тайно любят, боятся света да шума...
...А репортер Иво Илич из газеты Звонимира Взика, Ганниного мужа, смотрел на своего первенца со страхом и брал работу на дом, чтобы больше сделать. Взик платил за строку, а если война (не будет войны, не может ее быть!), так хоть побольше денег на первое время и ни в чем мальчику не откажет, пусть весь мир перевернется вверх тормашками! Эх, повезло бы ему, дал бы ему отличиться Звонимир Взик, поручил бы какой важный репортаж, сразу б жизнь переменилась, сразу б из нищеты вылезли, да ведь разве даст! Журналист, если он настоящий, вроде акулы, все сам норовит заглотать, а уж если горячая тема, тут он первый, хоть и редактор, и на машине ездит, и секретаршу держит...
...А дед Александр смотрел на людей, посмеивался и распевал черногорские частушки:
- Нас и русав двеста милиона, нас без русав полакамиона*!
_______________
* Половина грузовика (сербскохорват.).
Весна пришла буйная и до того теплая, что казалось, на улице июнь, а не начало апреля.
Весна в Загребе - пора особая: горы окрест не покрылись еще масляной сине-зеленой листвой, и голубой церковный полумрак, рожденный таянием снегов, казался декорацией, на которой рукою великого художника написаны холодные черные стволы мокрых деревьев. Но в том, как одиноко и осторожно пересвистывались птицы в гулких еще лесах, в страстном бормотанье стеклянных ручьев, в том, как лучи вечернего солнца высвечивали почки на ветвях, словно бы набухших ожиданием, во всем этом, тихом, осторожном и слышимом, угадывалось приближение поры цветения, внезапной здесь, словно в сказке, когда за одну ночь случается чудо и зимний лес становится прозрачной шелестящей рощей.
Штирлиц шел по Загребу. Сверни с центральной Илицы, пройди мимо ресторанчика "Охотник", поднимись по крутым улочкам Тушканца - и окажешься в лесу; спустись через маленькие проулки - и снова ты среди толчеи, шума и веселой, гомонливой весенней толпы.
Кинотеатры на Илице, и на Петриньской, и на Звонимировой улицах зазывали зрителей. "Унион" крутил новый боевик "Морской волк" с Брэндом Маршаллом и "Квазимодо, звонарь Нотр-Дама". Стояли очереди па новые русские фильмы "Петр I" и "Сорочинская ярмарка", а на площади Кватерникового трга шли попеременно то испанская оперетта "Путь к славе" с Эстеллито Кастро в главной роли, то "Героическая эскадра" - фильм, поставленный "летчиком, борцом против английского империализма, капитаном люфтваффе и режиссером Гансом Бертрамом", который специально приехал в Загреб на премьеру. ("Этот работает на Канариса, - машинально отметил Штирлиц и, удивляясь самому себе, покачал головой. - Просто люди для меня не существуют, за каждым я вижу чей-то ведомственный интерес. Не жизнь у меня, а служба в картотеке персоналий...")