Страница 5 из 20
Я передал эти слова Власу, и он подал документы на шахматное отделение института физкультуры.
Что же касается учебы, в МГУ неплохо преподавали, если можно так выразиться, технологию журналистского дела – в ущерб творческим проблемам и мастерству. Чувство корпоративности у выпускников, надо признать, было высокое.
По следам ледникового периода
На тернистом пути от кино к газете меня очень поддержал будущий директор Билибинской АЭС Герман Солдатов, в то время студент Московского энергетического института. Мы учились в одной школе, но познакомились лишь после её окончания, когда я изнывал от тоски в «почтовом ящике». Мы знали – молодым везде у нас дорога и верили в свои силы. Зимой вместе ходили на вечера в ДК МЭИ, и на вечеринки в студенческом общежитии. Самое большое впечатление на меня произвели китайцы: они сидели за учебниками с утра до вечера, а то и ночью. Гера не давал бесполезных советов, одобрял все мои, даже самые фантастические, планы по жизнеустройству. Как раз в такой моральной поддержке я и нуждался.
Как мудро писал царь Алексей Михайлович: «Делу время, и потехе час». Для нас потеха наступала летом. Когда у Геры начинались каникулы, мы отправились путешествовать – почти без денег, пешком, по железной дороге, а однажды на пароходике удалось устроиться. Эпизоды странствий всплывают в памяти, словно кадры черно-белого кино.
…Мы в Ясной поляне. Переночевать в деревне не пустили, пришлось отправиться в графскую усадьбу. Темнело. Устроились на охапках соломы под каким-то навесом. Проснулись поздно от звуков речи: экскурсовод объяснял посетителям, что перед ними рига, где великий писатель… Ну и так далее. Хорошо, что нас не было видно.
Другой кадр. Катер пристаёт в Кимрах. На пляже старая цыганка гадает на картах. Вдали слышатся глухие раскаты грома. И вдруг, неизвестно чему радуясь, гадалка бросает карты и поет:
Ах вы серьги, золоты колечики,
Покатились на траву,
Ты ушла и твои плечики
Скрылися в ночную тьму…
Замечательное времечко!
Путешествие по Тверской области несомненно, оказало влияние на дальнейшую жизнь. Жители встречали нас как гостей. Выйдя из автобуса у первой же деревни, мы решили отметить начало пути. Стакана не было. Зашли в маленький магазинчик – купить. Выслушав нас, юная продавщица удивилась и поставила на прилавок две чашки из продававшегося дорогого немецкого сервиза, а рядом положила зелёные огурцы – на закуску. Мы шли вдоль истерзанной колеями грунтовой дороги, без всякой карты, и точно знали, что ночевать будем в сарае, на сеновале, а то и в избе, на кроватях с пружинными матрасами, под сшитыми из разноцветных лоскутков одеялами.
Окошки в деревянном кружеве наличников, горницы с иконами в красном углу и застекленными рамками с фотографиями живых и погибших – такое не забывается. Бобыль, живущий в сторожке, сохранившейся среди поросших травой развалин спиртзавода, разоренного ещё во времена «сухого закона», объявленного Временным правительством. «Магазин в доме», где хозяйка рассчитывается с покупателями до копейки – они свои, деревенские, не додашь, со свету сживут. Лесной кордон. Две коровы вприпрыжку бегут к пруду и забираются в воду, лишь головушки торчат.
– Бурёнки от слепней прячутся, – поясняет ещё не старая хозяйка. Она живёт здесь в добротном доме вместе с шестнадцатилетней дочерью.
– А дочь скоро придёт?
– Куда там. Дай Бог под утро заявится. Молодо-зелено, самое время погулять. А то 18 лет стукнет – кто такую старуху замуж возьмёт!
…Крепкий старик говорит, что вот уже 20 лет не видел сестру.
– Далеко живет?
– Да нет, километрах в четырёх отсюда. Вы как раз в ту деревню и направляетесь. Не забудьте от меня привет передать.
Разные встречи. На вопросы отвечают охотно, хотя порой неожиданно, и всё это исстари наша земля, не чужие нам люди…
Всего 20 километров от Твери – удивительной красоты Петровские озёра с островами, до которых летом можно добраться на лодке, а зимой – по занесённым снегом тропам. Вокруг – топкие болота с торфом и клюквой – желанной добычей для жителей трёх расположенных на островах деревень. К местам разработки торфа проложены узкоколейки. Среди болот загорелые дядьки усердно собирают ещё недозревшие ягоды, чтобы свезти на рынок.
– Рановато, поди…
– В самый раз. Если не мы сегодня, завтра другие придут. Пусть она полежит, а не дойдёт – в марганцовке искупнём…
Такую вот картину мы застали на месте большого в незапамятные времена посетившего тверскую землю ледника. Теперь она, конечно, сильно изменилась. Торф почти никому не нужен, одной клюквой не прокормиться. Гостеприимные островитяне покинули озёра. Зимой в миленьких озёрных деревеньках никто не живет. А летом наступает пора паломничества рыболовов, охотников и просто туристов, жаждущих познакомиться с последствиями ледникового периода.
Может, эти маленькие путешествия и пробудили у Германа тягу к перемене мест? Окончив МЭИ, он уехал на заполярную АЭС и спустя несколько лет стал директором. Я же, наоборот, попав в объятия прессы, не очень-то любил ездить в командировки. Казалось, любую тему можно найти в Москве.
Много лет спустя Солдатов вернулся в столицу с женой и двумя сыновьями. Он продолжил заниматься атомной энергетикой и участвовал в устранении последствий Чернобыльской катастрофы.
Жизнь ужасно коротка, да и та прошла в «МК»
Лаборант и кочегар
Утром я быстро зашагал к ближайшему от дома стенду «Московского комсомольца». Стенд был на месте, а вот четвёртая страница газеты отсутствовала. Сдерживая волнение, помчался к другому стенду. То же самое. Значит, люди сами прочли, и друзьям покажут.
Что же там, на четвертой странице, было? Материал «У хмельного ключа», подготовленный мной и Геной Куликовым. Первый успех, о котором так мечтали.
В отдел рабочей молодежи «Московского комсомольца» мы пришли, как только потерпели фиаско в МГУ и не с пустыми руками – принесли несколько заметок. Причем, шутки ради, мои заметки подписывали Гениной фамилией, а его – моей. И надо же – в редакции мои заметки выбросили в корзину, а его (под моей фамилией) напечатали! После этого случая мы стали подписывать все заметки вместе: Г. Куликов, кочегар и М. Шпагин, лаборант. Такое неожиданное сочетание развеселило редакцию. К рабкорам вообще относились хорошо, и нас начали понемногу печатать.
Как на страницах «МК» забил «хмельной ключ» – отдельная история. На подъездных путях у Рижского вокзала, близ которого жил Гена, останавливались цистерны «Самтреста» из Грузии. Глубоко ошибались те, кто думал, что алкогольные напитки разливали по бутылкам там же, где их готовили. Доставка в цистернах – дешевле и удобнее. К Рижскому вокзалу привозили коньяк. И всё бы хорошо, но грузинские проводники прихватывали с собой в Москву самодельную чачу, которую предварительно настаивали на табаке – чтобы крепче «забирала». Осенью парочка пенсионеров, основательно захмелев, заночевала на травке. К утру похолодало – не сильно, но настолько, что они так и не проснулись.
Редакция решила провести рейд. Нам выделили фоторепортера, милиция – своих сотрудников, и вечером, когда стемнело, мы собрались у цистерн. На стук и просьбы налить двери гостеприимно распахнулись. Проводники держали в руках стеклянные банки с рукотворным напитком, но вместо денег их встретили фотовспышками. Через день-два читатели уже познакомились с результатами нашего налёта.
Проводников «Самтреста» срочно поменяли. Один из уволенных пришёл в редакцию и сказал, что он очень нужный государству человек, так как сдаёт каждую осень полторы тонны груш. И просил послать начальству письмо, чтобы его восстановили на работе. Я отказался. Южный гость не успокоился. Он ещё несколько дней встречал в вестибюле работников редакции, преимущественно девушек, и пытался узнать, кому и сколько денег нужно дать, чтобы получить такое неофициальное послание.
Было и ещё одно взбудоражившее читателей выступление. Мы написали, как квасят капусту в так называемых дошниках, прыгая по изрубленным кочанам в резиновых сапогах. Скандал, опровержение, выговор. Но ведь правильно написали. После истории с капустой нас разъединили, объяснив, что врозь и гонорар получится выше, и количество «боевых единиц» увеличится.