Страница 11 из 86
Пойкко проснулся поздно. Исавори в шалаше не было. В незаволоченный проём несло влажным холодком. Мальчик перекатился по мягкой подстилке из лапника и сухих трав и выглянул наружу. Серое утро встретило его моросящим дождём; посеревший, какой-то взъерошенный лес был глух и недвижим: ни ветер не тронет набрякшие дождём ветви деревьев, ни птица не спорхнёт с куста на куст. Один только дождь сыпал с низкого бледного неба, окутав деревья и землю белёсым налётом. В очажной яме чернели залитые угли.
Исавори нигде не было. В кувасе остались его вещи; не видно было только колчана с луком. Должно быть, Каукиварри отправился на охоту: запасы действительно нужно было пополнить.
Пойкко нехотя выбрался из хижины, задрожал от попавших за шиворот капель, втянул голову в плечи и побежал к кустам, возле которых торчала длинная жердь, с привязанной к верхнему концу палкой в локоть длиной. Справив нужду, он стремглав бросился назад к кувасу, занырнул внутрь и вжался в сохранившую тепло его тела подстилку. Перевернулся на спину, заложил руки под голову. На жердях был закреплён маленький деревянный человечек – хранитель куваса, точно такой же, как в каждом таало. Он вспомнил, как когда-то, когда он был совсем маленьким, он всё мечтал дотянуться до такого вот хранителя в доме исавори. Помнится, старик тогда здорово смеялся. После этого Каукиварри сделал ему двух маленьких человечков, но только лишённых всякого намёка на лицо – играть можно только безликими куклами, иначе можно нанести вред кому-нибудь из живых людей - душа человека может покинуть тело и вселиться в деревянное тело. Говорят, такое проделывают злые колдуны, живущие далеко в ледяных горах Севера. От того, от их вредоносной ворожбы, люди болеют и умирают до срока. Пойкко снова поёжился, ощутив озноб промеж лопаток.
Он долго ещё лежал, прислушиваясь к тому, как разбиваются о корни срывающиеся с ветвей большие капли. Даже вздремнул немного. Всё же, трёхдневный поход давал о себе знать. Он был доволен, что сегодня исавори дал ему хорошенько отоспаться. Наверное, если бы не дождь, они бы продолжили путь вместе с восходом солнца: Каукиварри не любил спать долго и в других не терпел того. Пойкко блаженно потянулся, зевнул. Да, хорошо!
Для полного удовольствия не хватало только чего-нибудь вкусного и горячего. Пойкко вспомнил о промоченных углях в очаге. Придётся постараться, пытаясь развести огонь в этакую-то сырь! Вот вернётся исавори, принесёт добытую птицу или зверя, а приготовить-то её не на чем. Пожалуй, браниться станет. Мальчик поморщился, от чего стал очень похож на Каукиварри: мать всегда говорила, что когда он так делает, то его не отличить от исавори – одно лицо. Исавори... Ленивых-то он не шибко любит.
Пойкко повздыхал, ещё немного понежился на тёплом ложе и сел. Нашарил в сваленных в кучу вещах дедовский топор, искусно сделанный из мелко оббитого красноватого кремня, и придвинулся к выходу. Убедившись, что дождь и не думает утихнуть, он покачал головой и полез наружу. Выбравшись, поднялся на ноги и, оглядевшись, свернул влево, направившись к лесу: вечером, собирая дрова, он видел где-то там толстую давно упавшую лесину.
Пришлось немного поплутать по густому подлеску, прежде чем он смог отыскать скрытый в зарослях тонкоствольной ольхи, виденный накануне ствол с осыпавшейся корой. Топор звонко ударил в твёрдое дерево; полетела щепа. Пойкко был осторожен: если ударить вскользь - кремнёвое лезвие может расколоться на куски и тогда гнева исавори избежать станет невозможно. Раз за разом он всё глубже врубался в сушину, скалывая с неё сухие щепки. Потом, скинув безрукавку, он собрал щепки и аккуратно завернул их в безрукавку, чтобы не намочил дождь. Затем снова подобрал топор. Так он сумел наколоть изрядный запас сухого топлива, которого вполне хватит, чтобы зажечь огонь и дождаться, пока загорятся мокрые палки.
Вернувшись на стоянку, он выгреб из очага мокрые уголья и золу, выложил наколотые щепки, собрал с нижних веток стоявших вблизи ёлок пряди лишайника, подсунул их под щепу и достал из-за пазухи огненные палочки. Прикрывая их от мороси, он прижал узкую плашку ногами, вокруг тонкой палки обмотал тетиву крохотного лучка и, вставив обуглившийся от многократного употребления конец палки в маленькую лунку на плашке, начал быстро вращать лучок. Через некоторое время в ноздри ударил едкий запах горелого, а потом показался лёгкий дымок. Пойкко подложил к лунке сухие пряди лишайника и с удвоенным усердием принялся вращать палку. Когда дым сделался гуще и лишайник начал едва заметно тлеть, мальчик отложил лучок в сторону и, припав губами к клочку лишайника, начал осторожно раздувать красные точки. Когда показался робкий язычок пламени, Пойко подложил разгорающийся комочек в груду щепок. Продолжая старательно дуть на пламя, он накладывал поверх него новые пучки лишайника и щепки, пока посильневшее пламя не охватило всю кучку мелкого топлива. Тогда мальчик сломил несколько веточек с ели и положил их в маленький костерок, сверху высыпал остатки щепы. Пока огонь разгорелся, он наломал ещё веток. Вскоре, костёр уже весело пожирал влажные смолистые ветки, постреливая по сторонам искрами. Пойко подсел поближе и подставил вытянутые руки к нежному теплу.