Честная сделка

Нельзя выпустить девяносто девять, или сколько там было, душ на свободу, а сотую эгоистично оставить при себе. To есть эгоизма мне бы, наверное, все-таки хватило, а вот знаний для осуществления задуманного — вряд ли. Тем более я сильно сомневалась, что Тильда пожелала бы остаться. Она явно вела какую-то свою игру, и немного жаль, что я так и не узнаю, чего она добивалась и правду ли сказал некромант насчет накопителя.

Но только немного… а вот потерянной подруги жалко было до слез.

Я даже носом пошмыгала под мерное бормотание доктора, когда за нашими спинами вдруг раздалось:

— Слава Анико, вы очнулись!

Мы с Эморри развернулись: я — быстро вытирая повлажневшие глаза, он — тяжко вздыхая, очевидно, о том, что не успел сбежать.

Рэйнер на мгновение замер посреди подъездной дорожки, пока за плечом его гасла арка туннеля, а затем практически подлетел к нам и стиснул мои плечи:

— Как вы?

— Прекрасно, — пробормотала я, пытаясь вырваться, хоть и не особо активно.

Но и этого вялого трепыхания хватило — мэйн отступил на шаг и нахмурился.

— Что-то болит? — спросил напряженно.

— Нет, что вы. — Я выдавила улыбку. — Доктор Эморри отлично знает свое дело. — Затем перевела взгляд на поскучневшего доктора и улыбнулась уже ему. — Даже не знаю, как вас обоих благодарить. Вы мои спасители! Вот и мэйн Рэйнер настоящий герой, защищал нас с мэтром Штанге от… от стихии собственной грудью.

— И сам угодил под завал, — проворчал Эморри.

— Но ведь героически угодил. А еще он прекрасно разбирается в целебных растениях, и их здесь, в его саду, великое множество, правда же?

Я с надеждой уставилась на совсем уж мрачного Рэйнера, и он процедил сквозь зубы:

— Ничего в этом не смыслю.

— И дом хоть и пострадал, зато земля здесь на вес золота, — продолжила я нахваливать потенциального жениха, пусть и не своего.

— Землю без дома никто продать не позволит, — рыкнул чужой жених, не оценив моих потуг.

— И при дворе он бывает постоянно.

— Только если вынуждают.

— И ведет активную светскую жизнь.

— Ненавижу эти сборища.

— Да и, в конце концов, умудрился возглавить целую пехотную дивизию, а ведь ему нет и тридцати!

— Мне тридцать два.

— Кто откажется принять в семью такого героя?

— Доктор Эморри, вас сопроводить туннелем?

Я так и замерла с открытым ртом, а доктор Эморри, кажется, впервые на моей памяти вполне искренне улыбнулся:

— Благодарю, но вам не стоит сейчас перенапрягаться, да и мне прогулка не повредит.

По мне, так его от этих прогулок должно уже воротить. Кстати, почему Лена не доставила отца на пролетке с ветерком? Так, глядишь, Рэйнер бы прямо сейчас и…

В красках представляя, как мэйн объясняет потенциальной супруге, что домик хоть и перекосился, но подлежит восстановлению, и вообще места здесь чудесные, а эта чужая тетка вот-вот уедет и больше не вернется, я так увлеклась, что пропустила уход доктора. И очнулась от покалывания во лбу, точно туда шипы вонзали — но нет, это всего лишь Рэйнер сверлил меня недовольным взглядом.

— Что вы тут устроили?

— Ничего. — Я невинно похлопала ресницами. — Разве вам не хочется понравиться будущему тестю?

Он вздохнул устало, и злость из штормовых глаз испарилась.

— Глядя на вас, будущему тестю мне хочется исключительно врезать. За все ваши дурные мысли о себе.

— Что? — Теперь хмурилась уже я. — При чем здесь…

А вот договорить мне не дали, ловко заткнув рот поцелуем. Поначалу резким, жестким, торопливым, а затем нежным, щемящим, вынимающим душу…

— Так понятнее? — выдохнул мэйн, отстранившись, но совсем чуть-чуть, отчего я никак не могла рассмотреть его лицо.

Я помотала головой — и вовсе не потому, что хотела еще одного пояснения, хотя кто знает…

— Ваш сюртук так и валяется на земле, — прошептала я, когда мы с трудом прервали второй поцелуй и застыли, сцепив руки и прижавшись лбом ко лбу.

Полагаю, мэйну было демонски неудобно сгибаться в три погибели, но он стоически терпел и даже казался довольным. Счастливым.

— Плевать.

— И дом разрушен.

— Отстроим заново.

— А призраки точно ушли?

— Точно, я проверил.

Мы еще немного помолчали, прислушиваясь к дыханию друг друга, и не сговариваясь повернулись к дому.

— Добились-таки своего, — непонятно хмыкнул Рэйнер, и я запрокинула к нему лицо.

— Добились своего? — спросила удивленно.

Он кивнул на наши переплетенные пальцы.

— В смысле… вот это и было их целью? — уточнила я, поднимая наши руки.

— Юта, — Рэйнер нежно улыбнулся и свободной рукой погладил меня по щеке, — первый ритуал Гантрама прервала его любовь к сыну. Думаю, они были уверены, что для освобождения в сердце пентаграммы должны стоять двое, связанные подобным чувством.

— Потому мне и позволили продать дом, — прошептала я.

— Потому мне и позволили приблизиться к дому, — вторил мне Рэйнер.

— Ты тоже веришь, что без… — я смутилась и отвернулась, — без этого чувства ничего бы не получилось?

Он загадочно промолчал, а когда я осмелилась вновь поднять взгляд, на секунду прижался своими губами к моим:

— Я тебя люблю.

И действительно, какая разница, что принесло ритуалу успех? Мои чувства к Рэйнеру, моя невольная привязанность к призракам или ни то, ни другое, а просто слепая удача и новая сторона моего дара?

Главное, что пленники наконец обрели долгожданную свободу, а я… Я тоже. Обрела.

Я покрепче прижалась к Рэйнеру, глянула на дом, уже представляя просторные светлые комнаты вместо нынешнего бордово-черного великолепия, и вдруг подумала…

А что из сегодняшних приключений запомнил мэтр Штанге?

Эпилог

Эпилог, в котором нарушаются клятвы и законы мироздания

Пока Вэлтен Джакоб Александр Готтфрид Рэйнер Четвертый старательно выводил свое бесконечное имя и список ласковых прозвищ пальцем в луже пролитых на новый стол сверхстойких чернил, я вяло размышляла о превратностях судьбы и бренности бытия.

Шансы на то, что из десяти сверкающих баночек, сын выберет именно эту, единственную в своем роде, были ничтожно малы. А на то, что он выстроит свой первый в жизни туннель в запертый отцовский кабинет именно в день доставки стола, — и того меньше. Впрочем, стоило ли удивляться этим математическим чудесам, раз уж сегодня Александр побил самый главный в Аделхайде рекорд по невероятным стечениям обстоятельств? Я бы даже сказала, нарушил закон природы, но некие сохранившиеся в доме от прежнего хозяина книги утверждали, что такое уже случалось.

Итак, трехлетний Александр Рэйнер построил свой первый туннель. Другой Александр Рэйнер, которого я упрямо звала Готтфридом, явился в кабинет через минуту после меня и теперь наблюдал за деяниями сына с широкой улыбкой и научным интересом, сияющим в серых глазах.

— Невероятно! — наконец изрек Рэйнер-старший.

— Ты про его навыки в письме или про наследственный дар? — угрюмо уточнила я.

— Он не может быть наследственным, благословение так не работает, — как маленькой объяснил муж. — Просто Анико счел нас достойными.

Я скептически скривилась, но спорить не стала, хотя лично мне подобное благословение бога-шутника не сулило ничего хорошего. Александр и так рос ребенком активным и неусидчивым, а еще крайне любопытным, и если дар ему достался такой же сильный, как отцу, чувствую, ловить нам его когда-нибудь на соседнем континенте…

— Не переживай, — прекрасно понял мои опасения муж и, крепко прижав к себе, поцеловал в висок. — Я настроюсь на него, буду перехватывать все туннели. Кто ж еще справится с юным кротом, как не такой же крот?

— Это все твое имя, Готтфрид, — упрямо пробормотала я. — А ведь я клялась, что никогда и ни за что…

— Традиции — это святое, — нагло хмыкнул мэйн и еще с минуту полюбовавшись перемазанным чернилами сыном, удалился. — Велю Марте тут прибраться.