Страница 64 из 85
Ассоциация была сформирована для борьбы со злоупотреблениями в налоговом департаменте и с тех пор перед каждыми очередными выборами старалась подтвердить свою полезность в газетных публикациях или несмелым «исправлением» какого-нибудь мелкого чиновника, которое обычно завершалось вдали от всеобщих глаз за кулисами высших политических кругов в лице Батлера, Симпсона и Молинауэра. Сейчас ей не хватало необходимого топлива и боеприпасов, но обвинение в преступной связи Каупервуда с городским казначейством, по мнению некоторых политиков и банкиров, могло снабдить ее долгожданной дубиной для праведного гнева.
Однако решающая встреча между влиятельными политическими силами произошла через пять дней после объявления о его неплатежеспособности в доме сенатора Симпсона, находившемся на Риттенхаус-сквер – центральном районе потомственных богачей Филадельфии. Симпсон, из квакерской семьи, обладал отменным художественным вкусом и огромным влиянием, которым он пользовался для построения своей политической карьеры. Он мог быть необыкновенно щедрым, если за деньги можно было получить могущественных союзников и полезных приверженцев, и раздавал должности мировых судей, председателей фондов, ревизоров, делал политические и административные назначения тем, кто преданно и беспрекословно ему подчинялся. Он был более могущественным, чем Батлер и Молинауэр, ибо представлял интересы штата и государства в целом. Когда политические власти, которые пытались склонить результат общенациональных выборов в ту или иную сторону, интересовались мнением штата Пенсильвания, и Республиканской партии в частности, они обращались к сенатору Симпсону. Он досконально знал обо всем, что творится в его вотчине. Симпсон уже давно перестал быть провинциальным политиком и в масштабах политики государственной представлял собой влиятельную фигуру в сенате США в Вашингтоне, где его голос во всех официальных и финансовых вопросах обладал немалым весом.
Его четырехэтажный дом в венецианском стиле имел разнообразные следы этого увлечения: и окна с цветочным орнаментом, и дверь со стрельчатой аркой, и медальоны цветного мрамора, вделанные в стены, – сенатор был большим почитателем венецианских красот. Он часто бывал в Венеции, Риме и Афинах, привозил оттуда произведения искусства и старинные статуэтки. К примеру, ему нравились суровые скульптурные бюсты римских императоров и фрагменты статуй богов и богинь – красноречивые свидетельства высоких устремлений античной культуры. В мезонине дома находилось одно из его главных сокровищ – украшенная цветочной резьбой стела с остроконечным верхом, увенчанная козлиной головой Пана, и лепные осколки прекрасной нагой нимфы – только ножки, обломанные у лодыжек. Основание стелы у ног нимфы было покрыто резными бычьими черепами, переплетенными ветвями роз. В приемной стояли копии статуй Нерона, Калигулы и других римских императоров, а вдоль лестниц шли барельефы нимф и жрецов, подгонявших жертвенных животных к алтарям. Где-то в доме стояли часы, отбивавшие каждую четверть часа непривычным благозвучным жалостливым звоном. Стены комнат были затянуты фламандскими гобеленами, а в приемной, гостиной и библиотеке стояла резная мебель, изготовленная по образцам итальянского ренессанса. Сенатор не слишком хорошо разбирался в живописи и не вполне доверял своему вкусу, но полотна в его доме были настоящие. Он уделял большое внимание своим горкам со всевозможными безделушками, включая бронзовые статуэтки, венецианское стекло и китайский нефрит. Он не был коллекционером в общепринятом смысле, он просто был любителем редкостных вещиц. Экзотические тигровые и леопардовые шкуры, покрывало из шерсти мускусного быка на диване, выдубленная бронзовая козлиная и овечья кожа для обивки столов – все создавало впечатление элегантности и сдержанной роскоши. Столовая была устроена в стиле жакоб. Представлениям о прекрасном отвечал и винный погреб, заботливо пополняемый местными виноделами. Сенатор был человеком, привыкшим жить на широкую ногу, и когда в его резиденцию приглашали на обеды, приемы или балы, там собирались сливки городского общества.
Совещание проходило в библиотеке сенатора, он принял коллег с радушием человека, которому было нечего терять, но который мог многое получить. Были поданы бутылки виски, вина и сигары, и после того как Симпсон и Молинауэр обменялись общими фразами в ожидании прибытия Батлера, они закурили, думая каждый о своем.
Так получилось, что накануне днем Батлер узнал от окружного прокурора Дэвида Петти о чеке на шестьдесят тысяч долларов. Молинауэр узнал об этом непосредственно от Стинера. Именно Молинауэр, а не Батлер, усмотрел в этом возможность извлечь выгоду из положения Каупервуда, спасти местное отделение Республиканской партии от позора и избавить Каупервуда от его трамвайных акций втайне от Симпсона и Батлера. Нужно было лишь запугать его личной угрозой судебного преследования.
Вскоре явился Батлер с извинениями за задержку. Он, скрывая свое горе за внешним благодушием, произнес:
– Наступают веселые времена, и каждый банк хочет знать, как получить обратно свои долги.
Он взял сигару и чиркнул спичкой.
– Да, выглядит угрожающе, – с улыбкой отозвался сенатор Симпсон. – Садитесь, садитесь. Недавно я побеседовал с Эйвери Стоуном из «Джей Кук и Кº», и он сказал, что слухи о связи Стинера с банкротством этого Каупервуда ходят по всей Третьей улице и что газеты скоро раструбят об этом, если не принять меры. Я также уверен, что это известие скоро дойдет до мистера Уита из Ассоциации муниципальных реформ. Джентльмены, мы должны решить, что делать. В одном я уверен: нам следует без шума вычеркнуть Стинера из списка партийных кандидатов. Мне представляется, что это может стать серьезной проблемой, и мы должны сделать все возможное, чтобы смягчить дальнейшие последствия.
Молинауэр глубоко затянулся сигарой и выдохнул клуб серо-голубого дыма. Он вдумчиво посмотрел на гобелен на противоположной стене, но ничего не сказал.
– Одно не вызывает сомнений, – продолжал Симпсон, убедившись в том, что никто не собирается говорить. – Если мы в разумные сроки не выдвинем обвинение сами, это сделает кто-нибудь другой, и дело будет иметь неприглядный вид. По моему мнению, нам нужно подождать, пока не станет совершенно ясно, что кто-то еще собирается сделать это, – возможно, Ассоциация муниципальных реформ, – и тогда мы будем готовы вмешаться и станем действовать таким образом, как будто мы собирались так поступить с самого начала. Фокус в том, чтобы выиграть время, поэтому я предлагаю максимально ограничить доступ к бухгалтерским книгам нашего казначея. Ревизия, если она вообще начнется, хотя это весьма вероятно, должна быть неспешной.
Сенатор не любил ходить вокруг да около, когда обсуждал жизненно важные вопросы с влиятельными коллегами. Он предпочитал называть вещи своими именами, хотя и не мог избавиться от велеречивости.
– По мне, это звучит здраво, – сказал Батлер, присев в кресло и пытаясь скрыть свое истинное отношение к обсуждаемому делу. – Думаю, наши люди без труда могут затянуть ревизию на три недели. Если мне не изменяет память, они вообще работают довольно медленно.
Тем временем он размышлял, как бы привлечь к делу Каупервуда и побыстрее добиться суда над ним, не пренебрегая интересами местного отделения Республиканской партии.
– Да, неплохая идея, – с серьезным видом согласился Молинауэр. Он выпустил колечко дыма и задумался, как избежать упоминания об отдельном правонарушении Каупервуда до тех пор, пока они не встретятся.
– Мы должны очень тщательно спланировать программу действий, – продолжал сенатор Симпсон. – Но когда мы будем вынуждены принять меры, мы будем действовать стремительно. Сам я считаю, что это дело определенно всплывет на поверхность через неделю или около того, и тогда нельзя будет терять времени. Если мы последуем моему совету, я попрошу мэра послать казначею вежливый запрос, а казначея – написать ответ мэру. После этого мэр с согласия городского совета временно отстранит казначея от должности – думаю, у нас есть полномочия для этого, или, по крайней мере, примет на себя его обязанности, не предавая огласке договоренность; разумеется, если мы не будем вынуждены это сделать. В крайних обстоятельствах мы должны быть готовы немедленно передать эту переписку газетам.