Музыка для Повелителя

Баюн сменил тему:

— А почему якудза не с нами? Вы ж теперь не разлей вода.

— Серафим Игнатьевич показывает ему цех, — Глеб покосился на духа: — Спасибо, что убедил его остаться.

— Благодари Наталью Марковну, — Баюн спрыгнул со скамьи, — идея была её. Ещё пара рук нам и правда не помешает… Если только эти руки никого не прибьют.

Глеб промолчал, прекрасно зная, что Дзиро не пробудет на «Фабрике» долго — характер не позволит. Но зато он увидит ту жизнь, которой не видел прежде, и поймёт, куда двигаться дальше. Вряд ли в Танабэ у него был бы такой шанс.

Наконец вышли Монгол, Вадим Сергеевич и Дея. Глеб хотел поговорить с ней наедине (допускалось лишь присутствие Баюна), поэтому прибегнул к тактике Дзиро — послал сообщение, когда Дея шла мимо: «Сверни направ».

Она растерялась, но узнала номер. Потом повернулась к скверу; Глеб махнул ей зерфоном и прижал палец к губам.

Дея окликнула спутников. После пары фраз те пошли дальше, а она вошла в сквер:

— Глеб?..

— Есть разговор, — сказал он серьёзно.

Став вороном, Баюн взмыл на ветку:

— Не буду мешать вам. Правда, я всё услышу, но вы представьте, что я обычная птица!

Быстро темнело, и над скамейкой вспыхнул фонарь. Стук молотка сменил чей-то смех. Остановившись, Дея смотрела на Глеба:

— Я уже знаю про «Грей Тауэр»: ты вынес нас из огня — меня, Вадима и Монгола… И из-под ареста нас отпустили благодаря тебе.

Но Глеб благодарности не ждал — спросил прямо и без прелюдий:

— Что ты и Азарин скрываете от остальных?

Дея растерялась, но он видел: к растерянности примешался страх.

Глеб рассказал о столбе света, ловившем разговоры законодержцев. С каждым словом она мрачнела. А когда прослушала запись, и вовсе села на скамью.

— Только не ври, — попросил Глеб.

Дея оправила шарф, вовсе в том не нуждавшийся. В домах за сквером зажигались окна. Глеб ждал.

— В штабе есть предатель, — сказала Дея. — Возможно, группа предателей. Они работают на тех, кто действовал с Коротовым.

— На магов, пытавшихся стравить аномалки с неволшебкой? — проронил Глеб.

Дея кивнула:

— Ты ведь уже знаешь: среди магов многие хотят войны — даже в нашем руководстве. Эти люди выжидают. Их шпионы в каждом штабе… не только в близборском. А Азарин хочет убедить их в своей лояльности. Получив приказ прекратить поиски Лаэндо, он сделал вид, что подчинился, но на самом деле Лаэндо искали…

Дея замялась, но Глеб сверлил её взглядом. Вздохнув, она продолжила:

— Есть законодержцы, в которых Азарин уверен — очень маленькая группа. Я в их числе. Большинству из нас чуть за двадцать, некоторым меньше: Азарин набрал нас прямо из академии — вербовал тех, кого не успели завербовать другие, — Дея взглянула на Глеба: — Члены этой группы искали Лаэндо, когда тот отравил меня, и следили за людьми Коротова, чтобы узнать о его планах. В день, когда ты попал в Лесовье, Азарин послал людей на его завод, но Коротов уже использовал «Ключ»… Глеб, Азарин тоже хотел помешать ему, — в глазах Деи блестел свет фонаря. — Он не злодей, каким хочет казаться!

Глеб был обескуражен:

— А свет, который ловит разговоры… Азарин решил вычислить предателей с помощью прослушки?

— Ну, конечно, — Дея поднялась со скамьи. — Я говорила, что не нужно подозревать всех — тем более Монгола с Вадимом… Но он упёртый, как баран! Из упрямства он и соврал тебе, что ты был приманкой: мол, в нашей работе бывает всякое, и тебе нужно привыкнуть… Я сразу поняла, что он перегнул палку!

Дея умолкла, и отчего-то казалось, что она недоговаривает. Чувствовалось, что она напряжена.

Глеб глядел на дверь вокзала, за которой зажгли свет.

В штабе есть предатель… Азарин пытался помешать Коротову… Есть группа законодержцев, подчиняющихся лично ему.

Бондиана какая-то!

— Обещай, что будешь об этом молчать, — потребовала Дея.

— Само собой… — проронил Глеб. — Хотя Монголу с Вадимом Сергеевичем сказать стоило бы.

— Может, и так, но решать не нам, — Деи нашла взглядом Баюна: — Стихотворец, тебя тоже касается!

— Я — могила! — изрёк дух. — Мертвее мёртвого! Разложившийся труп, по которому ползают…

— Давай остановимся на трупе, — предложил Глеб.

Почти совсем стемнело, и фонари превратили листву в рыжее зарево. Глеб потупился: зря он устроил Дее допрос. А что она недоговаривает, ему могло и показаться.

Но Дея не обиделась:

— Это всё, о чём ты хотел спросить?

— Ну да…

— Значит, я наконец-то могу сказать «спасибо», — Дея произнесла это без тени сарказма. — Я уже дважды обязана тебе жизнью. А теперь обязана и свободой.

Мимо прошёл парень в модной куртке — блестящей, как сталь. Блеск напомнил о Лаэндо, и Глеб вздрогнул.

Зеркальника так и не нашли. Глеб опасался его мести, хоть и знал, что та не последует сразу — Лаэндо ведь нужны глаза… Точнее, фамильяр, который их заменит. Но что будет, когда такой фамильяр найдётся?

— А чего мы здесь торчим? — Дея глянула направо. — Там отличное кафе — я угощаю! Заодно расскажешь, что тут творилась: часть я знаю от англичан, часть из чаросети, но ты-то был в самом центре!

— Постой… — Глеб вынул из-за пазухи пакет. — Сначала взгляни на это.

Убедившись, что на них не смотрят, он показал три белых алмаза и объяснил, откуда те взялись. Взор Деи загорелся:

— Обратный метаморфоз — тёмная магия стала белой… Надо отдать их на анализ, но я уверена, что каждый камень может кого-то спасти.

— Спасти?.. — повторил Глеб.

— От любой смертельной болезни… считай, вытащить с того света, — Дея поспешно свернула пакет. — Отдадим их Вадиму, пусть проверит камни в лаборатории, но только тайком: иначе СБАЗ их конфискует. Ну так как насчёт кафе?

Глеб спрятал пакет обратно за пазуху и поехал за Деей. Обогнавший их Баюн кружил над сквером, а три голубя — наверняка чьи-то фамильяры — резво за ним гонялись. «Интересно, сколько духов среди голубей неволшебки? — подумал Глеб. — Хотя её жителям лучше об этом не знать».

За клёнами маячила веранда со столиками, кофейный аромат мешался с запахом листьев. У пандуса Дея остановилась:

— Насчёт алмазов: если я права, то кого бы…

— Заур, — сразу сказал Глеб; суть вопроса он уже уловил. — Без эликсиров Повелителя сын Кали умрёт. Он ведь ни в чём не виноват…

— Согласна, — Дея кивнула. — Один алмаз для Заура, а два я отнесу в больницу — хотя не представляю, как выберу, кого исцелить.

Глеб въехал на веранду. Три камня — три спасённые жизни. А смертельно больных тысячи.

Звенели чашки, звучали разговоры. Кто-то щёлкнул зерфоном: запечатлел парочку, просившую их «сфоткать».

Глеб вспомнил день, когда услышал о Кали — и фото, на которое больно было смотреть. Обернулся к Дее и сказал:

— Я облегчу твой выбор.

Эпилог. Сон Кости Дюпина

За свои двенадцать лет Костя Дюпин пришёл к выводу, что в жизни не бывает двух вещей: говорящих котов и говорящих птиц (кроме разве что попугаев). Конечно, не бывает много чего ещё — к примеру, летающих тарелок… Но в ту ночь он про них как-то не думал.

Лёжа на больничной койке, Костя глядел в окно. Трубка, недавно торчавшая из его рта, лежала на одеяле. Аппарат искусственного дыхания (назывался тот иначе, но «правильного» названия Костя не знал) был отключён, и дышал он сам… Бодро, легко и с удовольствием.

В небе висел лунный серп — бледный и словно обессилевший. Простуженная луна, подумал Костя. Проникся к ней жалостью и сказал:

— Прости, я не могу тебя впустить.

— Ничего, — отозвались женским голосом, — мы сами вошли.

Костя не испугался: он же спит. А во сне бывает всякое.

Больничные запахи заставили его поморщиться; Костя их ненавидел, потому что они о чём-то напоминали (неприятные процедуры?.. обследования?..), но о чём именно, он не помнил: две последние недели стёрлись из памяти. Он даже не имел понятия, как попал сюда… Что-то вроде вспоминалось (женщина? третий глаз? шкатулка?), но казалось таким страшным, что Костя эти образы прогонял: пусть лучше будет луна… Бледная, щербатая и простуженная.