Скелет дракона

Врач вывозит на кресле с колёсами Зороастро. К повязке на глазу прибавилась забинтованная нога: бинтами к ноге механика примотаны две доски.

Врач. Мастер Леонардо, ваша телега для больных просто превосходна! Как же мы не догадались раньше! Ведь каждого парализованного приходилось таскать на носилках, даже если он был неподвижен только ниже пояса, а теперь его может везти одна монахиня.

Леонардо (доставая кошелёк). Сколько мы должны вам?

Врач. Помилуйте! Я не возьму с вас ни одного тестона! Это мы вам должны заплатить за такую прелестную выдумку.

Леонардо. Спасибо. Я довезу его сам.

Леонардо берётся за ручки кресла на колёсах, везёт Зороастро.

Зороастро. Вы видели, мастер? Я продержался в воздухе намного дольше!

Леонардо. Не намного, Зороастро! Всё это становится опасным!

Зороастро. Вовсе нет! Мне кажется, я знаю, в чём дело.

Леонардо. Я тоже. Мы не можем увеличить силу твоих взмахов таким образом, чтобы человеческое тело поднялось в воздух и продержалось там какое-то время.

Зороастро. А как же это делает птица?

Леонардо. Увеличь размеры и вес тела птицы до размера и веса тела человека. Чтобы теперь тебе удалось поднять такую массу в воздух, у тебя в руках должна быть сила сорока Геркулесов!

Зороастро (с восхищением). Как вы это посчитали, мастер Леонардо?

Леонардо. Я сказал приблизительно.

Зороастро. Так что же, о полётах можно забыть?

Леонардо. Тебе-то уж точно, Зороастро. По крайней мере, пока не срастутся кости. А потом… Ты знаешь, есть у меня одна идея… Что если крыльями не махать?

Зороастро. Как орёл?

Леонардо. Примерно. Ловить ветер… Крылья должны быть совершенно другой конструкции. (ученикам) Приберите здесь и приходите домой обедать.

Леонардо увозит Зороастро со сцены. Ученики накрывают простынёй тело старика, моют пол, протирают и убирают инструменты.

Ученик-1. Ну? И это художник? Противно!

Ученик-3. Художник должен знать анатомию.

Ученик-1. Наросты на стеночках сосудов? Я вообще не знаю, как меня не тошнит. Хотя нет, знаю. Это от того, что мы мяса не едим!

Ученик-3. Слушай, ну, что ты всё ворчишь? Не нравится, – уходи.

Ученик-1. Папаша выпорет. Он Леонардо за год вперёд заплатил.

Ученик-2. Сколько, ты говоришь, тебе лет?

Ученики смеются, Ученик-1 в шутку тычет Ученика-2 кулаком в бок.

Ученик-3. Ладно, поворачивай! Вывози!

Ученики берутся за каталку с трупом старика, увозят его со сцены.

Картина 21. 

На кресле сидит Чечиллия в лучах закатного солнца, падающих из окна. Она развёрнута к художнику в три четверти, но смотрит в сторону, противоположную той, куда обращён её корпус. Руки она держит на весу. Играют музыканты, развлекают её шуты. Перед нею сидит Леонардо и пишет её портрет.

Чечиллия (не шевелясь). Музыканты, довольно!

Леонардо. Небесная донна, я просил бы вас ещё о пяти минутах неподвижности. Свет сейчас уйдёт.

Чечиллия. О, с удовольствием, мастер Леонардо! Я только хотела поговорить с вами. Музыка мне наскучила, а вы же не хотите, чтобы я скучала.

Леонардо. Безусловно не хочу. (музыкантам) Вы свободны, спасибо.

Музыканты уходят.

Чечиллия. Я хотела поблагодарить вас за тот праздник, который вы устроили на бракосочетание нашего герцога. Это было захватывающе и очень изобретательно!

Леонардо. Благодарю вас, синьорина Чечиллия. Я понимаю, сколь печально для вас бракосочетание его светлости синьора Лодовико.

Чечиллия. Не будем об этом говорить. В конце концов, вы должны быть рады. Этот портрет герцог заказал, чтобы вспоминать обо мне. Да, Беатриче будет занимать его сердце, но в его личных покоях останется частица меня, созданная таким превосходным мастером, как вы.

Леонардо. И снова благодарю, прекрасная синьора. Для меня честь писать ваш портрет.

Чечиллия. Я давно хотела у вас спросить, мастер. Как вы всё успеваете?

Леонардо. О, это очень просто! С детских лет я приучил себя как можно меньше спать. И, таким образом, у меня высвобождается время на различные занятия.

Чечиллия. Но разве вы не устаёте?

Леонардо. Конечно, устаю. И в этом случае отдыхаю.

Чечиллия. Каким же образом?

Леонардо. Делаю что-нибудь другое. Мы устаём от однообразности наших действий, а не от обилия их.

Чечиллия. Это ещё одно ваше открытие?

Леонардо. Если угодно. Жемчужная донна, взгляд ваших глаз прекрасен, а когда вы глядите на меня, я робею и… счастлив…, но не будете ли вы столь любезны смотреть именно в ту точку, которую я указал.

Чечиллия. Я устала, мастер Леонардо. У меня затекла шея, а рук я вообще не чувствую из-за того, что вы велели мне держать их на весу.

Леонардо. Ещё две минуты, драгоценная Чечиллия, – и я вас отпущу. Остальное допишу по памяти. Видите, Чечиллия, вы тоже устали от однообразной позы, а после того, как вы смените её, а потом снова примете, она станет естественнее, свежее. Так и мне отход от одной деятельности и обращение к другой не мешает, а помогает достигать интересных результатов и там, и там. Вот, например. Увлёкся я недавно математикой.

Чечиллия. Никогда не думала, что она может быть увлекательной.

Леонардо. О! Эта наука прекраснее всех прочих! Во-первых, она чище других. Алхимик имеет дело с веществами, от которых зачастую не знает, чего ждать: вещества ведут себя непредсказуемо, могут загореться, могут выкипеть, убежать…

Чечиллия (не выдерживает, смотрит на Леонардо). Убежать? Как молоко?

Леонардо. Умоляю, в сторону, дорогая мона. Да, как молоко. Естествоиспытатель или медик имеет дело с природой. Природа прекрасна, но и она, случается, пачкает руки и одежду. Даже философ вынужден говорить с человеком, от которого, бывает, неприятно пахнет, или чьи умозаключения грязны настолько, что отмыться порой бывает очень трудно. И лишь математик имеет дело с чистым миром идеальных понятий, для которого нужен только его разум и больше ничего.

Чечиллия. А чернила? Разве они не пачкают пальцы?

Леонардо. Математику часто не нужны и чернила. Ему важна одна сияющая чистотой мысль. А если необходимо помочь себе в размышлениях записями и рисунками, то наши древние учителя обходились прутиком и песком на берегу.

Чечиллия. Но не отвлекают ли вас занятия наукой от искусства? Разве не противоречат они друг другу?

Леонардо. О, напротив! Дополняют и обогащают друг друга! Знаете ли вы, Чечиллия, что пропорции картины, наиболее приятные глазу, имеют точное числовое выражение.

Чечиллия. Какое?

Леонардо. Не могу вам сказать.

Чечиллия. Секрет? Тайное знание? Вы принадлежите тайному ордену?

Леонардо. О нет, что вы! Дело не в этом! Просто оно довольно долго и сложно вычисляется, но, поверьте, в конце концов, предстаёт во всём своём блеске. Ну, вот и всё. Вы можете встать и походить, любезная донна Чечиллия.

Чечиллия. Ох, спасибо! (встаёт, разминается, Леонардо следит за её движениями). А посмотреть я могу?

Леонардо. О, конечно.

Леонардо отступает. Чечиллия подходит к портрету, смотрит.

Чечиллия. О, боже, мастер Леонардо, кто это? Кто это у меня на руках?

Леонардо. Горностай.

Чечиллия. Почему?

Леонардо. Как символ вашей нежной любви к венценосному синьору. Посмотрите, как ваши руки обнимают его.

Чечиллия. Но стоит ли напоминать герцогу о моей нежной любви?

Леонардо. Вы, как никто, достойны были стать венценосной синьорой, но увы, герцог Сфорца принял политическое решение, и теперь его жена приказывает удалить вас из дворца.