Страница 51 из 85
Каупервуд сделал паузу. Он хотел как можно более ясно и наглядно представить Стинеру положение вещей, прежде чем тот получит шанс отказать ему. Он хотел, чтобы Стинер осознал собственные затруднения.
По сути дела, подозрения Каупервуда от начала до конца оказались верными. Со Стинером уже успели связаться. Сразу после того, как Батлер и Симпсон ушли от Молинауэра прошлым вечером, он пригласил своего самого расторопного секретаря Эбнера Сенгстэка и велел ему выяснить, где на самом деле находится Стинер. Сенгстэк послал телеграмму Стробику, который находился рядом со Стинером, где настоятельно просил предупредить казначея о возможных действиях Каупервуда. О состоянии городской казны было известно. Стинер и Стробик должны были встретиться со Сенгстэком в Уилмингтоне (дабы пресечь возможность преждевременного контакта с Каупервудом). Требование было сформулировано четко: никакого самовольного использования денег под страхом судебного преследования. Получив ответ от Стробика с сообщением о предполагаемом прибытии в город к полудню, Сенгстэк отправился в Уилмингтон, где встретился с ними. В результате Стинер не поехал в Сити, но высадился в Западной Филадельфии, пообещав сначала поехать домой и переодеться, а потом явиться к Молинауэру для дополнительных указаний перед встречей с Каупервудом. Он был сильно испуган и хотел выгадать время для размышлений.
– Я не могу этого сделать, Фрэнк, – умоляюще пролепетал он. – Мои дела и без того плохи. Секретарь Молинауэра встретил поезд в Уилмингтоне, чтобы предостеречь меня, и Стробик тоже выступает против. Они знают, сколько денег я задолжал в городскую казну, либо от вас, либо от кого-то еще. Я не могу идти против Молинауэра. В некотором смысле я обязан ему всем, что у меня есть. Он устроил мне эту должность.
– Послушайте, Джордж. Что бы вы ни сделали, не позволяйте бредням о политической лояльности замутить ваш здравый смысл. Вы находитесь в очень серьезном положении; впрочем, как и я сам. Если сейчас вы не будете действовать заодно со мной ради себя, то никто – ни теперь, ни потом – ничего не сделает для вас. А потом будет слишком поздно. Я убедился в этом вчера вечером, когда обратился к Батлеру за помощью для нас обоих. Им все известно о нашем бизнесе с акциями трамвайных линий, и они хотят целиком и полностью вытеснить нас из дела, не больше и не меньше. Это игра на выживание, и либо мы отобьемся от всех, либо вместе пойдем ко дну. Вы должны хорошо понять это. Молинауэру сейчас не больше дела до вас, чем вон до того фонаря. Его беспокоят не деньги, которые вы мне платили, а то, кто получит выгоду от этих вложений и что это будет за выгода. Итак, они знают, что мы с вами являемся крупными акционерами трамвайных линий, и они не хотят, чтобы мы стали их владельцами. Разве вы этого не понимаете? Как только мы потеряем наши инвестиции, то вместе пойдем ко дну, и никто не подаст нам руку – ни в политическом, ни в любом другом смысле. Я хочу, чтобы вы это поняли, Джордж, потому что это правда. И прежде чем вы скажете «я не могу» или «я должен поступать так, как говорит Молинауэр», подумайте о том, что сейчас услышали от меня.
Он сидел перед Стинером, глядя ему прямо в глаза и пытаясь силой своей умственной энергии заставить казначея сделать шаг, который мог бы спасти его – Каупервуда, – как бы мало это ни значило для Стинера в долгосрочной перспективе. Что более интересно, это его не волновало. Стинер, как он теперь понимал, всегда был пешкой в чьих-то руках. Несмотря на давление Молинауэра, Симпсона и Батлера, он предпринял попытку самостоятельно управлять этой пешкой. Поэтому он смотрел на него, как змея смотрит на мелкую птаху, исполненный решимости пробудить в нем эгоизм и корыстный интерес. Но Стинер в тот момент был так напуган, что с ним практически ничего нельзя было поделать. Его лицо было серовато-синим, веки и мешки под глазами набрякли, а губы и ладони были влажными. Боже, каким ничтожеством он выглядел!
– Ну конечно, Фрэнк! – в отчаянии воскликнул он. – Я знаю, что вы говорите правду. Но посмотрите на меня: в какой дыре я окажусь, если дам вам эти деньги! Что они тогда сделают со мной? Если бы вы только видели это моими глазами! Если бы вы не обратились к Батлеру до того, как встретились со мной!
– Как будто я мог встретиться с вами, Джордж, когда вы стреляли уток, а я писал во всевозможные места, пытаясь связаться с вами! Как бы мне это удалось? Нужно было срочно разбираться с делами. Кроме того, я считал, что Батлер обойдется со мной дружелюбнее, чем вышло. Но теперь нет смысла сердиться на меня за это, Джордж, тем более что вы не можете себе это позволить. Мы вместе в этом деле. Мы можем выплыть или утонуть, но это зависит только от нас и больше ни от кого, разве вы не понимаете? Батлер не смог или не захотел выполнить мою просьбу: убедить Симпсона и Молинауэра в необходимости поддержать торги. Они ведут свою игру. Они хотят убрать нас из бизнеса, разве не ясно? Отобрать все, что мы с вами успели собрать. Наше спасение зависит только от нас, Джордж, и поэтому я здесь. Если вы не дадите мне триста пятьдесят тысяч долларов – или хотя бы триста тысяч, – мы с вами разоримся. Причем для вас это будет хуже, чем для меня, Джордж, поскольку я не вовлечен в эти операции – по крайней мере, с юридической точки зрения. Но сейчас я думаю не об этом. Я хочу спасти нас обоих, проложить нам широкую дорогу до конца наших дней. Что бы они ни говорили или ни делали – в вашей власти спасти нас с моей помощью. Это будет выгодно для нас обоих, разве вы не видите? Я хочу спасти свой бизнес, чтобы иметь возможность спасти вашу репутацию и ваши деньги.
Он помедлил в надежде на то, что эти слова убедили Стинера, но тот по-прежнему дрожал всем телом.
– Но что я могу сделать, Фрэнк? – слабо проблеял он. – Я не могу пойти наперекор Молинауэру. Если я это сделаю, они возбудят дело против меня. Они могут это сделать. Не уговаривайте меня; я недостаточно силен. Если бы они ничего не знали, если бы вы им не сказали, то все могло быть иначе, но так… – Он горестно покачал головой, и его бледно-серые глаза страдальчески заблестели.
– Джордж, – ответил Каупервуд, который осознал, что только самые жесткие аргументы могут возыметь должный эффект, – не говорите о том, что я сделал. Я сделал то, что было необходимо. Вы потеряли самообладание и готовы совершить серьезную ошибку, но я не хочу, чтобы вы это сделали. Я инвестировал пятьсот тысяч долларов из городской казны – частично для вас, частично для себя, – но больше для вас, чем для себя (что, кстати, было неправдой), а вы колеблетесь в такой момент и не можете решить, стоит ли защищать ваши собственные интересы. Я не могу этого понять. Наступил кризис, Джордж. Акции падают везде. Мы с вами не одиноки в этой беде. Пожар вызвал панику, и вы не можете рассчитывать, что останетесь целы во время паники, если не постараетесь защитить себя. Вы говорите, что обязаны Молинауэру своей должностью и боитесь того, что он может сделать. Если вы посмотрите на ваше положение и на мое положение, то увидите, что не имеет особого значения, как он поступит, если я не разорюсь. Куда вы попадете, если я окажусь банкротом? Может быть, Молинауэр или кто-то еще придет вам на помощь и положит пятьсот тысяч долларов в городскую казну? Никто этого не сделает. Если Молинауэр и другие так пекутся о ваших интересах, то почему они сегодня не поддержали меня на бирже? Я скажу вам почему. Они хотят получить наши акции трамвайных компаний, и им наплевать, отправитесь ли вы после этого в тюрьму или нет. Если у вас осталась хоть капля благоразумия, послушайте меня. Я был верен вам, не так ли? Благодаря мне вы зарабатывали деньги – много денег. Если вы еще можете мыслить здраво, Джордж, то поедете в свой офис и выпишете мне чек на триста тысяч долларов. Ни с кем не встречайтесь и ничего не предпринимайте, пока не сделаете это. Вас не могут больнее зарезать за то, что вы оказались бараном, чем за то, что вы всю жизнь были овцой. Никто не может запретить вам выписать мне этот чек. Вы городской казначей. Когда я получу чек, то найду выход из положения и сполна расплачусь с вами на будущей неделе или через неделю; к тому времени паника точно уляжется. Когда эта ссуда вернется в казну, я позабочусь, чтобы вернуть пятьсот тысяч долларов немного позже. За три месяца или даже раньше я устрою дела так, что ваш баланс будет в полном порядке. В сущности, я могу сделать это за полмесяца после того, как снова встану на ноги. Все, что мне нужно, – это время. Тогда вы не потеряете свои активы, а если вы вернете деньги в казну, никто не причинит вам неприятностей. Скандал нужен им не больше, чем вам. Итак, что вы сделаете, Джордж? Молинауэр не может помешать вам выписать чек, точно так же, как я не могу принудить вас к этому. Ваша жизнь находится в ваших руках. Решайтесь!