Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 18



ГЛАВА 2. Гроза богов

Немой чернокожий невольник, одетый роскошнее, чем наследник иного знатного рода, поклонился и отступил, растворившись в вечерних тенях. Человек, которого он привел, сложил перед собой ладони и тоже поклонился. Уже одно это движение выдало бы в нем чинца, но Джареддин все-таки окинул медленным внимательным взглядом и смуглое узкоглазое лицо, и приземистую фигуру, закутанную в несколько цветных халатов, и широкие рукава, колыхнувшиеся в сумерках, словно крылья сонной птицы.

– Ну что ж, почтенный, – уронил он. – Зачем вы хотели видеть меня?

Чинец поднял взор непроницаемых карих глаз, в которых Джареддину ничего не удалось прочитать, кроме безмятежного спокойствия, и тихо сказал:

– Приветствую мудрейшего среди сильных и сильнейшего среди мудрых, повелителя тайных знаний, стоящего у престола пресветлого государя…

– Одного из дюжины тех, кого шах зовет бездельниками и дармоедами, – усмехнувшись, в тон ему подсказал Джареддин. – Не первого из них и даже не второго или третьего.

– Разве я забыл упомянуть о мудрости светлейшего? – удивился чинец. – Только глупое дерево тянется выше своих сородичей, забыв, что молнии первыми поражают гордецов. Сила дерева не в его высоте, а в том, сколько земли могут накрыть тенью его ветви. И в глубине, на которую уходят корни.

– Будь я и правда подобен дереву, вы стали бы самой сладкоголосой птицей на его ветвях, мой дорогой гость, – продолжал улыбаться Джареддин, чувствуя, как внутри горячо и остро разливается предвкушение.

О, как давно он хотел подобраться к существу, которое сейчас стояло перед ним. Хотел – и не знал, как это сделать, боясь испортить первую встречу. А сегодня чинский оборотень пришел сам. Древний, хитроумный, опасный… И вот-вот расскажет, что его привело. Хотя бы намекнет!

– Щебет птиц обманчив, светлейший, как и пестрота их оперения, – улыбнулся в ответ чинец, едва разжимая губы. – Вот они славят величественное дерево, давшее им приют, а вот раз – и улетели! Много достойнее участь родника, бьющего из корней. Он питает силу дерева, смиренно принимая покровительство его ветвей. И как бы ни был этот родник мал и скромен, иногда именно его недостает, чтобы спастись во время засухи.

– Воистину это так, – согласился Джареддин и взмахнул рукой, указывая на россыпь пестрых подушек вокруг низкого столика. – И прошу простить мою неучтивость. Пусть не скажут, что в доме ир-Джантари не нашлось для гостя другого угощения, кроме сладких речей.

Он хлопнул в ладоши, и, пока гость опускался на подушки, по-чински скрестив ноги, все тот же невольник мигом соткался из сумрака, заполнившего комнату, поймал взгляд хозяина и снова исчез, чтобы через несколько мгновений вернуться с подносом.

Пока безмолвная черная тень в дорогих одеждах расставляла на столике вино, сыр, фрукты и сладости, Джареддин молчал – и гость молчал тоже. Когда невольник появился во второй раз уже с фарфоровыми чашками, полными дымящегося кофе, Джареддин шагнул к столу и опустился на подушки с другой его стороны, напротив чинца.

Тот склонил голову, и его руки снова вспорхнули перед грудью и лицом, сложным жестом выражая благие пожелания дому и его хозяину. Джареддин мог бы ответить ему тем же – в роду ир-Джантари никогда не считали изучение чужих обычаев пустой тратой времени. Но не стал. Просто поклонился и пожелал доброго здоровья, причем не по-чински, хотя владел этим языком. О да, он был согласен с каждым словом велеречивого гостя! Только глупец возвышается над остальными, когда гнев небес ищет себе жертву. Но еще больший глупец позволяет узнать, на какую глубину в самом деле уходят его корни. У мудрого человека всегда в запасе несколько секретов.

Первую чашку кофе они выпили молча, со спокойной, почти дружелюбной сосредоточенностью вглядываясь друг в друга. Вторую Джареддин неспешно налил, и Серый Лис ее даже пригубил, но поставил на стол, показывая, что пришло время разговора.

– Здорова ли семья мудрейшего? – мягко спросил он и кинул в рот сваренный в меду орех, с удовольствием причмокнув. – Ваша почтенная матушка и благородный брат?



– У них все благополучно по воле богов, – отозвался Джареддин. – А как процветает ваш род, мой достойный гость?

Они обменялись понимающими улыбками, тонкими, почти неуловимыми, скорее даже тенью улыбок. И оценили их, как два мастера боя оценивают первое касание клинков, легкое, словно первый поцелуй застенчивых влюбленных.

О да, разумеется, Серому Лису известно, что брат Джареддина умирает в Тариссе, не зная, какой глоток морского воздуха окажется для него последним. И о том, что светлейшая Лейлин ир-Джантари, младшая сестра самого шаха, вдова Лунного визиря, не вполне здорова рассудком, в Харузе не ведает разве что глухой.

Но и Джареддину кое-что рассказали темные ночные пташки, приносящие вести и уносящие золото. Лучшее наследство, что он получил от отца, – привычка следить за Харузой и тем, что в ней происходит. А происходит что-то весьма интересное! За несколько последних дней в чинских домах удовольствия разом сменились почти все управляющие, из Пестрого Двора исчезли многие акробаты и фокусники-чинцы, и даже подданные Ночного шаха насторожились, пытаясь понять, откуда дует ветер.

– Мой род отныне в руках моих детей, – безмятежно улыбнулся Серый Лис. – Я оставил семейное дело сыновьям, а сам ушел на покой. У нас говорят, что настоящая чинская ива знает, когда упасть, освобождая место молодой поросли.

И он положил в рот еще один медовый орех, а потом запил его кофе и даже прищурился от удовольствия.

– Вот как… – медленно сказал Джареддин.

– Именно, – подтвердил чинец. – Не знаю, известны ли вам обычаи моей родины, светлейший, но у нас принято, чтобы мужчина, достигнув предела жизненных сил и свершений, оставлял мирские заботы, становясь отшельником или странником. Не всем подобное дано, разумеется, а лишь тем, кто ищет в этом свое призвание и духовный путь. Я понял, что пришло мое время, и попросил богов о милости не пережить самого себя, не стать трухлявой ивой, мешающей собственным потомкам ловить дожди и солнце.

– Как красиво! – восхитился Джареддин, нежа в ладонях чашку из расписного чинского фарфора. – Мудрость вашего народа беспредельна, мой драгоценный гость!

«Иными словами, – подумал он с холодной расчетливой ясностью, – ты сбежал, чтобы собственные дети не перегрызли тебе глотку. Что ж, это даже у людей встречается, так что наполовину зверям и вовсе простительно. Но… что же ты хочешь от меня? Помощи в возвращении власти? Нет, не можешь ты быть настолько глуп! Ты, славящийся коварством! Тот, кто не удержался в воздухе на собственных крыльях, на чужих и вовсе не взлетит».

– Чем же я могу вам помочь, почтенный? – любезно уточнил он, чуть наклоняясь вперед и ловя взгляд все таких же непроницаемых, словно нарисованных на фарфоре, глаз чинца. – Если вы ищете мудрости, то это мне, недостойному ученику, следует припасть к вашим стопам и просить поделиться ею.

И они снова обменялись взглядами, подобными столкнувшимся саблям. Однако этот незримый поединок был лишен всякой злости. Просто два мастера, молодой и старый, встретились и отдают друг другу должное, наслаждаясь беседой клинков, как собственной.

– Разве я не говорил об этом? – растянул губы в улыбке Серый Лис. – Ваше древо, светлейший ир-Джантари, обладает на диво могучими ветвями. Его корни глубоки и уходят в такую тьму, что она способна испугать несведущих в тайных искусствах. Но даже такому дереву, поистине шаху среди собратьев, не помешает маленький родник, приютившийся среди корней. Кто знает, какого глотка знаний или опыта может не хватить тому, кто однажды решит возвыситься над остальным лесом? А все, что я попрошу взамен, это немного тени, спасающей от жестокого солнца.

– Вы ищете… моего покровительства? – вдруг севшим голосом уточнил Джареддин, и Серый Лис молча опустил ресницы, спрятав взгляд в кофейной чашке. – А не боитесь, что однажды в дерево моих замыслов ударит молния, не разбирая, где ствол и ветви, а где родник у корней?