Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 12

Как только брахман опорожнил чашу с возбуждающими снадобьями, жена принялась ласкать его вялый старческий член. При этом не было забыто ни одно из ухищрений, открытых Ватсьяяне Чандрикой. От лёгкого кольцевания она перешла к кусанию боков и хотела уже взяться за тягу, когда громкий храп Харидатты положил конец её трудам. Мандаравати ухватила супруга за нос и принялась бесцеремонно трясти его голову. Брахман продолжал спать. Женщина несколько раз сильно ущипнула его за бок. Результат оказался тот же. Тогда она открыла сундук и выпустила на волю любовника.

– Что это произошло с учителем? – удивился Ватсьяяна.

– Не обращай на него внимания, – со смехом отвечала Мандаравати, – подобное не раз случалось и прежде. Однако чтобы действовать наверняка, я вместо лакрицы влила в его питье настойку опия. Теперь помоги мне повернуть Харидатту лицом к стене, и пусть себе наслаждается покоем.

Так они и поступили. Передвинув брахмана на край ложа, Ватсьяяна с Мандаравати, как ни в чём не бывало, улеглись рядом с ним и предались любовным утехам. А так как обоих уже давно снедало неукротимое желание, они от страстных поцелуев очень быстро перешли к соитию. Мандаравати повернулась спиной к возлюбленному и уперлась грудью в высокую подушку. Одну ногу при этом она вытянула, а другую поджала под себя. Ватсьяяна, пристроившись сзади на коленях, погрузил лингам в её горячую, влажную йони. Нанося удары, он в тоже время ласкал руками груди возлюбленной и покрывал поцелуями её плечи. Так развлекались они до тех пор, пока их не накрыла волна блаженства. Но едва отступило сладострастие, оба почувствовали сильный голод, ведь за ужином ни он, ни она почти не вкушали пищи.

– Лежи тихо, милый, – велела Мандаравати, – а я пойду, посмотрю, чем мы можем поживиться.

Кое-как прикрыв свою наготу паридханой, босая и простоволосая, она легко, словно девочка, выбежала из комнаты и вскоре вернулась с чугунком тёплых рисовых лепёшек и кувшинчиком арака. Пировать пришлось прямо на полу. Однако это нисколько не испортило им удовольствие. Мандаравати то и дело обхватывала возлюбленного за шею и припадала к его устам. Несколько глотков водки ещё более оживили её. Раскрасневшаяся, с блестящими глазами, она беспрестанно смеялась, шутила, выхватывала у него изо рта кусочки лепешек, предлагала взамен на кончике языка свои, и вообще была шаловлива, как ребёнок. Как только ласки возбудили Ватсьяяну к новому соитию, госпожа забралась к нему на колени, приняла лингам и крепко обхватила ногами его ягодицы. Обнявшись, оба стали раскачиваться на ложе, обмениваясь в то же время сотнями поцелуев, и вскоре огонь страсти во второй раз разлился по их жилам …

Наступило время третьей стражи и вместе с ним пора расставания.

– Воистину, любимый, – призналась Мандаравати, – сегодня был лучший день в моей жизни. Дважды душа моя отрывалась от тела и вкушала небесную усладу в садах Камалоки.

– А я вообще всю ночь не покидал её пределов, – отвечал Ватсьяяна.

Одевшись, он осторожно вышел из комнаты и стал пробираться к лестнице на первый этаж. И тут удача, так долго сопутствовавшая любовникам, внезапно оставила их. Сделав в темноте несколько шагов, юноша неожиданно столкнулся со старой служанкой, которая вставала по нужде и теперь возвращалась к себе на полати. Не разобрав в чём дело, старуха завопила, что есть мочи и в мгновение ока разбудила весь дом. Ватсьяяна метнулся наверх, взлетел на мансарду и оттуда выскочил на плоскую крышу. Он, впрочем, понимал, что, избрав этот путь, только отсрочил своё неизбежное разоблачение. Поблизости не росло никаких деревьев, по которым можно было бы спуститься на землю, а прыжок с такой высоты грозил завершиться тяжким увечьем или смертью. Оставалось только одно: молить о помощи всевышних богов. Ломая в отчаянии руки, Ватсьяяна воскликнул:

– Всеблагой Кама! Научи, как выпутаться из этой передряги, и я буду самым верным из твоих рабов! Клянусь, что не сложу рук и не успокоюсь, пока не прославлю твое имя по всей Вселенной!

И тут, словно в ответ на его горячую мольбу, из-за мансарды послышался сонный девичий голос:

– Кому не спится по ночам, и кто здесь взывает к Каме?

– Чандрика? – не веря своим ушам, спросил юноша.

Это и в самом деле была дочка Харидатты, ночевавшая, подобно многим другим жителям Уджаяни, на свежем воздухе.

Ватсьяяна бросился перед ней на колени и в кратких словах поведал о случившемся.

– Ах, вот как, негодник! – гневно воскликнула девушка. – Чтобы уберечь твой жалкий отросток, я пожертвовала своей любовью, а ты в благодарность залез в постель к моей мачехе? Так поделом же тебе!

– Сам не пойму, как это случилось, милая Чандрика, – в искреннем раскаянии твердил Ватсьяяна, – заклинаю тебя всем, что между нами было: спаси меня!

Дочка Харидатты задумалась на мгновение, а потом сказала:

– Я помогу тебе, но при одном условии: ты больше не приблизишься к Мандаравати, и никогда, ни при каких обстоятельствах не осквернишь ложе моего отца!





Что оставалось делать Ватсьяяне? Попав в безвыходное положение, он поневоле принял все требования прежней возлюбленной. Так, на протяжении нескольких минут он принёс две немаловажные клятвы, изменившие (как покажет дальнейший рассказ) течение всей его жизни.

Между тем переполох в доме всё разрастался. К крикам женщин присоединились голоса мужчин, послышался лай собак и звон оружия. В любое мгновение преследователи могли появиться на крыше. Чандрика развернула большую шкуру гималайского медведя, служившую ей ложем, и приказала любовнику:

– Лезь сюда и не вздумай шевелиться!

Устроив Ватсьяяну, она накрыла его другой половиной шкуры, улеглась сверху и натянула на себя кашемировое одеяло. Проделано это было как раз вовремя. Не успела девушка устроиться, как на крышу высыпало десятка полтора полуодетых мужчин и женщин во главе с Мандаравати. Некоторые сжимали в руках факелы, другие успели вооружиться топорами и ножами. Не обнаружив наверху никого, кроме хозяйской дочери, преследователи остановились, в недоумении озираясь по сторонам.

– Он помчался вон туда, матушка, – поспешно сообщила Чандрика, указывая в сторону сада.

– Кто это был, дочка? – спросила хозяйка, – ты успела его разглядеть?

– Нет, матушка. Было слишком темно. Он пронёсся мимо, словно пущенная из лука стрела, спрыгнул с крыши и скрылся в саду.

– Спрыгнул с крыши? – недоверчиво повторила одна из женщин. – Если это так, значит, парень удрал со свернутой шеей.

– Да хоть вообще без головы! – воскликнула Мандаравати. – Что вы стоите? Бегите следом! Обыщите всё вокруг и поймайте его! Не хватало, чтоб чужаки шатались ночью по моему дому.

Слуги, не смея ослушаться приказа, кинулись вниз по лестнице и высыпали во двор. Жена Харидатты отправилась следом. Убедившись, что они остались одни, девушка в сердцах пихнула Ватсьяяну кулаком под бок.

– По твоей вине, – сердито сказала она, – я оказалась втянута в нелепую и опасную историю. Что теперь прикажешь делать? Незаметно выбраться отсюда невозможно. Утром тебя найдут в моей постели и мигом отправят к палачу. И знаешь, я начинаю думать, что он будет для тебя наилучшим врачом! Небольшое обрезание только прибавило бы тебе ума.

– Сейчас не самое удобное время для упрёков, Чандрика, – отвечал Ватсьяяна. – Я вижу лишь один выход: отдай мне свою одежду. Переодевшись женщиной, я сумею незаметно добраться до моей комнаты.

– Прекрасный план, – возмутилась девушка. – Ты спрячешься у себя, а я останусь на крыше, в чём мать родила. Или мне опять вырядиться в твою васану?

– Придумай что-нибудь получше, если можешь.

После недолгого колебания Чандрика принуждена была согласиться.

– Видно мне на роду написано нянчиться с тобой до самой смерти, – сказала она, отдавая уттарию, мекхалу и сандалии.

Напялив всё это на себя и распустив длинные волосы, юноша потребовал так же простыню.

– Я накину её на голову на манер правары, – объяснил он. – Это поможет мне скрыть лицо.