Когда я прижимал тебя к груди своей…

Каролине

Когда же скорбь мою могила успокоит,И дух мой от земли направит свой полет?!Жизнь в настоящем – ад, грядущее ж удвоитВсю горечь прошлого ярмом дневных забот.В устах проклятий нет; из глаз не льются слезы;Я не прогнал врагов блаженства моего.О жалкая душа, ты можешь без угрозыЛишь сетовать в тоске бессилья своего!Но если бы мой взор сверкал огнем кровавымИ с уст лился поток неукротимых слов,Я б молнии метал в лицо врагам неправымИ гневу б языка дать волю был готов!Теперь же тщетно все! И жалобы, и мукиМучителей моих утешить бы могли;При виде наших слез в последний час разлукиИх злобные сердца восторгом бы цвели!Но если б даже мы смирилися покорно —Ликующим лучом жизнь больше не блеснет:Любовь не принесет утехи благотворной,Надежда умерла, – одна боязнь живет!Когда ж они меня схоронят, дорогая?!Любви и дружбы нет!.. Лишь горе без конца…Но если обниму опять в гробу тебя я,Быть может, там они не тронут мертвеца!1805В.А. Мазуркевич

Каролине

Не подумай, что страстным признаньям в ответЯ скажу, что любви я не верю твоей;Лишь взгляну на тебя – и сомнения нет,Так правдив этот блеск твоих ясных очей.Но, любя, не могу не страдать я душой,Что, как листьям, увянуть любви суждено,Что промчатся года – будем плакать с тобойМы о юности нашей, минувшей давно.Что настанет пора – и каштановых косВетерку не придется ласкать на тебе,И серебряный цвет поредевших волосНам напомнит об общей печальной судьбе.Вот о чем я грущу, дорогая моя,Не дерзая на Бога душою роптать,Что настанет твой час, – и лишусь я тебя,Что на свете всему суждено умирать.Так пойми же причину волнений моих,Недоверчивый друг мой! Тебя я люблю,Нет сомнений на сердце моем никаких,Каждый взгляд твой, улыбку – я жадно ловлю,Но настанет черед роковой и для нас,И горевшие пылкой любовью сердцаБудут спать на кладбище, пока трубный гласНе разбудит всех мертвых по воле Творца.О, так выпьем же чашу блаженства до дна,Пока льется оно к нам кипучей струей,Будем пить, пока чаша благая полнаДивным нектаром нашей любви молодой!1805Н.А. Брянский

Герцогу Дорсету

Дорсет, который в юности со мноюВсе тропки в рощах Иды исходил,Кому, защитник, преданный душоюЯ больше другом, чем тираном был,Хотя обычай грубый в нашей школеТебя моей всецело вверил воле, —Ты, чей удел через немного лет —И дар богатств, и власти пышный цвет, —Ты и теперь уж именем прославлен:Немного ниже трона ты поставлен.Но это пусть не соблазнит тебяПрезреть науку иль бежать контроля,Хотя бы воспитатели, любяПокой и лень, во всем тебе мирволя,Боясь обидеть знатного сынка,Чья власть в грядущем будет велика, —На герцогские шалости смотрелиСквозь пальцы и бранить тебя не смели.Когда же юных паразитов рой,Которым был не ты, – кумир златой(И в юности, на самом дней рассвете,Готовы льстить рабы дрянные эти), —Когда они внушать тебе начнут,Что почести одни тебя лишь ждут,Что ты к величью избран от рожденья,Что лишь глупцы корпят в тисках ученьяНад книгами, что благородный духК морали общей может быть и глух, —Не верь: они влекут на путь позора,Честь имени ты с ними сгубишь скоро!Нет, обратись к немногим тем друзьям,Которых в Иде ты узнал сызмала,Иль, если даже не найдешь и тамТаких, чья смелость правду бы сказалаИ осудить дурное все дерзала, —Спроси свое ты сердце: пусть гласитОно, как твой советник и свидетель;Оно тебе, мой мальчик, верный щит,И верю, – в нем таится добродетель.Да, за тобою долго я следил;Но рок зовет: я осужден к уходу…В твоей душе я силы находил,Которые, созрев, людскому родуБлагословеньем были б. Ах, я самДик по природе, слишком горд, упрям;Я безрассудства, точно, сын любимый;Но если так во многом грешен я, —Пусть это все падет лишь на меня,Пусть я один паду, неукротимый;Но все ж ценить умею я вполнеТе доблести, которых нет во мне.Достаточно ль – меж прочими сынамиМогущества, на краткий час блеснуть,Как метеор, украсив именамиСтраницы пэрства, жизненный свой путьОтметив только спесью перед нами?Такому общий жребий рок сулит;При жизни знатен, а в гробу забыт,Не отличен от смертного простогоНичем, как только камнем гробовымС гербом полуразрушенным над ним,Да свитком геральдическим, чье словоНапыщенно, но пусто. Так спит лорд,Безвестен, нем, хоть именем он горд;Так мирно спят могилы средь забвенья,А в них – тела, безумства, прегрешеньяТех, чей отмечен в летописях род,Хоть запись ту едва ли кто прочтет.Хотел бы я, хоть в будущем далеком,Пророческим тебя увидеть окомМеж мудрецов и добрых, в их среде;Хотел бы, чтоб в успехе неустанномТалантом ты блистал, не только саном,И чтоб ты был прославленный везде,Пороком не запятнан ни единым,Фортуны не любимцем – лучшим сыном!Взор обрати в анналы прежних лет:Блистателен твоих там предков след.Один, хоть царедворец был известный,Жил, как достойный человек и честный,И, – о хвала! – подвинул он впередРодную драму, твой прославив род.Другой умом меж всей был славен знати, —И при дворе, и в войске, и в сенате;В бою отважный, Муз любимец, онВо всех делах был блеском окружен.Средь мишуры сверкал он величаво, —Всех принцев – гордость, всех поэтов —                                                        слава.Таких великих предков ты имел,Храни же славу их великих дел,Старайся унаследовать, по праву,Не только имя предков, но и славу!Но близок час; дни краткие бегут.И я покину тесный тот приют,Где радости я видел и печали;Мне бой часов гласит, что надо мнеПокинуть кров, где душу в тишинеНадежда, мир и дружба утешали;Надежда пестрой радугой цвела,Минут летящих крылья золотила;Душевный мир тревога не мутилаО днях грядущих, полных бед и зла;А дружба детства, – о, зачем так краткоДано любить, когда так любят сладко!Прости, прости!.. Но полно, – силы нетВсем милым сценам посылать привет.Изгнанник так, отчизну покидая,Приветствует тот берег, где он рос,И землю даль скрывает голубая,И взор немой печален, но без слез,Прощай, Дорсет. Не жду участья к горюВ душе, столь юной, как твоя, – о, нет!В тебе уж завтра, чуть лишь встретишь зорю,Моей сотрется памяти весь след.Быть может, мы в грядущем, в полной мереСозрев, с тобой в одной сойдемся сфере;В сенате, в преньях, наряду с тобойПодам и я, быть может, голос свой,И мы сидеть с тобою будем рядом,Встречаясь лишь холодным, чуждым взглядом;И буду я тебе ни враг, ни друг,Твоих не зная радостей и мук;Не предаюсь я радостной надеждеС тобою вспомнить все, что было прежде;Не буду снова близок я с тобойИ лишь в толпе услышу голос твой;Но, если чувств своих я не умеюИль, может быть, не должен утаить,То, – до конца дай песню мне излить, —Надеюсь я, уверенность лелею,Что ангел твой хранитель вознесетТебя во славе, как высок твой род.1805Н.А. Холодковский