Вальтер

В огромном зале, непривычно залитом солнцем, редким в этих краях, казалось, еще никогда не было так много народа. Массивные дубовые стеллажи, стоящие на охране бесценных знаний сего сакрального места, сочувствующе обозревали возникший у их подножий хаос: фрейлины со слезами, беспомощными причитаниями и мольбами, приправленными изрядной долей боязни сделать еще хуже, окружили тело совсем юной девушки, лежащей на полу среди огромных опрокинутых книг. Бледные щеки в обрамлении карамельно-пшеничных волн, потеряли свой редкий яркий румянец, руки безжизненно вскинулись к высокому изящному воротнику со сверкающей серебряной пластиной, словно пытаясь избавиться от удушья. Блестящие голубые глаза в томной неге полуопущены для придания лицу большего трагизма.

С появлением Даниэля стало очевидно, что ждали именно его. Когда фрейлины расступились, не отводя наигранно испуганных, но уже в большей степени любопытных глаз от королевского сына, он опустился на колено рядом с бедняжкой.

Ресницы девушки заметно дрогнули, а в уголке глаз даже появилось по крохотной слезинке.

– Даниэль, я умираю…– слабо прошептали ее губы, пытаясь в этот момент выглядеть как можно выразительнее и прекраснее.

Вместо ожидаемого внимания в ответ ей донесся его несдержанный, искренне удививший страдалицу смех.

– Агнесс, и из этого ты сумела сделать целый спектакль?

Фрейлины боязливо ахнули, когда юноша повернул к себе ладонь девушки, на чьем указательном пальчике зиял тонкий порез с проступающими алыми каплями.

– Господин Вальтер! Лекарь вот-вот будет! Умоляем, сделайте что-нибудь, чтобы сохранить ей жизнь!

В этот момент в зал ворвались еще несколько мужчин. Впереди всех бежал герцог Эдмонд: слишком высокомерный для своего недавно приобретенного титула и слишком обеспокоенный случившимся для своей давно заявившей о себе гордыни. С того самого времени, как Даниэль все чаще стал замечать его в компании Агнесс, и первая, и вторая характерная черта герцога возросли до небывалых высот.

– Как это могло произойти?! – Эдмонд тут же оказался рядом с девушкой, намеренно игнорируя ее брата. – Дорогая моя, разве Вы не знаете, что снимать перчатки даже в замке крайне опасно! Неужели фрейлины Ее Величества настолько глупы, что не смогли за этим уследить! Если Вас не спасут, – он поднял суровый взгляд на девушек, чей искусно очаровывающий испуг, кажется, и на герцога не произвел должного впечатления, – я лично казню каждую, кто в этом виновен!

Зал снова наполнился причитаниями.

– Много шума из ничего,– голос Даниэля все-таки вынудил Эдмонда повернуться. – Агнесс страдает от своей мнительности, ничего более.

Девушка в это время чуть приоткрыла глаза, и, заметив, что ненависть герцога к ее брату отнимает все внимание от нее самой, как бы в последнем отчаянном жесте, умоляющем о спасении, дотронулась ладонью до щеки Даниэля.

– Ты не понимаешь,– трагично прошептала она, – эта рана может стать последней в моей жизни… и если я все же умру, обещай, что я буду самой красивой на своих похоронах…

Герцог презрительно отвернулся, но самообладание предательски отказывало ему по мере того, как ее рука скользила по хорошо очерченным скулам. Усмехнувшись, Даниэль далеко не галантно подхватил девушку на руки. Путь ему вновь преградил колющий взгляд.

– Вы уверены, что рана не настолько серьезна, чтобы Агнесс можно было перенести в ее спальню?

– Больше всего, господин Эдмонд, меня беспокоит ВАША забота по этому поводу. Вы так часто с недавних пор стали проводить время в обществе моей сестры… Надеетесь, и королева одарит Вас вниманием?

Оскорбленная гордость герцога взвыла.

– Как Вы смеете так себя вести! – прошипел он, бесцеремонно оттолкнутый плечом Даниэля.

Спустя мгновение девушка уже лежала в своей кровати, тяжело вздыхая и закатывая глаза. Комната наводнилась придворными, что грозило перейти в потоп.

Даниэль сел подле девушки и ее тщетная попытка изобразить предсмертную агонию в очередной раз потерпела фиаско.

– Замолчите! – громкий голос заставил стихнуть гул окружающих. – Здоровье госпожи Агнесс не вызывает опасения, ведь сколько бы она ни разыгрывала жертву, поверженную книжной страницей и обреченную на мучительную смерть, для нее это всего лишь царапина, и она ее не убьет. – Он взял руку девушки, все еще подчиняющуюся наигранной слабости, и повернул ладонь к ней. – Посмотри, глупышка, кровь уже остановилась. Как бы ты ни хотела, ты не станешь такой, как они. Зачем же было разыгрывать эту драму?

Девушка, неохотно взглянув на палец с растертым красным пятном, поморщилась и отвернулась.

– Это случилось так неожиданно…

– Даниэль, я хотел бы поговорить с Вами, – сдержанный тон Эдмонда объяснялся только близким нахождением девушки подле ее брата.

– Если Вы хотите выяснить со мной отношения, герцог, – тон Даниэля, насмешливый и снисходительный, буквально поджигал воздух между ними, – то подождите, пока мы покинем общество дамы. Иначе я усомнюсь в том благородстве, которое Вы так любите при всех подчеркивать.

Судя по сдвинувшейся к переносице брови, сдержанность герцога уже была на исходе.

– Вы, Даниэль, ей не брат по крови, чтобы так со мной говорить. И Вы не сын королевы по крови, чтобы заслуживать столь щедрое ее расположение. Ваша кровь вообще не имеет ничего общего с нашим народом, и, как и ее цвет, вы столь же опасны и своенравны. Как и все люди, Вы пренебрегаете не только нашими правилами, Вы пренебрегаете незаслуженной любовью народа, и это дорого Вам обойдется. – Рука его легла на рукоять меча, и Даниэль, видя это, медленно встал. – Зря Вы не верите в то, что вардаром невозможно стать. Поверьте, кровь меняет свой цвет на более благородный. Так что помяните мое слово: эта девочка хочет и станет вардаром, и будет среди нас равной. А Вы – никогда.

Взгляды, все до единого, были прикованы к Даниэлю. Спокойствие, с которым он встречал надменную тираду, уже не в первый раз приводило в восхищение. Он уже привык побеждать противников в схватке амбиций, и хладнокровие, с которым он обычно встречал подобные слова в свой адрес, быстро разоружали противника. Но этот случай был явно из тех, которые заканчивались оружием. Если бы в конфликт в очередной раз не вмешалось третье лицо.

– Думаю, сейчас не самая подходящая обстановка для выяснения отношений. – Рядом с герцогом появился граф Реймонд, уже взявший в привычку сводить подобные конфликты Даниэля с королевскими приближенными на нет. – Главное, что госпоже Агнесс больше ничего не угрожает.

Фрейлины недовольно выдохнули.

– И дабы не доносить до сведения Ее Величества о вашем очередном не самом приятном разговоре, – молодой граф встал между ними, – предлагаю заключить перемирие. Даниэль, ты обещал королеве.

Даниэль презрительно молчал, и самодовольство в уголках его губ говорило о том, что проигравшим он себя не считает. Его оппонент отвел взгляд, делая громкий медленный выдох: он вынужден был сожалеть о содеянном из-за своей репутации в глазах королевы.

– Мне придется признать, что я благодарен за то, что Вы оберегаете жизнь этого прекрасного создания.

С этими словами герцог, слишком очевидно сопротивляясь неприятному для себя решению, медленно стянул с правой руки сатиновую перчатку и протянул открытую ладонь юноше. Зал, восхищенный его благородным жестом, замер. Но ответного жеста не последовало, и тишина вокруг них испуганно выдохнула. Обнаженная ладонь дрогнула, глаза Даниэля угрожающе блеснули.

– Вы считаете, что обнажать руку в знак высшего доверия передо мной, всего лишь человеком, о котором Вы только что так нелестно отозвались, безопасно? Вы, вардары, познавшие дар колдовства, заковываете себя в кандалы, в одежду, по прочности сопоставимую с кольчугой, потому что вместе с огромной силой вы стали самым слабыми существами, раз малейшая царапина может лишить вас жизни… А теперь, чтобы продемонстрировать перед девушкой свое благородство, свою добродетель, вы обнажаете передо мной руку? Надеюсь, господин Эдмонд, Вы не исключаете тот факт, что я могу воспользоваться Вашей слабостью и убью Вас, стоит Вам увидеть кровь на своей коже?