Страница 18 из 40
Горихвост закряхтел, потер бок и полез по ступеням наверх. Когда он добрался до зала, клубы дыма, будто нарочно поднявшиеся из колодца, снова закрыли обзор. Призрак пропал из виду, но вурдалак все равно помчался вперед, зная, что тому некуда деться. Через десяток шагов он споткнулся, больно ударившись лапой – вот и он, тот самый язык, высунутый из башни, будто трамплин для прыжков в огненный бассейн. Кубарем покатился – на полном ходу на ногах было не удержаться – и ткнулся мордой во что-то мягкое и сухое, кажется, ту самую черную свитку.
Ну наконец-то! Теперь ты от меня не уйдешь!
Волчьим чутьем Горихвост догадался, что загоняет добычу в тупик – на узенькую площадку, в которую превращался кончик змеиного жала. Жало это нависало над лавовым озером, и уж лучше было бы призраку сдаться, чем балансировать на самом краю судьбы. Но клубы дыма, дрожание пола – как они мешают! И откуда они берутся?
Мгла впереди покачнулась, словно кто-то размахивал полами длинной одежды.
– Не уйдешь! – прорычал Горихвост.
А бархатная свитка с серебряным черепом опять затрепыхалась у него перед носом, как будто нарочно дразня.
– Да он издевается, пес шелудивый! – решил Горихвост и со всех лап ломанулся за ней.
Черная свитка опять показалась в клубах и застыла. Под ногами скользил гладкий мрамор – бежать приходилось уже по площадке, нависшей над бездной. Тут нужно быть осторожней – в любой миг можно свалиться с обрыва. Но раз призрак мелькает на пути – значит, там еще можно ступить.
Не помня себя, Горихвост сжался и резко взмыл ввысь. Передние лапы вытянулись, стараясь впиться когтями в добычу. Пасть хищно раскрылась, обнажив острые зубы. Ах, что за сладкое чувство охоты, когда бросаешься на добычу и знаешь, что ей не уйти!
И в этот миг свитку дернули в сторону, как будто опытный тореадор ускользнул из-под носа быка. Горихвост опустил лапы, чтобы мягко спружинить на раздвоенный язычок, но твердой почвы в нужном месте не оказалось. Вместо нее под холодеющим брюхом засвистела ветристая пустота. Тяжелая голова перевесила тело, Горихвост наклонился носом к земле и полетел вниз, отчаянно суча лапами.
Отчего я не сокол? Почему не летаю? Так поет деревенская голь в своих песнях. Вот бы вам полетать так, как я!
За пределами башни не было дыма. Не дрожала земля под ногами, и пол не ходил ходуном. Но Горихвост отдал бы все на свете, чтобы снова нащупать твердую опору – пусть она и шатается, пусть дрожит, как ей вздумается, лишь бы за что-нибудь уцепиться и на чем-нибудь удержаться.
Мимо носа его проносились гладкие грани башни. Мелькнул изгиб золоченого тела дракона, в котором пряталась лестница. Как хорошо сбегать вниз по ступенькам, а не падать со всей высоты!
Его несло прямо в озеро оранжевой лавы, мимо узкого берега острова, в гранитные скалы которого вгрызалась башенная стена. Обманул меня чертов призрак! Поманил свиткой, а после убрал ее из-под носа. И ведь как надул, злобный шут! Да и сам я хорош – попался, как последний простак. Ай, да что теперь говорить! Вот оно, раскаленное озеро, и я лечу в него вниз головой. Сейчас сварится супчик из свежего вурдалака. Только кто его будет расхлебывать? Не поминай меня лихом, лесная братва!
Лава в озере текла струями и кипела, выбрасывая оранжевые пузыри. Лопаясь, они плевались россыпью алых брызг, которые шипели и застывали в полете. Один из них угодил на шкуру вурдалака и едва не прожег ее. Еще один миг, и…
И тут Горихвост почувствовал, как чья-то жесткая лапа ухватила его за шиворот и резко вздернула вверх. Ого! Кто это меня так?
Над прижатыми ушками захлопали чьи-то крылья. Где-то я уже слышал такие перепончатые хлопки. Ну и силища у этого летуна – это вам не ворона с ее дурным граем. Вона как меня потащил!
– Эй, нельзя ли повыше? – завопил Горихвост, успевший перевернуться в нормальное положение – лапами вниз, головой вверх. – У меня хвост обжигается. Ты меня что, хочешь в огне утопить?
Он повис, щурясь, в воздухе, совершенно беспомощный, как щенок, которого показывают на ярмарке покупателю. Перепончатые крылья над головой оглушительно хлопали, перенося его через озеро лавы, после – через скалистый гребень Змеиной горы. За ее зеленовато-желтыми склонами взгляду открылись такие знакомые просторы: Дикий лес с его Туманной поляной, уносящийся в небеса Мироствол, дальше – Грязная Хмарь с ее тоненькими, такими милыми струйками дыма из труб, а за ней – Ветхое капище с его истуканами и серебристая нитка Шерны.
Железные когти еще крепче впились в загривок, пронзив острой болью. Горихвост изловчился и тяпнул захватчика за длинный палец. Как бы не так – едва клык не сломал! Кожа жесткая – не прокусишь. Схвативший его летун хриплым голосом ойкнул, разжал пальцы и грубо выругался.
Горихвост со всего маху грохнулся оземь, перекувыркнулся и покатился вниз по крутому склону, ударяясь попутно о кочки и камни.
Бах! – и в бок въехал жесткий валун, отчего его подбросило и зашвырнуло подальше.
Бум! – он снова подскочил на уступе, взлетел в воздух, шлепнулся, и опять покатился, словно праздничное колесо, пущенное с пригорка в Ярилин день.
Лихо-марево, когда ж это кончится? За что тут зацепиться? Я ведь вконец побьюсь!
Боги смилостивились, крутой склон превратился в пологий, и его перестало вертеть и швырять. Он распластался на засохшей траве и прикрыл голову лапами. Перед глазами все ходило ходуном, небо качалось, а земля пучилась и вздымалась.
Перепончатые крылья хлопнули над головой, грубые лапы схватились за шкуру так, будто хотели сорвать ее с мясом, а низкий, с грудной хрипотцой голос продышал в ухо:
– Что, сбежать вздумал?
Как впились в холку эти крючковатые хваталки! Как будто щипцами стиснули. А когти-то, когти – того и гляди, продырявят шкуру насквозь! Разве у призрака такие бывают? И пахнет от этого чудища не коноплей, а прелым мхом, древесной гнилью и сохлыми желудями – как раз такими, что валяются у корней Мироствола.
Мироствол! Корни! Страж дерева!
– Вахлак, это ты? – радостно заголосил Горихвост, стараясь извернуться и взглянуть на захватчика.
– А ты ждал кого-то другого? – грозно пробасило чудище.
– Да отпусти же меня! Не признал, что ли? – Горихвост ухитрился скосить глаза.
Так и есть! Здоровенный упырь зло сверкал на него налитыми кровью глазами. Ростом – со вставшего на задние лапы медведя, весом – пудов двадцать, не меньше, морда со скошенным пятаком, щеки заросли жесткой щетиной, на тупой башке вьются козлиные рога, кривые ноги с копытами, перепончатые крылья за спиной хлопают, будто простыни, и в довершение картины – хвост, словно бич с острым шипом на конце. Такая тварь только в кошмаре приснится, а наяву ее встретить – упасите все боги, какие только найдутся на земле, в небе и под водой.
– Как же я рад тебя видеть! – попытался обнять его Горихвост.
– Вот и славненько! – жутко осклабился упырь, обнажая клыки раза в три больше волчьих. – Значит, и за грех ответить тоже рад будешь.
– За какой еще грех?
– Зачем полез на Змеиную гору? Разве не знаешь, что Государь запретил? А ты вон что наделал. Я такого переполоха отродясь не видал. Гляжу: гора начала извергаться. Полетел посмотреть, кто ее так растревожил. И тут ты падаешь прямо мне в лапы. Хорошо хоть, виновного долго искать не пришлось.
– Никакой я не виновный! – возмутился Горихвост. – Ты правду сначала узнай, а после суди.
– Чего тут судить, и так дело ясное, – возразил упырь. – Разбудил ты гору, она и задышала. А как гора проснется – так всему лесу конец. И не говори, что не ведал.
– Это не я разбудил! – начал оправдываться Горихвост. – Это все призрак Старого барина. Я как раз его ловил.
– И чего ж не поймал?
– Обманул он меня! Заманил на край змеиного языка, да и сбросил.
– Вот ты нашему Государю это и объяснишь, – неумолимо промолвил упырь.
– Ты сведешь меня к Государю? – обрадовался Горихвост. – А я и не прочь. Только пока ты меня по лесу мыкаешь, призрак совсем уйдет. Его сейчас ловить надо, пока он недалёко.