Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 112 из 137

Слово "Агартхи" было таинственным и священным для фюреров национал-социализма. Они жили двумя правдами и оперировали двумя идеями: первая - для толпы, вторая - для себя, для и з б р а н н ы х. Мистическая идея сводилась к тому, что в Тибете четыре тысячи лет назад исчезла самая великая цивилизация из тех, что когда-либо были на земле. Тот, кто погиб, погиб, а кто спасся, ушел из Тибета. Первый поток эмигрантов отправился на север Европы, ведомый живым богом, имя которому было Тор. Второй поток осел на Кавказе. После того как Тибет опустел, там возникли два таинственных центра: "путь правой руки" и "путь левой руки". Столица центра "правой руки" - "Агартхи"; храм неприятия этого мира, сокрытый в недрах Гималаев. Центром "левой руки" стала "Шимбала", чьи силы могут повелевать массой и ускорять движение человечества к "полноте всех времен". Маги других народов могут заключать соглашения - с благословения "Агартхи" - с великой "Шимбалой" и, таким образом, становиться проводниками ее воли. Однако соглашение возможно, если п о с в я щ е н н ы й будет посредником в этом союзе. Гаусхофер был таким "посвященным". Гитлер в своих поступках руководствовался не анализом исторических побудителей и первопричин, не изучением экономики и политики, а лишь подсказкой "провидения", советом полусумасшедших п о с в я щ е н н ы х. "Великий мыслитель и стратег", "теоретик национал-социализма" не имел сколько-нибудь серьезного образования, но он был рожден в местности, которая славилась медиумами и колдунами, разъезжавшими по Европе с сеансами "чудес". Поверив в свое таинственное второе "я", Гитлер решил "рискнуть" и вместо шаманских гастролей по Европе задумал ее покорение.

Уже потом, став канцлером, он сказал Раушнингу: "Я открою вам величайшую тайну. Я создал орден. Человек, получивший из моих рук даже вторую ступень, станет мерилом мира, человеком-богом. Это прекрасный объект бытия - "человеко-бог арийской расы". Он станет центром вселенной, предметом культовых песнопений и всеобщего преклонения. Но существует еще одна ступень ордена, о которой я не могу говорить".

Когда-то он дал обет молчания Эскардту и Гаусхоферу. Один умер, второй признал его, Гитлера, власть над собой. Гитлера это устроило, но только в определенной мере. Разговор, о котором ему сообщил Гесс, успокоил Гитлера лишь наполовину. Слово дают для того, чтобы нарушать его. Гаусхофер должен быть изолирован - почетно и широковещательно. Лучшая изоляция - это ореол секретности, которым должны быть окружены он и его работа. Гиммлеру было поручено создать общество "Амерде". Рейхсфюрер объявил на первом организационном съезде:

- Наша главная цель - вести исследования в местах распространения арийского духа! Нашего духа! (Овация.) Духа германцев! Наша главная цель исследовать места действий и наследование германской расы! (Овация.) Все пятьдесят институтов, которые находятся в ведении СС, будут проводить эту благородную работу на благо нашей нации, на благо наших детей и внуков, которым суждено жить в век чудесной и благородной расовой гармонии! (Овация.)

Главой "Амерде" стал профессор Мюнхенского университета Верст; Гаусхофер - научным руководителем. Ему вменялось в обязанность курировать "изыскания таинственного в области оккультной практики". Он также получил личное задание фюрера: привлечь Отто Скорцени для организации экспедиции по похищению "Чаши святого Грааля", в которой собрана кровь Христова и которая, по преданию, приносит успех всем начинаниям ее обладателя.

Вызвав Гаусхофера для беседы, фюрер начал говорить так, как он привык - вещая, слушая лишь самого себя:





- Провидение подсказало мне путь, который обеспечит нам наименьший риск и даст наибольшее благоприятствие на первых шагах. Не отрицая мистического могущества "Чаши Грааля", я слышу Великие Слова о том, что решение главного может прийти к нам только через "Шимбалу", через дух Тибета. Умение отделять главное от второстепенного, громадное от большого, гениальное от мудрого позволит мне и тому народу, который призвал меня, дать миру то, что не в состоянии ему дать ни один человек и ни одна другая доктрина, кроме доктрины национал-социализма. Национальное - всем немцам, социальное - неимущим немцам; остальное - п о с в я щ е н н ы м!

И вдруг Гитлер заметил взгляд Гаусхофера. Это был усталый взгляд умного человека, который все помнит и никогда не сможет забыть. Гитлер ощутил в себе гнев и одновременно сладостное ощущение высшей силы, когда он вправе приказать убить учителя и его, Гитлера, ученики сделают это, испытывая счастье оттого, что могут служить ему. Но он сразу же подумал, что этот п о с в я щ е н н ы й - последний, кто владеет тайной "Агартхи" и "Шимбалы". И он, этот последний, всюду выступает со словами, которые возвеличивают его, Гитлера, того, который смиренно внимал Гаусхоферу двадцать лет назад, и краснел под его взглядами, и смущался своего яростного красноречия, в котором - он это чувствовал - было много провинциального.

Гитлер - как это часто бывало с ним - увидел себя со стороны, и ему показалось, что самое разумное молча улыбнуться Гаусхоферу, положив ему руку на плечо. Надо только пристально смотреть в глаза - глаза не лгут. Он поступит так, как ему подскажут глаза учителя. И он положил руку на плечо Гаусхофера и ощутил вдруг, как тяжела его рука.

...Нельзя верить глазам побежденных учителей. Нельзя верить тем, считал Гитлер, кто был у твоего начала и видел тебя маленьким и робким. Таких надо уничтожать и устраивать им торжественные похороны. Гитлер ничего не увидел в глазах Гаусхофера, кроме силы. Магическая, ощутимая сила застыла во взгляде профессора. Но так Гитлеру казалось лишь мгновение. Потом он подчинился этой силе и уже не понимал сам, что именно эта чужая сила повелела ему увидеть в глазах Гаусхофера любовь и преданность.

...Именно с этой минуты Гаусхофер стал мстить. Он знал, как армия не любит Гитлера. Он знал, что фюрер окружен преданными ему фанатиками: Гессом, Герингом, Гиммлером, Геббельсом. Именно на Гесса он нацелил свой первый удар. Он лишит фюрера того, кто вместе с ним начинал движение национал-социализма. Потом сделает так, чтобы ушли в тень Геринг и Геббельс. Пусть рядом останется Гиммлер - это ненадолго. И, когда Гитлер будет один, совсем один, вот тогда он снова придет к нему, к Гаусхоферу, придет тайно, тихо и смиренно, как блудный сын приходит к отцу. Библейский отец простил; он, Гаусхофер, не простит. Просто так он простить не сможет.