Матери

Все, о чем он грезил, теперь было здесь, у него перед глазами. Прекрасно сложенное тело, с которым он мог делать все, что угодно. Теперь его никто не остановит. И уж тем более эта девчонка, которую он одним шлепком превратил в безвольную куклу.

Дичь попала к нему в логово. А он был охотник.

Обезумев от страсти, он ласкал ей бедра, чувствуя, что вот-вот достигнет оргазма, а потом сжал ей левую грудь и принялся лизать ее и кусать, будто желая запечатлеть на ней следы своих зубов.

Он прижался к ней грудью – плотно-плотно, чтобы между ними не осталось ни малейшего зазора. Томми чувствовал его совсем рядом: он подглядывал за ними из тьмы за дверью, подсказав ему перед тем, что и как нужно делать, а теперь вот принялся блуждать меж стен его дома…

Белые когтистые пальцы впивались в плоть, оставляя на ней кровоточащие борозды…

Хейли отбивалась, но он был такой тяжелый, что она даже не могла пошевелиться. Она вообще ничего не могла поделать. Только чувствовала, как ужас сковывает ее разум.

Томми овладел ее телом и пронзил насквозь ее душу.

Быстро закончив свое грязное дело и тяжело дыша, он выпрямился, ощутив, как задувавший в окно еще теплый ветерок иссушает выступивший у него на коже пот. Его все еще возбужденный член был в крови.

Томми любовался ее телом, распластанным на ковре, и этим совершенным телом обладал он.

Он, и только он.

Затем Томми начал все сначала, и жестокость его уже не знала предела.

Хейли закрыла глаза и решила не открывать их, пока он не закончит, отдав ему лишь свою телесную оболочку, за которую у нее уже не осталось сил биться. Она представила, как высоко в небе сверкает солнце, ослепительное солнце, заливающее лучами все вокруг. А потом – разбушевавшийся океан, увлекающий ее своим течением в неоглядную бездонную синеву. Затем она представила, что стоит на поле для гольфа, как в детстве, и бьет по мячу снова и снова, отправляя его все выше и выше, и он взмывает в самое поднебесье.

Но сопевший ей в ухо Томми резко вернул ее к действительности, оказавшейся страшнее любого кошмара. А еще боль… Казалось, в нее вонзили нож, так ей было плохо, и кромсают нижнюю часть живота.

Но ей пришлось молчать. Она не издала ни единого возгласа.

Томми, точно зачарованный, смотрел, как его член входит в нее, а потом выходит, как под его натиском содрогаются ее бедра. И, прикрыв рот Хейли рукой, он задвигался еще быстрее.

Но перед самым оргазмом он с неимоверным усилием сдержал себя, решив растянуть удовольствие, чтобы оно длилось как можно дольше.

Целую вечность.

Будь у него под рукой нож, он не преминул бы пустить его в ход, заставив ее кричать.

Но она безнадежно молчала.

В последнее мгновение он отпрянул от Хейли и извергнул сперму ей на живот.

Потом погладил по лбу, убрав прилипшие к нему прядки, и лизнул в щеку.

Хейли лежала неподвижно, не смея открыть глаза.

Прошла не одна минута, прежде чем она поняла, что он ушел.

Но в комнате по-прежнему ощущалось его присутствие. Хейли все еще чувствовала запах Томми. Так пахла его кожа, и теперь этот запах исходил от ее собственной кожи.

По ее щеке скользнула струйка прохладного воздуха. Выйдя мало-помалу из ступора, она подошла к двери и заперла ее на ключ.

Какое-то время она стояла, не в силах отвести глаз от постели, и чувствовала, как по ее ногам струится что-то теплое. Не смея опустить глаза ниже, она молила, чтобы это была проникшая в нее ядовитая белая жижа, а не ее собственная кровь.

Хейли содрогнулась, подняла голову и через открытое окно всмотрелась в ночь; она осталась одна-одинешенька в бескрайнем мире, ставшем вдруг чужим и враждебным, ее пугал малейший шорох, поскольку ей казалось, что он опять предвещает жестокость; всю ее грудь пронзала боль – она билась в ней, подобно множеству крохотных злобных сердец.

Она сняла со стула одежду и медленно оделась, борясь с тошнотой.

Надо было уходить. И как можно скорее. Это ей было по силам. Одолеть всего несколько метров. Потом пуститься бегом – добежать до ближайшего дома и вызвать полицию. А потом можно и домой.

Хейли набралась решимости и повернула ключ в замке.

Прижимаясь к стенам, она двинулась по коридору к лестнице, не подумав, что забыла обуться. Вслед за тем, шаг за шагом, она спустилась по лестнице, чувствуя, как ее решимость тает с каждым скрипом деревянной ступеньки.

Она являла собой лишь пустую телесную оболочку, устремленную к одной-единственной цели.

Она догадалась, что Томми где-то рядом, еще до того, как и в самом деле его увидела.

Томми стоял в другом конце коридора, по-прежнему голый, похожий на оборотня, вновь превратившегося в человека: на его теле были отчетливо видны даже мельчайшие волоски, поблескивавшие в лунном свете, который струился через окно.

Он поджидал ее. Он еще не закончил с ней. Томми был кошмаром, от которого невозможно было очнуться.

Хейли кинулась к входной двери, но, не успев добежать до нее, она вдруг почувствовала резкий удар чуть ниже спины и не удержалась на ногах. Она ударилась головой об пол. Глаза заволокло алым туманом.

Щека прижалась к холодной плитке пола, в нос ударил острый запах земли и пыли.

Лицо Томми расплывалось все шире, зато пока еще отчетливо была видна его ослепительная плотоядная улыбка.

Неужели она умирает? В этом коридоре? Нет, Томми не может быть последним человеком, которого она видит на этом свете!

У нее даже не осталось сил плюнуть ему в лицо, исцарапать его. У нее больше ни на что не осталось сил.

Хейли сдалась почти без сожаления.

Взор ей затуманило сплошными темными мазками, похожими на следы тончайшей черной ткани, скользнувшей по ее глазам.

Томми пощупал ей пульс. Сердце еще билось – значит, не умерла. Он хлестнул ее по щеке, но в себя она так и не пришла.

Может, покончить с ней? Убить, а тело где-нибудь спрятать?

Закопать возле старой скотобойни рядом с другими.

Окрыленный этой мыслью, он стиснул ей шею руками, готовясь свернуть.

В сущности, это совсем просто.

Но он не мог зайти слишком далеко. Хейли не заслуживала того, чтобы умереть в этом коридоре.

Тогда он вышел из дома и двинулся прямо вперед, навстречу ветру, хлеставшему его по лицу.

А если она кому-нибудь расскажет о том, что случилось?

Его матери?

Полицейским?

Вдруг, словно громом пораженный, Томми остановился в паре метров от машины Хейли.

И, взглянув на ее темный кузов, с наслаждением представил, что нужно сделать.

Когда Хейли открыла глаза, она с облегчением увидела, что Томми ушел.

Она встала, хватаясь трясущимися руками за стену и боясь ее отпустить.

Главное – упорство. И не проиграть схватку.

Еще каких-нибудь пять метров – и можно бежать.

В глубине души у нее все же теплилась слабая надежда.

Кругом громоздились мрачные деревья – казалось, чья-то рука нарисовала их жирным фломастером на фоне ночного неба. Вокруг нее все качалось. А тут еще этот жар…

И тут она уловила запах – запах горелого. Глаза резало от дыма, от которого она закашлялась.

Костер – как раз слева. Горела ее машина. А рядом стоял Томми с канистрой бензина в руке: он подпрыгивал и вскрикивал, как умалишенный.

Хейли пробиралась вперед, завороженная языками пламени, лизавшими корпус ее машины.

Из глаз у нее что-то потекло. Она сразу поняла – это кровь.

Томми почуял ее. Его улыбка полыхнула огнем. Он вознамерился и ее облить бензином. Чтобы она тоже превратилась в черный дым…

И тут у нее за спиной вспыхнул свет – зажегся фонарь под козырьком над входной дверью и вырвал из тьмы широкий квадрат поросшей травой земли. Ее собственная тень, громадная, уродливая, растянулась на несколько метров, будто готовясь сбежать от нее.