Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 40

Однако соображалка продолжала работать, мысли не путались, сознание не выключалось. «Что это за стрела, которая меня даже не вырубила?» – подумалось ему. Он поднял глаза и увидел Хорохора, с победоносным видом парящего прямо над ним. Заметив изумленный взгляд вурдалака, ворон с торжествующим хрипом заграял:

– Так тебе! Я отомстил!

– Это ты меня клюнул? – вышел из себя Горихвост.

И тут новая вспышка едва не прожгла суму, перекинутую через его плечо. «Длака! Только бы ее не задело!» – мигом сообразил он. Ему стало не до дурного летучего крикуна. Он подхватил суму и бросился в сгущающиеся сумерки, где едва виднелась колышущаяся на ветру Мокушина береза.

– Он тут! Я слежу за ним! Пли! – хрипел над его головой Хорохор.

Горихвост попытался разглядеть, откуда несутся стрелы. Ветра овевали Девичье поле со всех четырех сторон света, и только поодаль, у околицы Грязной Хмари, что осталась за спиной, да перед господской усадьбой, огоньки которой проглядывали по правую руку, темнели заросли кустарника и одинокие купы деревьев. Впереди и чуть слева простор загораживали невысокие холмики, за которыми спряталась Курдюмова мельница.

Ворон хлопнул крылом так близко, что сбил пыль с гривы жестких волос. И тотчас же из-под раскидистой ивы, пристроившейся на краю мелкого болотца у княжеского двора, вырвалась огненная стрела и устремилась прямо к нему. Горихвост и опомниться не успел, как увидел, что пылающее острие несется ему в переносицу. Он едва успел отвернуться и сделать полшага, а стрела уже падала ему на загривок, не оставляя ни малейшей надежды сохранить шкуру без новой дырки.

И тут он споткнулся о пухлый тюфяк, неразличимый в сгустившейся темноте. Горихвост со всего маху рухнул на землю, дергая коленями и оббивая новенькими каблуками мягкую рухлядь, попавшуюся под ноги.

– Ой! – жалобно выкрикнул тюфяк голосом мельника.

Стрела пролетела в том месте, где только что был воротник Горихвоста, вонзилась в кочку и осветила перепуганное лицо Курдюма, распластавшегося на траве.

– Промах! Точнее бей! – с досадой програял ворон.

– Ты чего тут? – заорал на Курдюма вурдалак.

– А ты чего? – взорвался в ответ мельник.

– Тебя ищу! Зачем прячешься?

– А ты зачем сапогом меня пхаешь? Я этот сапог сам тебе подарил, а ты вот как со мной?

Из-под ивы вышел светящийся силуэт. Сквозь вечерние сумерки проступила фигура охотницы, сжимающей в руках тул с целым снопом полыхающих стрел. Ярогнева наложила одну из них на блестящий от искорок лук и начала натягивать тетиву.

– Сейчас вдарит, – обреченно подвел итог мельник.

– Жги! Дырявь! – радостно захлюпал над головами ворон.

Горихвост засадил под зад Курдюму душевный пинок, мигом поднявший его с земли, и подтолкнул в сторону одинокой березы. Ярогнева неторопливо шагала по полю, рассчитывая в этот раз стрельнуть наверняка. Ее худая фигурка маячила уже за полтораста шагов, и судя по тому, как неуклонно она надвигалась, теплой встречи было не миновать.

Горихвост затащил упирающегося мельника под березу и перевел дух.

– Отличное укрытие! Спрятались так, что никто не найдет! – издевался над их головами ворон, нарезающий вокруг березы круги.

– Мельница! Всего триста шагов, – задыхаясь, просипел Курдюм.

– Не успеем! – едва выдохнул Горихвост. – Поле голое, тут же подстрелит.

– Я не старый. На тот свет еще рано, – отрывисто бросил Курдюм.

– Заткнись и не ной! – саданул его кулаком в бок вурдалак.

– Чего дерешься? Я что, тебе враг?

– Если не враг, то скажи, где Лутоха.

– Давеча видел его на Ветхом капище. Он там ночью и днем ошивается. Ставит жертвы ушедшим богам. Вот ведь дурень! Кому жертвовать? Они же ушли. Полоумный, и только.

– А чего ему надо?

– Дурака кто поймет? У него в голове черти устроили пляску. Хочешь знать, что я думаю? Деда твоего, вечная ему память, этот лживый юродивый тоже в жертву принес своим каменным истуканам. И убийство, и пытка, и отрезанная голова козла – все это нечестивый обряд, списанный с черной книги.

– Зачем ему это?





– Уж больно он был обижен на старых кудесников за то, что они не пытаются вернуть сбежавших богов. Вот и принес последнего из волхвов в жертву поганым кумирам. Может, надеялся, что те его наградят. А может, еще большее лиходейство задумал. Ты послушай меня, Горюня!

Мельник приблизился и жарко задышал Горихвосту в лицо.

– Не ходи к нему! Не ищи лиха! Этот дурень вконец сбрендил. Ради идолов на любой грех готов. Попадешься ему – и тебя принесет в жертву таким способом, что сам взмолишься, кабы тебя побыстрее прикончить. Я таких мракобесов никогда прежде не видывал. Отступись – цел останешься.

– Не могу отступиться, Курдюм, – проговорил Горихвост, ослабляя железную хватку и давая приятелю волю. – Долг за мной. Кровный долг. Я обязан ему отомстить. Да и как с этим убийцей смириться? Ведь он бродит на воле. Кого еще он захочет убить? Не будет всему Гремячему долу покоя, пока его не накажут.

– Ты уж не обессудь, но драться с погаными мракобесами – не по моей части, – опустил глаза Курдюм.

– Так и есть. Я на тебя не в обиде, – потрепал его по плечу вурдалак. – Мстить за кровь – дело родственное, тут мне никто не помощник. Это дело я должен сам до конца довести.

– Эй, волчок! – раздался звонкий девичий голос. – Тут твоя малолетка пришла. Чего не встречаешь?

– Приходи годика через три – встречу, – отозвался Горихвост.

– Через три годика ты будешь уже старичком.

– Этот старичок тебе такого перцу задаст, что ты мать родную забудешь.

– Ой, смотрите, как расхрабрился! Если ты такой храбрый – то выходи, потолкуем.

– А чего выходить? Пожалуй ко мне сама, – подозрительно ровным голосом откликнулся Горихвост.

Ворон, устроившийся в ветвях на безопасной высоте, аж зашелся от возмущенного грая.

– Вот я к тебе и пожаловала, – быстро нашлась царевна. – Три версты за тобой гналась, как простушка за иноземным принцем. Теперь твой черед мне на глаза показаться. Либо ты сдашься, либо я тебя продырявлю.

– Нам конец, – всплеснул пухлыми ладошками мельник. – Государи Вселенной, хоть я в вас и не верю, но молиться больше некому, так что спасайте меня, потому как окромя вас уже больше никто не поможет…

– Чего ж ты не стреляешь? – выкрикнул вслух Горихвост, и на этот раз в его голосе ясно звучала насмешка.

– А вот и стрельну, – нерешительно вымолвила Ярогнева и от досады закусила губу.

Курдюм высунулся из-за березы и с любопытством начал разглядывать, что происходит. Ночная тьма стала уже непроглядной, но тул с огненными стрелами в руках девы светил так, что она сама казалась пламенным существом из небесного мира. Одна из стрел лежала на луке, но спущенная тетива болталась, как будто охотница и не собиралась стрелять.

– А чего она? – поднял голову к Горихвосту Курдюм.

– Молчи! – ухмыльнулся тот.

Ворон сорвался с ветки и обеспокоенно закряхтел:

– Сдавайтесь! Вы посреди голого поля, деться некуда!

– У тебя в хвосте лишние перья? Лети ко мне, мигом поправим! – ответствовал вурдалак.

Ярогнева нерешительно остановилась в десяти шагах перед деревом.

– Горюня, чего ты? – дрожащим голосом зашептал мельник. – Она нас прямо тут и пожжет вместе с этой кривой березой.

Горихвост взглянул на него свысока и расхохотался:

– Вот ты других дурнями обзываешь, а сам ни бельмеса не смыслишь! Береза-то непростая. Это Мокушино дерево. В нем живут души умерших женщин, что служили Небесной Царице. Им тут и требы ставят, и одежку оставляют – смотри, сколько тряпочек и обрывков навязали на ветки. Ни один лесной брат, а тем более девка, на таком дереве даже листика не тронет – побоится причинить боль невинной душе. Оттого наша охотница и перестала палить.

– Ну так что – ты идешь? – с беспокойством выкрикнула Ярогнева.

– Размышляю, – нахально откликнулся Горихвост. – А пока отпусти моего дружка. Он-то тебе, чай, не нужен?