Честная сделка

Но вернемся к затребованной мэйном истории.

Итак, Р. В. Г. осенила гениальная идея. И все вышеописанное отнюдь не мои праздные фантазии — тот самый лист с названием и первыми набросками будущего шедевра некромантского искусства я нашла уже на второй месяц своего пребывания в доме. Нашла измятым, потрепанным, заляпанным каким-то пахучим соусом, но гордо пришпиленным на припорошенную мелом учебную доску — самое видное место в лаборатории. Во время магического выброса эту лабораторию запечатало так основательно, что даже противный соус высохнуть не успел… Но я опять забегаю вперед, а лучше отмотать назад.

Раджинманд Гантрам не любил людей. Не любил так истово и страстно, что в нежном возрасте семнадцати лет наваял целый трактат на тему перенаселения, падения среднего уровня интеллектуальных и магических способностей и необходимости строгого контроля рождаемости. Впечатленные и откровенно испуганные родители юного гения решили действовать от противного и отправили отпрыска эту самую рождаемость повышать — в храм под ручку с тщательно отобранной невестой. Невеста возвышалась над щуплым Раджинмандом на целую голову, была вдвое шире в плечах и раздавала приказы зычным командирским басом. Нетрудно догадаться, что брак сей отнюдь не добавил некроманту любви к людям, зато помог осознать, что истреблять или контролировать их слишком хлопотно — особенно таких, как его жена, которая и приложить может, — гораздо проще от всех отгородиться.

Здесь и начинается история Арве-мал-Тиге.

Для начала Раджинманд исполнил свой долг и оставил потомство — согласно его откровениям в дневниках, опять же найденных в лаборатории, не особо удачное.

Сын, нареченный славным именем Бруно, уродился настоящим крепышом и ожидаемо вымахал в двухметровый шкаф, на радость матери и к ужасу отца. Еще и благословения Анико удостоился в виде дара видеть магические потоки, но через несколько лет благословение обернулось проклятьем. Что-то не то он увидел и потянул, в результате чего навсегда остался несмышленым дитем. Точнее, это доктора уверяли, что мальчик просто остановился в умственном развитии, сам же Раджинманд предполагал некую форму серьезного психического расстройства, ибо даже на фоне несообразительной малышни Бруно выглядел полным идиотом. Он не понимал человеческих эмоций, каждое слово воспринимал буквально и мог забыть, с кем разговаривал пять минут назад. Что, впрочем, не помешало некроманту искренне привязаться к сыну — а может, он только потому и терпел его единственного подле себя, что чувствовал не только кровное, но и духовное родство.

На дочь же Раджинманд вообще никак не реагировал и даже имени ее ни разу не упомянул. Слабая физически, но сильная магически, она пошла по пути врачевателя и, спасая человеческие жизни, навсегда лишилась уважения и внимания отца.

Зачинать третьего ребенка он счел излишним, как и оставаться с супругой, и все последующие годы своей насыщенной жизни посвятил главной цели: создать место, куда не ступит нога человека, но при этом достаточно комфортабельное, чтобы сам Раджинманд не отвлекался от научных изысканий.

Он восстановил разрушенное семейное гнездо в Лиутском лесу, старательно нагнетая мрачную атмосферу и наполняя комнаты жуткими вещицами, чтобы никому и в голову не пришло задержаться там хоть на секунду. Провел множество омерзительно безнравственных экспериментов. И наконец, нашел идеальное решение. Да-да, умный, так его растак, дом.

Вливать собственные силы в предметы быта, чтобы они самостоятельно обеспечивали все потребности хозяина, было слишком накладно, а вот если… привязать к ним души? Мощные и полные энергии, сияющие и замкнутые в единую цепь, так что хватит единственного ритуала подчинения, и дом оживет, послушный некромантской воле.

Будущих слуг Раджинманд Гантрам подбирал тщательно, с умом, много лет. Он ловил обладающих нужными качествами умерших по всему материку, а кого-то, подозреваю, мог и сам умертвить во имя науки и собственного благополучия, но таких подробностей, к сожалению или к счастью, в его дневниках не было. И все бы прошло без сучка, без задоринки, кабы не упомянутая привязанность некроманта к сыну, которого он зачем-то приволок с собой. Благословленный Бруно даже после печального происшествия в детстве потоки видеть не разучился и как-то вмешался в финальный ритуал.

И вот результат: дом ожил, но слуги, которые по задумке должны били лишиться личностей и собственного мнения, прекрасно сознавали и себя, и свою горькую участь, а потому всячески ей сопротивлялись. Лабораторию со всеми секретами Арве-мал-Тиге запечатало магическим выбросом, а безвременно почившие Раджинманд и Бруно Гантрам пополнили собою хор бестелесных голосов.

Безымянная дочь некроманта еще при его жизни родила вне брака, и ее сын, желая смыть с семьи позор, устремился к величию и дослужился аж до придворного мага. Как потом и его сын, за которого мне не посчастливилось выйти замуж.

Летописцы обрыдаются над нашими судьбами.

***

Разумеется, Рэйнеру я рассказала далеко не все, так что его ставка на усталость и растерянность не сработала. К примеру, выдавать лабораторию — единственное место, недоступное для призраков — я не собиралась под страхом смерти. Как и делиться причинами, по которым муженьку вздумалось притащить меня в это змеиное гнездо на растерзание безумным предкам и их рабам.

Я изложила лишь основные сведения, как мэйн и просил: кто, когда, зачем, как. И все равно под конец язык распух, а во рту пересохло, так что я начала задумчиво поглядывать на так и позабытую на столе чашку чая. Ну а что, Рэйнер вроде жив…

Говорить я старалась без особых эмоций, но даже сухие факты произвели на него неизгладимое впечатление. Бедолага несколько раз нервно менял позу и с каждым словом хмурился все сильнее, пока брови окончательно не срослись в одну. Конечно, это вам не императорский полк, где правят бал офицерская честь и совесть, а дом некроманта, презирающего весь род людской.

Остывший чай я все-таки выпила. Медленно, после каждого глотка прислушиваясь к организму. И пока пила — Рэйнер не проронил ни слова. И через пять минут. И еще через пять тоже…

— Эм… — Я прокашлялась, совершенно не представляя, как вывести его из ступора, но мэйн и сам очнулся.

— Идите спать, вы устали, — произнес глухо и отстраненно.

Дважды меня просить не пришлось. Не то чтобы мне было не любопытно понаблюдать за сменой чувств на его лице или расспросить о сделанных выводах, но не только у Рэйнера выдался тяжелый день. Мне пережитых эмоций и вовсе на неделю вперед хватит.

Я поднялась, куда как менее резво, чем хотелось бы, и даже успела сделать несколько шагов к лестнице, когда в спину ударило:

— Можете занять свою прежнюю спальню, я выбрал себе другую.

Щеки обдало жаром, и я порадовалась, что мэйн не видит моего лица. Вот было бы весело, завались я на хозяйскую кровать…

Глаза слипались, и путь наверх я практически не запомнила. Помню только, что пришлось возвращаться за оставленным внизу чемоданом, но Рэйнер моей беготни, похоже, даже не заметил — так погрузился в раздумья. Потом было бесконечно долгое разоблачение — расстегнуть платье без Тильды оказалось крайне сложно, а она так и не сменила гнев на милость — натягивание сорочки и, наконец, мягкая постель.

И мне даже поспать удалось. Секунды три перед тем, как стены задрожали от ритмичных ударов и раскатистого:

— О-м-м-матанда-а-а-ариос-схи-и-и-индроту-у-ур-р-р-р-р.

Застонав, я накрылась подушкой, но учгунжские напевы звучали будто прямо в моей голове. А потом и кровать всколыхнулась, словно на нее запрыгнул крупный кот, и с меня нагло стянули одеяло.

— Не смотри, не смотри, — шептала я, плотнее прижимая к лицу подушку.

— Юта.

— Не смотри, и они уйдут.

— Мы скучали.

— О-м-матур-р-р-ринда-а-а-атума-а-а-а-а…

— Юта.

— Поиграй с нами.

Мой хлипкий щит все же отобрали, пусть и не с первой попытки. Призрачным детским ручкам удержать материальный объект вдвойне труднее, но эти уж если вцепятся — сопротивляться бесполезно, силы там немерено. Я упрямо зажмурилась.