Страница 62 из 97
И все-таки, если бы он не рассказал оборотню все, что тот хотел знать, не менее неизбежная смерть грозила стать гораздо более долгой и мучительной.
Поняв, что делать нечего, он подробно, слово в слово, изложил Расситеру весь разговор.
К превеликому удивлению хафлинга, Расситер наказал ему делать все в точности так, как того хотел Энтрери. Оборотень сразу понял, как обернуть дело в свою пользу. Выслушав Дондона, он, поглаживая гладко выбритые щеки и подбородок, надолго задумался и живо представил себе, каковы будут плоды победы, которая сейчас сама шла ему в руки. Его рот мечтательно приоткрылся, и кривые крысиные зубы засверкали еще более ярким, чем обычно, призрачно-желтым светом.
- Ну что, пойдешь с нами сегодня ночью? - спросил он, потрепав Дондона по пухлой щечке, довольный тем, что так легко проник в замыслы врага. Сегодня ночь полной луны. Мех в такую ночь будет особенно густым.
Дондон брезгливо поморщился и отошел в сторону.
- Нет, как-нибудь в другой раз, - ответил он.
Расситер склонил голову на плечо и пристально вгляделся в лицо Дондона. Он давно уже подозревал, что хафлингу новое обличье не по душе. Или, может, столь вызывающее поведение связано с возвращением его хозяина?
- Если вы встанете на его пути, он убьет вас, - сказал Дондон, и глаза оборотня расширились от удивления. - Вы не представляете, с кем имеете дело. С Артемисом Энтрери шутки плохи. Это всем известно. Он знает или узнает все. Если он проведает о том, что вместе с вами пировал маленький крысенок, - я обречен, как, впрочем, и твои замыслы. - Забыв о том отвращении, которое он питал к Расситеру, Дондон подошел к оборотню и взглянул ему прямо в глаза. Обречен, - повторил он.
Расситер резко вскочил, отшвырнув стул. Сегодня, за один только день, он услышал об Энтрери слишком много. Куда бы он сегодня ни заходил, везде дрожащие губы бормотали одно: имя убийцы.
- Неужели им всем непонятно? - спросил он сам себя, шагнув к двери. Бояться в этом городе надо меня - Расситера!
И тут оборотень почувствовал на подбородке легкое покалывание... по его телу пробежали судороги. Дондон забился в угол и отвернулся лицом к стене это ужасное зрелище никогда не доставляло ему удовольствия.
Расситер проворно сбросил сапоги, расстегнул рубаху и ослабил ремень на штанах. На его коже показались клочья шерсти. Спустя мгновение он прислонился спиной к стене и задрожал всем телом. Вот кожа на лице вздулась, и Расситер с трудом подавил крик. Из его горла вырвался лишь протяжный хрип - сейчас, при тысячном обращении, боль была ничуть не слабее, чем в первый раз.
Наконец он выпрямился и навис над Дондоном: стоя на двух ногах, Расситер был похож на человека, и вместе с тем усы, густой мех и торчавший из штанов длинный розовый хвост не оставляли никаких сомнений в его родстве с погаными грызунами.
- Идешь со мной? - спросил он у хафлинга.
Дондон, стараясь ничем не выдать свое отвращение, отрицательно покачал головой. Сейчас, глядя на оборотня, хафлинг в который уже раз задумался над тем, как и почему он позволил ему укусить себя, заразить этим кошмаром. "Власть" - так, помнится, обещал ему Расситер.
"Но какой ценой? - подумал Дондон. - Выглядеть и вонять как крыса? Ну уж нет, никакое это не благословение, а самая настоящая зараза".
Поняв, о чем сейчас думает Дондон, Расситер злобно зашипел и двинулся к двери.
Но перед тем как выйти из комнаты, он вновь обернулся к хафлингу:
- И без глупостей. Сделай, как тебе сказано, и исчезни!
- Уж в этом можешь не сомневаться, - прошептал Дондон, когда дверь наконец захлопнулась.
* * *
Вид Калимпорта, служившего домом великому множеству калимшитов, произвел на приехавших с севера путников крайне тягостное впечатление. К концу шестидневного путешествия Дзирт, Вульфгар, Бренор и Кэтти-бри чувствовали невероятную усталость, но, подъехав к воротам огромного города, все они подумали об одном: до чего здорово было бы развернуть верблюдов и двинуться назад в пустыню.
Город отдаленно напоминал Мемнон, но многократно превосходил его по размерам. Огромные роскошные здания издалека выглядели настоящими твердынями богатства и великолепия. Но у подножия этих дворцов нескончаемыми рядами теснились убогие хижины. Невозможно было даже представить себе, сколько человек живет в городе, - друзья могли лишь догадываться, что народу здесь больше, чем в Мемноне и Глубоководье, вместе взятых! Впрочем, не приходилось сомневаться, что и здесь, как и в Мемноне, никто не занимался такими подсчетами.
Сали Далиб спрыгнул на землю и подал своим спутникам знак последовать его примеру. Они спустились с холма и подошли к городу, вокруг которого не было никаких крепостных стен. Вблизи Калимпорт производил еще более ужасное впечатление, чем издалека. Голые ребятишки с вспухшими от нехватки пищи животами, пошатываясь, пытались увернуться от запряженных рабами колесниц, которые порой попросту расшвыривали их в разные стороны. Вдоль улиц тянулись канавы - здесь, в бедных окраинных районах, они служили местом сброса отходов. То тут, то там в канавах виднелись бездыханные тела нищих, закончивших свои дни на обочинах дорог.
- Что-то я не припоминаю, чтобы Пузан, рассказывая о своей родине, упоминал об этом кошмаре, - пробормотал Бренор, брезгливо закрывая нос полой плаща в тщетной попытке отгородиться от кошмарного запаха. - Не пойму, чего он так скучал по этому городу!
- Это величайший город мира! - воскликнул Сали Далиб, всплеснув руками для пущей убедительности.
Вульфгар, Бренор и Кэтти-бри изумленно уставились на него. Толпы умирающих от голода... нет, это никак не укладывалось в их представления о величии. Дзирт не обратил на слова торговца никакого внимания. Эльф пытался сравнить Калимпорт с другим городом, в котором ему приходилось жить, с Мензоберранзаном. Что и говорить, у этих городов было много общего - смерть была столь же частой гостьей в Мензоберранзане. И все же после некоторого размышления эльф пришел к выводу, что Калимпорт, пожалуй, еще кошмарнее. Ведь даже самые слабые и немощные темные эльфы были вполне способны постоять за себя - этому помогали врожденные колдовские способности и нерушимые родовые связи. Здесь же несчастные жители Калимпорта и, что самое страшное, их дети, похоже, были совершенно беспомощны.