Тени Архонта

«Они верят, что уже почти победили» — снова подумал мужчина. Эта мысль не вызывала в нем ничего, как и мысль, что озерники и трогги глупы: они уже проиграли.

Путник сжал руку и исчез опять. На этот раз он появился вместе с защитным куполом на главной столичной площади Лейфенделя. Сколько времени он здесь не был? Век? Два?

Было тихо. Город спал, и даже патрули ночной стражи были неслышны.

Значит, все-таки, ночь настоящая.

Столица озерных эльфов была поистине самым светлым уголком их владений. Сияющая мягким матовым светом, она всегда освещалась светом звезд. Ночью они светили с небес, днем мрак чащи прорезали магические фонари, наполненные белым звездным огнем. Мужчина встал в самый центр площади, у Колонны Надежды, прислонился ладонью к холодному камню. Огляделся.

Королевский дворец высился поодаль на востоке, и в каждом малахитовом вензеле на его воротах, в высоте перекрытий и арок, в кедровой стойкости донжона сквозило величие. Оно не опало и не убыло за многие века, и путнику казалось, что, если шагнуть внутрь, он наверняка услышит голоса тех, с кем когда-то был близок. Это миф, глупая надежда, он знал. Потому что проверял уже тысячи раз. Приходил, искал, вслушивался, но все голоса были чужими.

Убрав руку от колонны, путник посмотрел в другую сторону.

На севере столицы в благородном сиянии звездных фонарей и изумрудного пламени красовались стены королевской библиотеки. Королевской она была не по тому, что не впускала никого, кроме правящей семьи и знати. Просто так повелось, что все в Лейфенделе связывали с именем короля. Даже появление троггов в незапамятные времена не научило озерников скромности. Королевскими были пруды и ключи, угодья, казармы и ткацкие мастерские. Даже башня звездочетов, которые вели предсказания по светилам в небе и абсорбировали их свет в заколдованные сосуды, делая светильники, была королевской. Хотя, может, именно тут у озерников были хоть какие-то основания — правящий род Лейфенделя во все времена состоял сплошь из магов.

Мужчина обернулся снова и на этот раз зажмурился. Он посмотрел на последнее особенно высокое здание не сразу, и когда открыл глаза — вздрогнул. Словно осознал свою недостойность перед тем, что видел.

Это был храм Девы Света — единственное сооружение в осознанной истории озерных эльфов, которое не имело к правящему роду никакого отношения. Путник замер, разглядывая пик сооружения, торчавший поверх других построек. Лучше смотреть на памятный храм отсюда, с площади, и не подходить близко. С этим святилищем у него многое связано. Если увидит его своды вблизи, дрогнет. А колебаться нельзя.

Мужчина прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться на главном: дворец, башня, храм, библиотека — город остался таким, как он помнил. Застывшим, будто ледник. Оттого и тихим, почти без запаха хвои, которым полнится лес за его стенами. Сам, как фонарь — искусственный свет среди непроглядной тьмы, лицемерный и настолько слабый, что никогда её не пронзит.

«Тьфу, — с горьким высокомерием подумал путник. — Ничто у них не меняется».

Не размыкая глаз, мужчина изо всех сил уплотнил барьер вокруг себя. Потом еще и еще, сосредотачивая в этом все силы. Вскоре полупрозрачный серебристый щит превратился в громадную пульсирующую сферу, настолько огромную и мощную, что казалось, какая-то из звезд в самом деле свалилась с небес на землю. От света, разливавшегося от площади во все стороны города, стали просыпаться люди. Сначала в домах окрест, потом дальше. Эльфы, потягиваясь, ежась, хмурясь, кучно высыпали из укрытий то тут, то там. Они щурились, прятали глаза за руками, ширмами, друг за другом. Щит неизвестного путника засиял так, что осветил, наконец, город целиком. И от его болезненной яркости у жителей пошла голова кругом. Кто-то от тошноты оседал по стенам зданий на землю, кто-то держался за голову, словно вместе со светом его настигал невыносимый гул.

Может, гул был и в самом деле? Путник был в центре непроницаемого барьера, и сам не мог ничего слышать или видеть. Когда ему показалось, что этого достаточно, мужчина замер. Прислушался к себе, считая мгновения. Или минуты? Когда, наконец, колдун услышал, как отовсюду прокатился полный ужаса выдох горожан, понял: пора.

Выдохнули — значит, удивились или ужаснулись. Ужаснулись — значит, что-то увидели. Увидели — значит, снаружи щит померк.

Колдун оставил созданный барьер на произвол судьбы, надеясь, что тот будет спасать его еще какое-то время. Схватившись за посох обеими руками, беззвучно шепнул какое-то слово. Печать заклятия — насыщенно черная — мелькнула перед ним всего на миг и растворилась в куполе барьера.

— Стоять! Стоять на месте! — приказал он громко, зная, что остатки барьера все равно скрадут звук.

Почти сразу же в небо взвился протяжный, полный боли многоголосный вопль тысяч жителей Лейфенделя. От страха перед тем, что ослабляло щит, они наверняка ломанулись в разные стороны, следуя инстинкту и спасая жизни. И — не смогли. Неведомый колдун не пустил их, просто приказав стоять, и никто не понял, почему на самом деле он не смог сдвинуться. Ужас и паника стояли у эльфов в горле, они голосили, как голосит в момент последнего разора любой город.

«Они заслужили» — упрямо повторил внутренний голосу путника. Барьер слабел — его силу вытягивало что-то или кто-то, и вместе с барьером слабел его создатель. Почти заваливаясь на посох, колдун отцепил от древка одну руку, пошерудил в складках мантии и, не делая лишних движений, прямо у груди сжал кулак в третий раз.

Он исчез за одно мгновение до того, как в Лейфенделе раздался сокрушительный грохот: Темный Архонт, привлеченный неистовым сиянием светлой энергии, понадеялся, что, наконец, исчадия-прислужники нашли то, что он искал. С силой рухнувшей звезды архонт вонзился в эльфийскую чащу. Мощь его удара возросла от поглощенной энергии — щита сбежавшего путника и страха эльфов, которым тот приказал, не двигаясь, смотреть на приближавшуюся смерть.

Колдун очутился на границе одного из человеческих государств, больше не задумываясь о судьбе озерных эльфов. Ему не нужно было смотреть на происходившее после его исчезновения, чтобы знать, чем кончилось. Он уже видел: тех, кого не уничтожит в пыль ударной волной от приземления архонта, разобьет разбросанными камнями и обломками рухнувших сооружений. Других сожрут исчадия, которые усилят натиск по всему Лейфенделю, как только почувствуют присутствие хозяина. Третьих архонт сметет сам, из дикой, неудержимой ярости, когда поймет, что его прислужники ничего не нашли. Гнев древнего теократа разрушительней конца света в глазах отдельного народа. И озерные эльфы этот гнев навлекли сами.

Путник тяжело вздохнул. Он измотался и теперь гнал от себя мысли о том, что храм Девы Света пал вместе с никому не нужными «королевскими» постройками. Он гнал мысли и о том, что, поглотивший столько магической и жизненной силы за раз, архонт в одночасье стал намного сильнее. «Об этом нужно беспокоиться Смотрителям Пустоты!», — сказал себе колдун, с трудом переставляя ноги в поисках ближайшего убежища. Что действительно нужно ему самому — многочасовой здоровый сон. Барьер, подчинение и трехкратная телепортация высосали все соки. Ему потребуется несколько дней, чтобы прийти в себя.

Та-дааааам!!!

Глава 18

Альфстанна относилась к выданным снадобьям бережно. С одним просто не знала, что делать, с другим знала, да не могла — когда находишься под неусыпной стражей четырех королевских куриц, очень трудно незаметно влить им в еду снотворное. Или чем оно там было, думала порой Альфстанна в сердцах. Хорошо бы — слабительным. В скором времени врач прописал Альфстанне необходимость прогулок и, чтобы она, не приведи Создатель, не встретилась с каким-нибудь своим подручным, фрейлины с позволения Хеледд таскали Альфстанну только по крохотному внутреннему дворику за библиотекой.

Дворик наскучил Стабальт чертовски быстро — за день. Неудивительно, учитывая, что разбит он был на объем только одной беседки с тропинкой вокруг и едва ли достигал в площади больше двадцати квадратов. Пока её водили там (изо дня в день), Альфстанна пыталась ловить все разговоры и слухи, какие удавалось, имеющие отношение к секретам королевской семьи. Разумеется, это было бессмысленно, но ничего другого Альфстанне просто не оставалось. Иногда, изображая великую немощь, по дороге назад в комнату она приваливалась плечом к стене и медленно ползла, наваливаясь на опору.