Страница 2 из 8
Ифе каждый день отправлялся с матерью на лодке на левый берег - присмотреть за бальзамировщиками. Это был предлог. Кто знает, что именно притягивало Нефтиду в некрополе.
Малышу было интересно всё: работа парасхита, который делал надрезы и извлекал мозг и внутренности, составление растворов тарихевтом, суета рабов, болтовня его мёртвого отца.
Он рассказывал ему об удивительных вещах: о боли, с которой расстался, когда вырезали его сердце; о тенях, которые стоят по обе стороны от него; о темноте, что открыла свой зев и дожидается, чтобы заглотить его душу вместе с другими. Почему-то ему не дали лодку, в которой он бы проплыл по водам подземного мира до места суда Осириса. Ифе должен был восстановить порядок.
А ещё отец сказал Ифе:
- Твоя мать - скверная женщина, и когда взвесят её сердце, то скажут, что она запачкала свои руки преступными делами. Посмотри, бальзамировщик разглядывает мои желудок и печень, нюхает их. Отчего они такие? Нефтида подучила наложницу влить яда в моё вино. Но я не успел уличить убийцу.
Ифе вспомнил, что отца нашли вцепившимся в одежу наложницы, всего в кровавой рвоте, с выпученными от боли глазами.
- Ифе, ты мой нелюбимый сын, а может, и не сын вовсе - Нефтида принадлежала не только мне, но и тому демону, который сидит в её матке. Ты, наверное, его отродье. Но всё же прошу тебя: возьми у бальзамировщика кусок моей плоти и брось его собаке. Только сделай так, чтобы он увидел.
Раб хотел было завязать внутренности отца в узел и опустить в соляной раствор в простую керамическую канопу, но Ифе налетел, как вихрь, схватил что-то тёмное, тяжёлое и скользкое и кинул одной из вездесущих собачьих стай.
Большой рыжий пёс взвился в прыжке, мелькнул белым брюхом, ухватил подачку и, давясь, проглотил.
А потом собака рухнула в корчах. Её горло содрогалось, из пасти валила пена. Всё закончилось кровавой рвотой.
Бальзамировщик побледнел, схватился за сердце, а потом сделал знак рабу, который незаметно для всех скрылся.
Ифе почувствовал, что от отлучки раба будет много неприятностей.
Так и вышло.
Теперь в доме ели в основном ячменную похлёбку с ячменным же хлебом. Пришлось забыть о куропатках и фруктах, мёде и сырах. Все доходы с арендных земель отправлялись в карманы братьев Шел-ото и бальзамировщиков.
А средний Эбо стал преследовать Нефтиду. Что такое полученные гроши? На них не приобретёшь хороший дом и красивую жену из знатного рода, у которой бы водились деньги и которой можно было бы помыкать из-за тайны.
Когда минули сорок дней, хотя было положено семьдесят суток трудиться над мумией, к дому привезли саркофаг из сикоморы с вырезанным мордой какого-то зверя и поставили с северной стороны. Здесь он будет находиться до тех пор, пока отцу не найдётся место в гробнице.
- Мама, а какой зверь вырезан на крышке? - спросил Ифе. - Это отвратительный волк, которого почитают невежественные племена? А почему не лев, не крокодил?
- Зверь? Почему зверь? Мастер вырезал лицо твоего отца, - ответила Нефтида.
К ним подошёл Эбо, поправил засаленные накладные волосы, вытер струи пота с лица и сказал:
- Я знаю, ты заплатила талант серебра за работу лентяям и бездельникам. Мне жалко тебя, Нефтида. Поэтому прими деньги от меня. Нусепт был и моим братом.
Мать выдернула свою ладонь из ручонки сына, оттолкнула Ифе за спину и стала любезничать с Эбо.
Но даже Ифе знал, что жирный, как осенний петух, Эбо готов потратиться только вовсе не из-за жалости, а для того, чтобы жениться матери.
Так и вышло.
А деньги вернулись к Эбо.
Он был ещё более жестоким, чем Нусепт.
Не пригласил жреца, когда пришло время родить наложнице. И некому было облегчить путь новой души в мир, отогнать демонов, которые встали поперёк него. Наложница покричала и замолкла. Сначала умер ребёнок в её животе, потом на его следы в мире - страшную вонь и вытекающую из матери жидкость - слетелись злобные духи. Через пять дней испустила дух и наложница. В её покоях ещё долго пахло смертью, поэтому их заколотили.
Эбо и Нефтида разодрались из-за того, кому тратиться на похороны бедняжки. Вышло, что Эбо должен облегчить карман, потому что умерший плод приходился ему племянником. А ответить пришлось за дурное настроение пришлось Ифе. Эбо исхлестал его плетью и бросил в крохотный пруд около дома.
Ифе вылез из воды и долго не решался войти в дом, пока одна из рабынь не пожалела его и не привела на кухню, где ребёнку дали тёплого молока с мёдом, а потом уложили в кладовой на ларь с зерном.
Нефтида не обмолвилась о сыне. Она всю ночь мирилась с Эбо так, что у деревянной лежанки сломались ножки.
В перерывах между порывами страсти она, ещё содрогаясь от наслаждения, слышала за стеной чьи-то тяжёлые шаги. Но что ей эти шаги? Весь мир для неё сосредоточился внизу живота. Видно. И вправду там свил гнездо демон.
Ифе из двери кухни видел, как что-то огромное, тяжко переваливаясь, обошло вокруг дома и застыло возле покоев матери. Утром он сразу же кинулся смотреть на щебень и песок возле стен. Рытвины были ничего себе, по колено провалиться можно.
А ещё Ифе осмотрел саркофаг - он тоже был в песке и щебне.
Вот это да! Значит, душа покойного Нусепта не может проплыть через царство мёртвых к месту суда, застряла где-то и пришла к дому, откуда его тело вынесли бездыханным!
Ифе кинулся к доброй рабыне и всё ей рассказал.
Иссиня-чёрная рабыня погладила ребёнка по вихрам и прижала палец ко рту: