Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 124 из 128

Люба положила трубку и с улыбкой повернулась ко мне, всем своим видом спрашивая: «Ну как я в роли убитой горем?»

— Прямо Театр сатиры на дому! Сыграно натурально. На улице тоже ходи с постным лицом. Может быть, я нагнетаю атмосферу, но чем черт не шутит.

— Кстати, она просила не звонить по тому телефону…

В отпуск мы не поехали и решили заняться ремонтом квартиры. Люба была неугомонным человеком. Прежде чем начали переклеивать обои, она дважды сделала перестановку мебели, выискивая оптимальный вариант. Я безропотно выполнял роль статиста и бессловесного помощника в передвижке. Потом мы переклеили обои. Оказывается, Люба была хорошо знакома с техникой этого дела, и мы за день полностью управились с одной комнатой. Ангелина больше не звонила, и я, не высказывая вслух своих мыслей, пришел к выводу, что она входила в часть этого заговора со своей машиной. Ее задача заключалась в том, чтобы срочно увезти меня с места происшествия. Именно в том случае, если я вдруг останусь жив. Потом, чтобы придать всему достоверность, мне оставят списки свидетелей, который заберет лжеследователь. Вдруг мне пришла в голову простая мысль. Старичок с бородкой и с батоном, очевидно, живет где-то рядом с киоском и приходит сюда покупать газету. Если там «попасти» три-четыре дня с девяти до одиннадцати утра, я могу его встретить. Любе мысль эта очень понравилась, и я понял, что она в душе недовольна, что дело все застопорилось и мы не проявляем инициативы.

Удивительно, но на второй день своего «дежурства» удача улыбнулась мне — я нашел того старичка и, проследив, куда он пошел, сопроводил его прямо до дверей квартиры. Послонявшись вокруг, в порядке профилактики, я позвонил у двери. Мне открыл он сам и, прищурив глаза, несколько секунд вглядывался в мое лицо. Потом нечто вроде удивления промелькнуло на его морщинистом лице, и он молча пригласил меня войти.

— А ведь я вас вспомнил, — сказал он, довольный тем, что память его не подвела. — Вас тогда сбила машина. Какой же подлец! Умчался и помощи не оказал!

— Его Бог покарал: он попал в автоаварию и погиб, — сообщил я старичку известную мне версию.

— Ах, как разумно все устроено в Божьем царстве! — воскликнул старичок. — А что вас привело ко мне? Я тому молодому человеку все сказал, он записал мой адрес, но меня никуда не вызывали. Наверно, отпала нужда.

— Скажите, много тогда было свидетелей?

Он задумался, прищурив глаза, будто вглядывался в этих людей.

— Девушка, которая шла за вами следом. Но ее почему-то товарищ не записал. Потом, полная женщина, она твердила, что водитель был трезвый. Я тоже не берусь утверждать, что он был пьян, хотя мне показалось сначала, что его покачивало. А при таком внешнем признаке ассоциация вывела меня на мысль, что я чувствовал запах алкоголя. Не могу утверждать, я не почувствовал. И потом, поймите сами, если водитель сбивает человека и хочет скрыться, то большая вероятность, что он был нетрезв. Полная женщина лучше разбирается в этом вопросе, а она утверждала, что он был трезвый. Ей лучше знать!

— Кого еще он записал в свидетели?

— Больше никого. Женщина, которая вас предупредила криком, сразу же ушла. Остались я и полная женщина — вот и все свидетели. А парень, что приехал на «Жигулях» и записал свидетелей, пошел и сел напротив в «Волгу». Я наблюдал за ним.

«Ну, молодец, папаша, в ЧК бы тебе работать с твоей наблюдательностью. Ошибаешься, дружок, там еще было пять человек, — где он их только набрал? В списке числилось семь». Вдруг меня осенило: он ведь искал в моей «Волге» что-то определенное, знал, что ОНО есть. Что же там могло быть у меня в машине, кому-то нужное позарез? Что этого при мне нет, знала Ангелина — она меня общупала, пока вела к машине. Книжка, записная книжка могла их интересовать…

Итак, круг замкнулся: кто-то сделал заказ на мое уничтожение. Записную книжку видел только один человек — «финансовый инспектор», и знал ее содержание о финансовых отчетах в КГБ. Значит, мое уничтожение — дело рук Абрамыча. Он мог даже получить официальную санкцию на мое устранение: стоило преподнести руководству идею, что моя осведомленность стала очень опасной и в определенных условиях нанесет вред Родине. Лучше, чтобы я со всей информацией, накопленной за годы, канул в небытие. Хороша перспектива! Дай Бог мне ошибиться!

Я рассказал Любе об удачных розысках свидетеля и обрисовал ей всю дальнейшую перспективу нашей жизни.

— Если так будут развиваться события, то ты скоро можешь стать молодой вдовой. Кстати, завтра или послезавтра я напишу на тебя завещание на все мое имущество.

— Нет! — воскликнула Люба, вся покраснев до корней волос. — Никогда! Не делай этого! Это будет дурным знаком!

— Какой уж тут дурной знак! Слава Богу, что мы все же разгадали этот проклятый ребус. Но будем делать вид, что мы лопоухие, ничего не понимаем. А про меня говори, что стал слаб на головку, многое забывает. Одного нельзя выпускать на улицу. Для верности нотариуса вызовем домой, чтобы он тут составлял завещание. Может, кто и поинтересуется. Глядишь, и отстанут. Хотя вряд ли Абрамыч мне простит предательство, если я даже и буду шизиком. Пока существует красная книжка…

Недели три прошли спокойно, я уже обходился без костыля.





Мы с Любой съездили на рентген. Чашечка хорошо срослась, но боль в коленке я иногда ощущал. Хирург сказал, что так будет целых полгода. Почти каждый день ездил в спортзал и хорошенько там разминался, потому что после травмы у меня ослабла прыгучесть, движения ног стали менее резкими. Моя жена, как верный оруженосец, ездила со мной в спортзал и тоже понемногу занималась спортивной гимнастикой: чтобы легко родить, надо иметь сильное тело — это ей внушил врач.

Так прошли еще две недели, я уже вышел на работу. Мои коллеги встретили меня радостно и сочувственно. Для них попасть под машину и остаться живым — это равносильно вернуться с того света.

— Ты в рубашке родился, — сказала Саша Алиханова.

— Англичане говорят: «с бриллиантом во рту». Отметим такое важное событие, как мое возвращение из небытия.

Саша улыбнулась и сказала мне тихонько:

— Мы думаем, это не случайно. Твои старые враги еще живы.

— Какие враги? — сделал я удивленные глаза.

— Твои секреты — это секреты полишинеля. Мы ведь читаем американские журналы, особенно когда речь идет там о наших людях. Вспомни художника Рогова, его имя было в статье рядом с твоим.

— Саша, то, что произошло, не имеет никакого отношения к тому, что было. Никакого! И нет ничего случайного, во всем есть своя закономерность. Такова философия.

Значит, в редакции давно знают, откуда я пришел в АПН, но деликатность не позволяла им лезть ко мне с вопросами.

Я перестал бывать на дипломатических приемах: ходить туда и затыкать уши от информации, более того, не иметь возможности выполнить ни одну информационную просьбу послов — лучше там не бывать и ни с кем не встречаться.

Однако не так-то просто разорвать дружеские отношения с Зурейкатом, Шаммасом, Хамидом. Первым позвонил посол Иордании Абдулла Зурейкат:

— Сегодня у нас небольшое торжество, мы бы очень были рады увидеть вас и вашу супругу. Будут только близкие друзья из арабских стран.

Люба не проявила особой радости и восторга, очевидно, на ней отложили отпечаток те несчастья, которые нас постигли. Поэтому и выбор одежды не занял у нее много времени. Ей очень шел голубой цвет; она знала, что мне нравится ее голубое платье. Люба выглядела в нем действительно как небесное создание, хотя глаза у нее были как у печального ангела.

— Люба, загляни в гардероб и подбери там себе соответствующие глаза. С такими глазами к друзьям не ходят.

Она улыбнулась, и мне стало приятно, что настроение, как ртутный столбик, сразу скакнуло у нее на несколько делений вверх.

Ужинали мы при свечах в небольшом зале и, кроме четырех пар послов с супругами, никого не было.

— Почему мы не видели вас на приеме в алжирском посольстве? — спросил господин Бузири. — Моя супруга жаждет познакомиться с вашей женой.