Зверинец

Когда все улеглось и схлынула истерика, проснулась совесть. Дурацкий атавизм, с единственным предназначением – мучить интеллигентов – запоздало терзал Толика. Ведь не помог, когда надо было! С места не сдвинулся, парализованный ужасом! Он украдкой бросил виноватый взгляд на Штойбера, но предательский налобник засветил тому прямо в лицо.

– Анатолий, держите ровнее! – начальник поморщился, прикрываясь ладонью.

Толик поспешно переместил луч. Широко открытые глаза мертвого Кострова глядели с укоризной. Мучительный стыд проступал на лице Толика пунцовыми пятнами. Оставалось только глупо радоваться, что налобник Штойбера приказал долго жить.

Выстрел разворотил Кострову грудь. Снежно блестели обломки костей. Резко и противно пахло свежей кровью. Из кровавой дыры размером с кулак все еще тянуло влажным паром. Тело остывало стремительно. Толик поежился, кутаясь в аляску. Показалось, что в пещере резко похолодало.

Мысли Штойбера, похоже, работали в том же направлении. По-стариковски упираясь руками в колени, он поднялся, отряхнул штаны и посмотрел на Толика такими глазами, что тот сразу все понял.

– У-у-у-у, нет! – Толик замотал головой. – Иван Михайлович, нет! Я не полезу! Он же психопат, ну! Вы посмотрите, посмотрите, что он сделал!

Он простер руки к мертвому Кострову, словно призывая его в свидетели. Покойник невозмутимо молчал, отдавая ледяному куполу последние крохи тепла.

– Анатолий… Анатолий, послушайте меня… – Штойбер доверительно взял его за локоть. – Послушайте… Если мы останемся здесь, то погибнем, как эти бедолаги сторожа. Веревка пока еще висит. Но это пока!

– Вот вы и лезьте! – истерично вскричал Толик. – Че ж сами-то…

– Я слабее вас физически, я не смогу сам… – мягко перебил Штойбер. – Но куда важнее, что у меня, похоже, сломаны ребра. Мне даже дышать тяжело…

Отступив, он слегка завалился набок и кашлянул. Как показалось Толику, не слишком натурально. «Старый хрыч! Одной ногой в могиле, а помирать все равно не хочет!» – с ненавистью подумал Толик. Однако резон в словах начальника был. Выхареву отступать некуда. Теперь, когда его преступление раскрыто, парой мертвецов больше, парой меньше, разница невелика. Он бросит их здесь, как до того бросил рыжего Филимонова и татуированного аборигена. Даже не вспотеет, убив еще двоих.

– Может, Белорус его зацепил? – неуверенно промямлил он. – Иначе почему он еще веревку не обрезал?

– Может, может! – с готовностью закивал Штойбер. – Наверняка так и есть!

Ладонь его нервно наглаживала седые баки. Толику мучительно хотелось врезать промеж них, прямо в блестяще-гладкий подбородок.

– Дайте сюда… – Он зло вырвал из рук Штойбера кайло, сунул в карман. – Подсадите!

Начальник с готовностью подставил руки. Резво, словно и не было у него никаких переломов. С плеч Штойбера Толик влез в трубу почти наполовину. Прокушенная песцом рука горела огнем, но он все же умудрился втянуть внутрь ноги и упереться спиной.

– Фонарь! – в голосе Штойбера пойманной птицей забилась паника. – Оставьте мне фонарь!

– Да конечно! – мстительно выдохнул Толик.

Враскоряку, оскальзываясь и шипя от боли, он принялся отвоевывать у лаза сантиметр за сантиметром. Метров восемь – десять, твердил он после каждого рывка. Здесь всего-то метров…

Над головой громко зашуршало, хрустнуло сломанной веткой. На рукав аляски шлепнулись темные капли. Замерев от ужаса, Толик запрокинул голову, освещая переливающийся всеми оттенками синевы тоннель. Прямо над ним висело усатое лицо Белоруса.

Грузное тело в тоннеле помещалось с трудом. Плечи упирались в стенки, а где-то за ними угадывались сложенные по швам руки и объемное пузо. Белорус застрял как пробка в бутылке. Глядя на него, Толик впервые ощутил приступ клаустрофобии. От стеклянных глаз мертвеца веяло черной жутью.

Белорус сипло хэкнул, щедро обдав Толика кровавой слюной. От неожиданности Толик чуть не сорвался – нога соскользнула, и только веревка, намотанная на руку, спасла от падения. Сверху захрустело, противно, до мурашек на затылке. Белорус дернулся, опускаясь на несколько сантиметров. Снова хруст, кашель и новая порция кровавой мокроты, от которой испуганный Толик даже не попытался прикрыться. Он наконец понял и затрясся от ужаса. Это не кашель, не предсмертные судороги. Это под давлением сверху выходит воздух. Кто-то с усилием, ломая кости, проталкивал крупное тело в узкий лаз.

Очки заляпало кровью, но не было времени протирать. Кое-как обмотав трос вокруг ноги, Толик поспешно съехал вниз. Резкое приземление болью отдалось в лодыжке. Его тут же схватили за плечи, встряхнули. Перед глазами замаячил бледный как полотно Штойбер. Толик оттолкнул его, отошел на пару шагов и вынул из кармана кайло. Оружие так себе, но лучше с ним, чем без него.

– Анатолий?! Анатолий?! Что случилось? Почему так быстро? Что там?

Вопросы сыпались градом, но Толик лишь крепче стискивал кайло, не отрывая глаз от воронки лаза, в которой уже показалась растрепанная голова Белоруса. Рывками появились плечи, грудь. Освобожденная рука повисла плетью, закачалась, словно приветствуя собратьев по несчастью. Забарабанил по шапке Штойбера мелкий кровавый дождик. Начальник экспедиции посмотрел наверх, задушенно всхлипнул и часто застучал зубами. С мерзким чавканьем, окровавленной кучей, ему под ноги шлепнулся мертвый Белорус.

Долго еще они ждали, когда спустится Выхарев. Стрелять сверху он не сможет, позиция неудобная, а значит, можно побороться. Но минуты шли, струйка крови, текущая изо рта Белоруса, замерзла, пальцы Толика, стиснувшие рукоять молотка, окоченели, а лаз по-прежнему чернел словно пустая глазница. Штойбер сидел на коленях, раскачиваясь взад-вперед, и все бормотал:

– Как же это? Как же так-то?

Толик спрятал молоток, подышал на озябшие руки.

– Перестаньте скулить уже, – бросил он неприязненно. – Надо что-то делать.

Он грубо пихнул Штойбера в плечо. Обреченная покорность начальника экспедиции бесила даже больше, чем то, что это он затащил Толика в эту ледяную могилу. Отчаянно зудела прокушенная песцом рука, напоминая, что время уходит, а вирус бешенства расползается по организму. Впрочем, если они так и останутся сидеть в этой могиле, холод убьет их куда раньше, чем прилетит самолет с вакциной.

Злость на время вытеснила страх, придала сил и куража. Казалось, подпрыгнуть бы, уцепиться за края – и на одних пальцах взберется, выползет наружу и раскроит башку Выхареву геологическим кайлом. Толик даже взялся за веревку, натянул… Та ответила мрачным шорохом, провисла и начала складываться у ног кривыми кольцами.

– Ну, вот и все… – отрешенно подвел итог Штойбер. Расширенные зрачки его смотрели в никуда. – Ну, вот и все…

– Хватит! Хва-тит! – сквозь зубы прошипел Толик. – Нас будут искать! Нас же будут искать, да?!

– Опомнитесь, Анатолий, – слабый голос Штойбера был едва слышен. – Сеанс связи раз в неделю. Крайний был вчера. Нас не хватятся еще дней шесть. Да и тогда никто не погонит сюда самолет со спасателями. Спишут на поломку радиостанции. Ну а ближайший борт по расписанию сами знаете когда…

– Через месяц… – непослушными губами прошептал Толик.

– То-то же… – Иван Михайлович кивнул. – Мы замерзнем через несколько часов…

Ноги подвели, задрожали, как желе, и Толик устало опустился рядом с начальником. Ни следа не осталось от боевого задора. Хотелось взвыть. Хотелось ударить кого-нибудь. Но больше всего хотелось плакать.

На четвереньках Толик отполз к стене. Здесь он, игнорируя протесты Штойбера, выключил фонарь, свернулся в позе эмбриона и беззвучно зарыдал. Холод и Темнота обняли его, без слов запели свою колыбельную, в которой все явственнее звучал голос верного спутника этой мрачной парочки. Голос Смерти.

Его разбудило чужое присутствие. Как бы тихо ни двигался пришелец, но организм Толика, задравший все чувства на максимум, ощутил движение, дыхание, учащенное биение сердца, приглушенный свет чужого фонаря и послал хозяину сигнал тревоги. Толик разлепил заиндевевшие веки, проморгался. Сгорбленный силуэт подкрадывался к спящему Штойберу. Не полагаясь на холод, Выхарев пришел довершить начатое.