Страница 40 из 86
— Я очень неловкая. Всё бью, — улыбнулась она.
Я вспыхнула, устыдившись прочитанному в моём взгляде вопросу.
— И дети мои в детстве были такими же растяпами.
Я закусила губу, чтобы не спросить, где сейчас её дети? Не моё дело. Зато привязанность к ней Шона могла объясняться дружбой если не с её детьми, то, пожалуй, внуками. Хотя нынешняя чистота, аккуратно расстеленные везде, даже на полках буфета, салфеточками говорили об полном отсутствии шалопаев в доме и куче свободного времени для игр с крючком. Приглядевшись, я поняла, что даже занавески на окнах были ручной работой. Разговор не клеился. Мойра лишь спросила, откуда я, как надолго в Ирландию, что хочу увидеть и прочую светскую лабуду, на которую я сама желала бы получить ответ. От Лиззи.
— Думаю, Мойра не обидится, если ты придёшь к ней с мольбертом.
Неожиданно вставленная Шоном фраза заставила меня поперхнуться чаем. Это что, очередной отсыл к трусам и лифчикам?! Нахал! К счастью, Мойра не знала подтекста фразы и радостно защебетала на такой высокой октаве, которую не должны были взять связки, заключённые в такую толстую шею. Я умильно кивала, заедая обиду вареньем из красной смородины. Вкус дачи перебьёт даже ведро дёгтя, которое Шон планомерно льёт в бочку моего отпуска!
Шон извинился, встал и задвинул стул, извещая хозяйку и меня, что не намерен возвращаться к столу. Он направился к сумке. Голос Мойры опустился до баса, когда она попыталась спасти свой старый кран. Её массивное тело чуть ли не полностью закрыло от меня Шона, когда она ринулась от стола к раковине, но я видела непроницаемое лицо водопроводчика, решившего довести начатое до конца. Потом я отвернулась к окну, к которому был придвинут прямоугольный стол.
Мокрое бельё заманчиво колыхалось на ветерке, рисуя в моем воображении замечательный деревенский пейзаж, лишённый, впрочем, чего-то сугубо ирландского. Я вернусь сюда с мольбертом. Определённо. И даже не на зло Шону. Пусть он победил старуху, но у меня ещё все зубы на месте, чтобы кусаться. И если понадобится, перекушу голыми зубами все его водопроводные трубы.
Я потянулась к чайнику. Мойра уже вернулась к столу и поспешила сама наполнить мне чашку под причитания, что этот сумасшедший тратит на неё своё драгоценное время, которое лучше бы провёл со мной. Я вновь улыбнулась, решив, что лишнее напоминать Мойре природу своих отношений с Шоном. А вот ему напомнить их не мешало бы. Только подобрать верные слова не получалось.
— You're really good at making me feel guilty, — Шон заговорил неожиданно, когда мы уже прошли полпути от коттеджа Мойры до его дома. — Keep up a good work, lass. (У тебя так хорошо получается заставлять меня чувствовать себя виноватым. Продолжай в том же духе, милая.)
Он выглядел расстроенным, несмотря на новый блестящий кран, пустивший воду в кухне Мойры. Быть может, я слишком строга к нему? Сама ведь вынудила его ввязаться в дурацкое обсуждения чужого нижнего белья. Просто после предложения Лиззи я утратила возможность адекватно реагировать на его пошлые фразочки. Да и вообще никогда не могла по достоинству оценить низкий юмор.
— Я не только не умею шутить по-английски, но и воспринимать чужие шутки, — сказала я, надеясь сгладить неловкость и убрать отчуждённость, которая разлилась между нами вместе с заваренным Мойрой чаем. — И пока я перевожу для себя твои слова, они теряют свой изначальный смысл.
Я почти не лгала, я действительно не могла отыскать грань между его серьёзностью и шутками. Шон тут же сократил между нами расстояние, взял меня за руку, но не остановился. Мы прошагали молча почти минуту, и с каждой секундой он всё сильнее и сильнее сжимал мои пальцы.
— Неужто я выгляжу идиотом, способным притащиться к старухе, чтобы обсудить твои сиськи?
Я покачала головой.
— Конечно, нет.
Попытка вырвать руку провалилась.
— Лана, и всё же я говорил серьёзно про размер твоей груди. И если…
— Ты до сих пор желаешь её потрогать? — почти что перебила я, чтобы казаться совершенно спокойной, хотя меня всю трясло от его наглости и моей глупости, и предстоящего разговора с Лиззи. Меня трясло, как нашкодившего подростка.
Шон улыбнулся, будто моя детская независимость проступила красными пятнами на лице.
— Нет, хотя да… Но не сейчас…
Либо Шон в очередной раз шутил, либо у меня получилось смутить невозмутимого ирландца. Или же он сам для себя ещё не решил, чего на самом деле желает от меня получить.
— Я говорил про то, что размер не имеет значения… Хотя наоборот… Маленькая грудь намного удобней, когда женщина сверху, а раз мы находимся в лошадиной стране… Лана, не красней. Я сказал это лишь затем, чтобы ты перестала комплексовать. Признайся, что именно поэтому ты разозлилась на меня у Мойры?
— Нет, — отрезала я, сжав в кулак всю оставшуюся волю, чтобы поставить на место зазнавшегося идиота. — Я сказала, что это удобно. Особенно в калифорнийской жаре. Я предпочитаю носить сарафан на голое тело.
Я выдохлась и отвела глаза. Шон глядел в них слишком пристально и слишком серьёзно. Как констебль, а не деревенский водопроводчик.
— Я вновь обидел тебя, так ведь?
Я качнула головой, но продолжила рассматривать зелёный пейзаж.
— Ты рисуешь чужое тело, стесняясь своего? — продолжил он серьёзным голосом. — Ты даже позировала, как сказала мисс Брукнэлл. Или в среде художников к обнажённому телу относятся иначе? Но только не говори, что никогда не играла на раздевание в юности?
— Не играла. У меня не было соответствующей компании в школе.
— Тогда это надо исправить, — Странно, что Шон не захлопал в ладоши, потому что загоревшийся в глазах огонь вернул его лет на десять назад. — Побольше виски, побольше колбасок и побольше тех, кто спокойно снимает с себя одежду. Лана, — он коснулся моего плеча достаточно твердо, заставив остановиться, потому что я уже опередила его шага на два, чтобы прекратить дурацкий разговор. — Сейчас я говорю серьёзно. Я не знаю, что принято в России, но в Ирландии мы рассказываем друг другу о том, что мы никогда не делали, и ждём, кого первым поймают на вранье.
— Тогда мне можно начать раздеваться прямо сейчас, — я пыталась удержать голос ровным. — Мне никто не поверит. Слишком плохо о нас, русских, думают.
— Ты ещё не знаешь ирландцев.
Я скинула его руку и убрала с лица последний отсвет улыбки.
— Шон, хватит. Я больше не желаю обсуждать с тобой моё тело.
— Отлично. Давай тогда обсудим моё.
К его лицу улыбка приклеилась навечно.
— И про предложение Лиззи тоже забудь.
Я продолжала сжимать кулаки, чтобы выглядеть сурово.
— Отчего же? Я готов позировать для тебя. У меня достаточно свободного времени, а у тебя его мало — так проведи его с толком.
— Я с большей радостью нарисую твою собаку, как лорд Лэндсир, если ты знаешь такого.
— Не знаю, но завтра буду знать. Я дружу с гуглом, — улыбнулся Шон добро. — Только моя собака не станет лежать смирно. Она залижет тебя до смерти, и я её не осуждаю. Людей от животных отличает лишь вынужденное сдерживание желаний.
— Шон, — я выдержала паузу, чтобы дать мистеру Муру возможность проникнуться серьёзностью момента. — Давай не будем вынуждать друг друга сдерживать свои желания. Мне сейчас очень хочется ответить тебе грубо. Давай же не будем переходить грань доброжелательного хозяина и ответственного съёмщика. Я обещаю ничего больше не ломать в твоём доме.
Он кивнул. На мгновение закусил губу и бросил безразлично: