Страница 8 из 31
В самой Греции слово "вампир" явно неизвестно, общеупотребительным названием является слово, которое можно транслитерировать как vrykolakas (вриколакас), множественное число vrykolakes (вриколакес). Тозер приводит в качестве турецкого варианта vurkolak (вурколак). А в Македонии, где греческое население постоянно контактирует со своими славянскими соседями, особенно в районе Меленик на северо-востоке, греки переняли другие формы39 и используют их как синонимы названия вриколакас в его обычном греческом значении. Однако довольно странно, что, за этим единственным исключением, в масштабах всей континентальной Греции и многочисленных греческих островов форма "вампир" нигде не встречается. Кораес отрицает славянское происхождение слова вриколакас и пытается соотнести один из местных вариантов с гипотетическим древнегреческим словом, утверждая, что оно является эквивалентом слова, которое использовал географ Страбон40, и другого, подобного, употребленного Арианом Никомедийским в "Рассуждениях Эпиктета"41, а также с более употребительным42, встречающимся у Аристофана в "Женщинах на празднике Фесмофорий". Оно также попадается еще и у Платона в диалоге "Федон"43. Это дериват, уменьшительное от "мормо", что значило "домовой", "чертенок", но иногда и хуже: "кровосос с отвратительной внешностью". Гипотеза весьма оригинальна и патриотична, однако Бернард Шмидт и все прочие авторитеты сходятся на том, что она полностью ошибочна и что греческое слово вриколакас, несомненно, "следует отождествить со словом, общим для всей славянской группы языков. Это словенское сложное слово, встречающееся в вариантах volkodlak, vukodlak, vulkodlak (волкодлак, вукодлак, вулкодлак). Первая его часть имеет значение "волк", тогда как вторую часть соотнесли, хотя подлинное родство не вполне доказуемо, с blaka (блака), что в старославянском языке и в новославянских языках, в частности в сербском, означает "волосы" на теле коровы или лошади или же конскую гриву44. Но к каким бы результатам ни привели попытки установить точное значение этого сложного слова аналитическим путем, синтетическое его употребление во всех славянских'языках, за исключением сербского, эквивалентно английскому слову "werewolf" (уэрвулф), шотландскому "warwulf" (уарвулф), немецкому "Werwolf" (вервольф) и французскому "loup-garou" (лупгару). В сербском языке это слово имеет значение "вампир"45. Но в связи с этим следует отметить: среди славянских народов, и особенно среди сербов, бытует поверье, будто человек, бывший при жизни вервольфом, оборотнем, после смерти становится вампиром; таким образом, оба эти значения тесно связаны46. В некоторых районах, особенно в Элиде47, даже верили, будто тот, кто отведал мяса овцы, которую загрыз волк, после смерти превращается в вампира48. Однако необходимо помнить, что хотя суеверия, касающиеся вервольфов и вампиров, во многих отношениях совпадают, а в некоторых моментах и полностью идентичны, все же, особенно в славянских преданиях, между ними наблюдаются весьма существенные различия. Ведь Славяне четко определяют вампира как неразложившееся и ожившее мертвое тело, возвращающееся на землю из своей могилы - в противном случае его нельзя, строго говоря, назвать вампиром. Вероятно, не будет преувеличением сказать (и нам еще выпадет случай это пронаблюдать), что представления собственно о вампирах являются специфической особенностью славянских - и отчасти соседних с ними - народов. Особенно часто подобные поверья встречаются в балканских странах, в Греции, а также в России, в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии. Разумеется, существует множество вариантов такого рода поверий, как на Западе, так и на Востоке, и в других странах имеются свои предания о вампирах, в точности соответствующие славянским нормам, но только за пределами отмеченных нами районов явления вампиров достаточно редки, тогда как в своей Исконной вотчине вампиры и по сей день пользуются ужасающим влиянием, и люди там боятся не столько призраков,, сколько возвращения этих мертвых тел, багровых и набухших, отвратительно раздувшихся от выпитой крови, наделенных способностью вести непонятную, омерзительную, дьявольскую жизнь.
В датском и шведском языках мы имеем форму vampyr, в голландском vampir, во французском - le vampire, в итальянском, испанском и португальском языках - vampiro, в современной латыни - vampyrus49. Оксфордский словарь дает вампиру следующее определение: "Сверхъестественное существо (согласно изначальным странным поверьям - оживший труп); считается, что оно добывает себе пропитание и причиняет тем самым вред, высасывая кровь у спящих; мужчина или женщина, наделенные аналогичными аномальными способностями". Первым замеченным примером использования этого слова в литературе, является, видимо, упоминание о вампирах в "Путешествиях трех английских джентльменов" - произведении, написанном около 1734 года и опубликованном в IV томе "Харлейского альманаха" (1745); там встречается следующий пассаж: "Мы не должны упустить случая отметить здесь, что наш помещик [в Лаубахе], кажется, обратил определенное внимание на то, что рассказывал о вампирах барон Вальвазор, утверждавший, будто ими просто кишат отдельные части нашей страны. Считается, что эти вампиры представляют собой не что иное, как тела умерших людей, оживленные злыми духами. Эти трупы встают по ночам из могил и высасывают кровь из множества живых людей, уничтожая их таким образом". Вскоре представления о вампирах и само это слово стали совершенно привычными, и Оливер Голдсмит в своем "Гражданине Мира" (1760- 1762) употребляет фразу, которая уже тогда воспринималась как вполне обычная: "От еды у него наступает пресыщение, и в конце концов он начинает сосать кровь, подобно вампиру".
У Джонсона в издании Лэтэма (1870) мы находим: "Вампир. Существо, считающееся демоническим; утверждают, что оно с удовольствием пьет кровь у живых людей и оживляет умерших, которые, будучи извлечены из могил, якобы сохраняют вид цветущий и полнокровный". А вот цитата из "Замечаний о революции 1688 года" Формэна (1741), демонстрирующая, что уже очень скоро слово "вампир" обрело и переносное значение: "Они - вампиры, сосущие кровь народа, и грабители королевства". У Дэвида Мэллета в его произведении "Зефир, или Военная хитрость" есть такие строки: