Вне протяжения

– У меня записаны ваши телефоны. Если случится что-то непредвиденное, или вы срочно понадобитесь, мы обязательно тут же сообщим, – привычно заверил он напоследок, провожая посетительницу к выходу.

Она приняла его участие должным, но перед тем, как скрыться за наружной дверью, серые глаза одарили его таким пронзительным взглядом, что он долго не мог его позабыть.

2.Как он рвался в море

Реаниматолог Станислав Веткин вовсе никогда не цеплялся за своё место клинического ординатора. Престижным оно могло показаться только кому-то со стороны, не знавшему всей этой медицинской и внутрибольничной кухни. Стрелять у коллег червонец, а то и четвертак до аванса или расчёта давно сделалось привычной необходимостью не только для него одного. Он никогда не принимал участия в «чёрной кассе», странной игре без выигрышей и проигрышей, когда сотрудники, в основном женщины, скидывались в каждую получку по десять рублей, чтобы отдать общую сумму очередному номеру из списка. Копить и откладывать наперёд, не имея определённой цели, было вовсе не в его характере.

Недоумение от несправедливости оплаты труда после шести лет учёбы в институте и годичной интернатуры никогда не оставляло его, а только усиливалось с прибавлением стажа. «Щедрая» надбавка в десять рублей после очередных пяти лет работы ничего не меняла.

Масла в постоянно тлеющий огонь неожиданно подлил школьный приятель Слава Данилин, теперь инженер буровых установок, по несколько месяцев пропадавший с экспедициями в бескрайних оренбургских и астраханских степях. За свою кочевую далёкую от всяких удобств деятельность он получал гораздо больше Веткина, чему недовольный своими заработками врач не мог не позавидовать.

Они встретились непреднамеренно, Данилин приехал на новеньких «жигулях» навестить родственника или знакомого в больнице и уже на выезде наткнулся на Стаса, уходящего после дежурства. Предложил подвести до дома, на что немедленно получил радостное согласие. Они не виделись несколько лет, и тем для разговора нашлось предостаточно.

Поделившись подробностями своей жизни, одноклассник к немалому удивлению Веткина начал выкладывать накопившиеся обиды. Выяснилось, и ему, специалисту с высшим техническим образованием, представлялись неправильными расценки труда в столь доходной для государства отрасли. Славик откровенно пожаловался, как часто в канун получки над ним беззлобно подшучивали его работяги, простые разнорабочие или бурильщики экспедиции: «Ну, что, инженер, сводить тебя в городе в кабак?! Самому-то, чай, слабо? Да, уж, не зря говорят: век живи, век учись – специалистом будешь!» И ведь водили, похваляясь своими заработками, втрое превышавшими инженерскую зарплату. А Данилин, в отличие от них, нёсший несравнимо большую служебную ответственность, за свои мытарства и полевую работу не мог позволить себе лишний раз расслабиться в ресторане наравне со своими пролетариями. Приходилось считать каждый рубль, зарабатываемый для семьи…

Тем не менее, школьный товарищ Веткина сейчас вальяжно восседал за рулём новёхонького без единой царапины, недавно спущенного с заводского конвейера «жигулёнка».

– А ты сам не думал собственными колёсами обзавестись? – неожиданно сменил тему приятель и с воодушевлением продолжал, не дожидаясь ответа. – Скажу тебе так, автомобиль – это действительно вещь, много больше, чем любая другая, не считая квартиры, это особый мир, причём, твой собственный. Другой образ жизни, за ним, именно за ним будущее, понимаешь? Каждому по личной тачке – вот тебе и готов коммунизм, который обещал когда-то Хрущ к восьмидесятому году. Причём, не дожидаясь, сразу, уже прямо сейчас с тобой, с ним ты почувствуешь себя другим челом, современным, мобильным… Так что, не сомневайся, свои колёса нужны каждому прежде всего прочего…

– При наших-то дорогах, особенно за Московской кольцевой, и таком тухлом автосервисе? Кормушка для гаишников и автомехаников, уволь, – возразил Веткин. А про себя подумал, ты, друг ситный, ещё про гараж забыл упомянуть, где можно спокойно бухать с друзьями, чтоб жена не мешала, а то и девочек со стороны водить… Только главного приятель, по мнению Стаса, не понимал: имея автомобиль, владелец неизбежно сам становится его рабом, тратя на обслуживание, престижной и удобной, но неживой машины драгоценное время своей собственной жизни, которое можно употребить на нечто более важное или приятное.

– И всё же, точно, не планируешь? – настырно приставал сторонник автомобилизации всего народа.

Стас косо посмотрел на него: издевается, что ли?

– Славик, ты, разве, не знаешь, сколько платят врачам?!

– Ну, Веткин, ты же необычный доктор, как я слышал! Вредности разные, подработки там…

– Да, есть такая мулька, пятнадцать процентов надбавки к основному окладу в сто десять рублей, плюс червонец за стаж и бутылка молока за вредность в день работы. Конечно, на одну ставку не работаю, у нас многие так и делают, как же иначе? Но всё равно ты по сравнению со мной просто банкир!

– Я-то думал, получаешь куда больше… – удивлённо протянул одноклассник, едва не пропустив перемену огней светофора.

Он высадил Стаса поближе к дому за площадью напротив Павелецкого вокзала. Веткин понимал, что злиться на школьного приятеля за незнание реалий чужой профессии глупо. Он тут совершенно не причём, тем более, как выяснилось позже, несмотря на бодрый настрой и автомобильный энтузиазм, у Славика и своих проблем доставало. Вскоре от общих знакомых Веткин узнал, что пока инженер мотался по далёким степям, чтобы обеспечивать семью, его жена нашла другого, и теперь они делят через суд детей, квартиру и совместно нажитое добро.

Но проклятый вопрос материального благополучия не давал Стасу покоя особенно после откровенного разговора с Вячеславом. Это могло бы показаться странным, если вспомнить, что ещё со школы все подобные шкурнические поползновения приучали считать мещанскими пережитками. Однако жизнь диктовала свои правила, и желудок нередко был самым убедительным её глашатым. Словом, почва была давно подготовлена, и потому очень кстати подвернулась подсунутая кем-то из бывших однокурсников рекламная распечатку вербовки в «Севрыбу».

На улице стояла необычно пасмурная и промозглая зима, не хватало солнца, не хватало крепкого, здорового, хрустящего снегом морозца. Стас ощущал постоянную усталость, полгода до того проработал на полторы ставки, да ещё прикупал праздничные дежурства у коллег, которые имели другие планы на вдвойне оплачиваемые сутки. К тому же, недавно перестал встречаться с очередной пассией, которая слишком настойчиво выражала желание перебраться к нему насовсем.

Постоянно низкое свинцовое небо, редкое тусклое солнце в разрывах туч, холодные северные ветра, пробиравшие до костей, в эту исключительно обделённую снегом зиму никак не способствовали бодрости духа. Всё ему крайне обрыдло, включая друзей и знакомых, переменить полностью и разом, как по мановению волшебной палочки, теперешнюю жизнь было бы как нельзя кстати. Так что устроиться врачом на рыболовецкое судно показалось очень заманчивым и позволяло заодно с прочим навсегда избавиться от бесконечных материальных проблем.

Как по заказу, следом нашлось в газете ещё одно любопытное предложение. Требовался врач на два года, чтобы обслуживать шахтёров на острове Шпицберген – по карте всего-то в тысяче с лишком километров от северного полюса. Платили там даже больше, чем в рыболовном флоте. При желании по истечению срока договор мог продлеваться не раз.

Но, когда он разузнал о подробностях быта у вернувшегося оттуда старшего выпускника его же вуза, ехать в те края совершенно расхотелось. И вовсе не долгие полярные ночи или наличие одних сублимированных фруктов и овощей, принимавших привычную форму лишь в стакане с водой, отпугнули от весьма заманчивых условий. Цинга оставалась очень серьёзной проблемой островитян, как тамошние медики ни старались с ней бороться с помощью лошадиных доз аскорбиновой кислоты. Как выразился сам вербовавшийся на два года – после возвращения большая часть денег ушла у него на протезирование зубов, которые сыпались у всех на острове, как шишки с ёлки. Если он и сгущал краски, работа на Шпицбергене перестала казаться настолько желанной, как вначале.