Страница 62 из 85
Но миссис Каупервуд по-своему была глубоко расстроена и ходила по дому, размышляя и чувствуя себя несчастной. Поскольку в письме предлагалось «убедиться самой», она решила выждать. Нужно обдумать, как проследить за домом. Фрэнк ничего не должен знать. Если это окажется Эйлин Батлер – хотя нет, этого не может быть, – то она все расскажет ее родителям. Впрочем, она не хотела подставлять себя под удар. Она решила как можно лучше скрыть свои чувства за обедом, но Каупервуд так и не пришел. Он так был занят переговорами с разными людьми, так долго совещался с отцом и другими, что она почти не видела его ни вечером в понедельник, ни на следующий день, ни еще несколько дней.
Во вторник в половине третьего он назначил встречу со своими кредиторами, а в половине шестого решил передать дела ликвидационной комиссии. Тем не менее, когда он стоял перед группой кредиторов – в его офисе собралось не менее тридцати человек, – он не чувствовал, что его жизнь лежит в руинах. У него были временные финансовые трудности. Конечно, дела выглядели хуже некуда. Сделка с городской казной уже стала темой для пересудов. Оставленные в залоге сертификаты городского займа обещали очередной скандал, если Стинер решит дать ход этому делу. И все же он не считал себя полным банкротом.
– Джентльмены, – произнес он после вступительной речи с объяснениями, такими же прямыми, откровенными и убедительными, как раньше, – теперь вы понимаете, как обстоят дела. Эти ценные бумаги стоят ровно столько, сколько и раньше. Собственность, которая стоит за ними, осталась неизменной. Если вы дадите мне пятнадцать или двадцать дней, я уверен, что смогу поправить свои дела. Я едва ли не единственный человек, который может это сделать, так как все знаю об этом. Рынок должен восстановиться. Дела будут идти лучше, чем раньше. Мне нужно лишь немного времени. Это единственный важный фактор в данной ситуации. Я хочу знать, можете ли вы предоставить мне отсрочку на пятнадцать-двадцать дней или на один месяц, если это возможно. Это все, чего я хочу.
Он отступил в сторону и ушел в свой кабинет из общей залы с опущенными шторами, чтобы дать своим кредиторам возможность посовещаться наедине и принять окончательное решение. На этом совещании были его друзья, которые выступали за него. Он ждал час, два часа, почти три часа, пока они спорили. Наконец Уолтер Лейф, судья Китчен, Эйвери Стоун из «Джей Кук и Кº» и еще несколько человек пришли к нему. Их выбрали для объявления вердикта.
– Сегодня больше ничего нельзя сделать, Фрэнк, – тихо сообщил Уолтер Лейф. – Большинство высказывает желание изучить твою бухгалтерскую отчетность. Есть некое опасение в связи с твоими запутанными отношениями с городским казначеем, о которых ты упоминал. Они полагают, что тебе лучше объявить о временной неплатежеспособности, а потом, возможно, тебе и помогут, если ты сможешь возобновить операции.
– Прошу прощения, джентльмены, – отозвался Каупервуд, ничуть не расстроенный этой новостью. – Лучше я разорюсь, чем объявлю себя банкротом хотя бы на час, поскольку мне известно, что это значит. Вы обнаружите, что мои активы значительно превосходят мои обязательства, если оценить акции по нормальной рыночной стоимости, но все это ни к чему, если я закроюсь. Публика не поверит мне. Я должен продолжать работу.
– Извини, старина Фрэнк, – сказал Лейф, дружески сжав его локоть. – Если бы дело касалось лично меня, ты имел бы сколько угодно времени. Но тут толпа старых идиотов, которые не хотят слышать голос разума. Они охвачены паникой. Думаю, их тоже крепко приложило, так что ты едва ли можешь винить их. С тобой все будет в порядке, хотя мне хотелось бы, чтобы ты не закрывал лавочку. Так или иначе мы ничего не можем поделать с ними. Черт побери, старик, я и правда не верю, что ты можешь обанкротиться. Через десять дней эти акции поднимутся до нормального уровня.
Судья Китчен тоже выразил соболезнования, но что толку от этого? Его принуждали к банкротству. Опытный бухгалтер должен был прийти и проверить его расчетные книги. Батлер мог распространить слухи о его связи с городским казначейством. Стинер мог подать жалобу на его последнюю сделку с сертификатами городского займа. Полдюжины друзей Каупервуда, готовых помочь ему, оставались с ним до четырех утра, и все-таки ему пришлось объявить о приостановке операций. Когда он делал это, то понимал, что потерпел тяжелый удар, если не полное поражение в своей гонке за славой и богатством.
Оставшись наконец наедине с самим собой в спальне, он посмотрел на себя в зеркало. Он подумал, что выглядит бледным и усталым, но оставался сильным и собранным. «Ха! – сказал он себе. – Я еще молод и рано или поздно выберусь из этой заварушки. Обязательно выберусь. Я найду какой-нибудь выход».
Он устало вздохнул и начал раздеваться. Он опустился на кровать и, как ни странно, учитывая неприятности, обступившие его со всех сторон, через короткое время уснул. Он мог это сделать – заснуть и мирно похрапывать, – в то время как его отец безутешно расхаживал в своей комнате. Для пожилого человека впереди был сплошной мрак и будущее выглядело безнадежным. У его сына еще оставалась надежда.
Лилиан Каупервуд ворочалась и металась в своей постели перед лицом этой новой беды. Из новостей, полученных от его отца, самого Фрэнка, Анны и свекрови, ей вдруг стало ясно, что Фрэнк близок к банкротству или уже обанкротился, – было почти невозможно сказать, что случилось. Фрэнк был слишком занят для объяснений. Кажется, все началось из-за пожара в Чикаго. Никто еще не упоминал о городском казначействе. Фрэнк попал в ловушку и боролся за жизнь.
В этот критический момент она на время забыла о письме, сообщавшем о его измене; вернее, перестала думать о нем. Она была потрясена, испугана, ошеломлена и сбита с толку. Ее маленький, благолепный, прекрасный мир слетел со своей оси. Великолепный, богато украшенный корабль их фортуны болтался по волнам без руля и ветрил. Она чувствовала, что должна оставаться в постели и постараться заснуть, но ее глаза были широко распахнуты, а мысли причиняли боль. Еще несколько часов назад Фрэнк настаивал, что ей не о чем беспокоиться и что она не должна ничего предпринимать; она ушла от него, задаваясь доселе неведомым вопросом, в чем состоит ее долг и как лучше исполнить его. Традиция подсказывала ей держаться рядом с мужем, и она решила это сделать. Так диктовали религия и общественные нравы. У них были дети, которые не должны пострадать. Фрэнка нужно вернуть, если это еще возможно. Он это переживет. Но какой тяжкий удар!
Глава 31
Известие о временном закрытии банкирского дома «Фрэнк А. Каупервуд и Кº» вызвало большой переполох на фондовой бирже и во всей Филадельфии. Оно было совершенно неожиданным, а его масштаб оказался огромным. Общая задолженность составляла миллион двести пятьдесят тысяч долларов, а активы из-за существенного падения стоимости акций едва достигали семисот пятидесяти тысяч долларов. Была проведена тщательная проверка бухгалтерского баланса, прежде чем цифры были преданы огласке; когда это случилось, акции упали еще на три пункта, а в газетах на следующий день появились скандальные заголовки. Каупервуд не собирался объявлять себя полным банкротом; он хотел временно прекратить платежи, а затем, по возможности, надавить на кредиторов и возобновить операции. Но возникли две преграды: дело о пятистах тысячах долларов, взятых из городской казны под смехотворно низкий процент, ясно показывало, как на самом деле велись дела, и вопрос о чеке на шестьдесят тысяч долларов. Коммерческое чутье подсказывало ему способы ассигнования его активов в пользу наиболее крупных кредиторов, которые впоследствии будут поддерживать возобновление его деятельности; это нужно было сделать как можно скорее. Харпер Стэджер уже составил список предпочтительных кредиторов, в который включил «Джей Кук и Кº», «Эдвард Кларк и Кº», «Дрексель и Кº» и других. Каупервуд понимал, что хотя недовольные мелкие акционеры подадут судебные иски и потребуют пересмотра преимущественных прав или банкротства, явное предпочтение наиболее влиятельных сторонников будет иметь важное значение. Им это понравится, что может оказаться полезным для него, когда все успокоится. Кроме того, многочисленные судебные иски были превосходным способом потянуть время и дождаться, пока рынок не восстановится вместе со здравым смыслом. А судиться нужно будет со многими. Даже Харпер Стэджер саркастически улыбался, когда они оценивали свои перспективы, хотя во времена финансового хаоса редко кто улыбался.