Страница 1 из 16
Глава 1
Чернокожий глава евнухов нубиец Гиант подавил вздох, наблюдая за новой наложницей старого номарха – рыжеволосой и темноглазой девушкой с необычным для рабыни именем Нейт. Красный цвет в Египте не жаловали: он ассоциировался с коварным и злобным богом пустынь, убившим Осириса. Но великий правитель снова и снова покупал невольниц с редкими для этих земель медными волосами, несмотря на то, что люди с такой внешностью в Египте считались проклятыми. Гиант смотрел на девушку, на её обнажённую грудь и остро ощущал собственную ущербность. Его охватило чувство, которое он, евнух, давно и полностью лишённый признаков своей мужественности, испытывать просто не мог. Впервые в жизни он, оскоплённый совсем ещё мальчиком, возбудился.
Гиант коснулся серебряной трубки, которую с тех пор неизменно носил на поясе и без которой не мог справлять естественную нужду. Перед глазами поплыло, и он во всех подробностях вспомнил события того ужасного дня, перечеркнувшего надежду на счастливое будущее…
Семь лет назад, обнажённый, Гиант стоял на деревянном помосте среди таких же, как и он, голых и дрожащих рабов. На шее болталась унизительная табличка, где были описаны его многочисленные достоинства: молод, красив, вынослив. Мальчика трясло. Он отчётливо запомнил липкий, разъедающий душу страх, крики и царившую на площади суету. Подходившие к помосту вельможи ощупывали его, словно молодого бычка, лезли пальцами в рот, проверяя зубы.
– Слишком дорого, – сказал толстый, богато разодетый вельможа, скользя оценивающим взглядом по мальчику. – Каждый третий погибает при оскоплении. Я не могу так рисковать. Вот если бы он уже был подрезан.
– Но вы только взгляните, какие глаза! – торговец грубо схватил Гианта за подбородок и заставил нагнуться, чтобы покупатель мог лучше рассмотреть лицо. – А ресницы! Настоящие опахала! Он молод, здоров. Нубийцы прекрасно переносят кастрацию. Мало кто из них умирает. Посмотрите на эти зубы, – мужчина заставил его открыть рот. – Все целы, а здесь это большая редкость.
– Пусть повернётся.
Мальчик повернулся к вельможе спиной и брезгливо скривился: его тела коснулись чужие пальцы. Он не знал, кто его трогает, – торговец, демонстрируя товар, или покупатель, примериваясь и решая.
В свои десять лет Гиант многое понимал и молился лишь об одном: не попасть в каменоломни или в сельское имение богатого чиновника. Даже перспектива оказаться в гареме не пугала его так, как жестокие побои и непосильный труд под началом возвысившегося раба–надсмотрщика. Такие были особенно беспощадны. Мысль о том, что его оскопят, как это делают с молодыми бычками, которые после холощения теряют прежний норов, но не лишаются выносливости и силы, ужасала. Но Гиант не верил, что подобное может с ним произойти.
Если бы не чёрный цвет кожи, так презираемый смуглолицыми египтянами, его бы взяли наложником в богатый гарем – не считая этого досадного недостатка, мальчик полностью отвечал местному эталону красоты. Широкоплечий, узкобедрый, Гиант обещал вырасти высоким и крепким. Чертами лица он походил скорее на европейского варвара, чём на классического чернокожего с пухлыми губами и широким приплюснутым носом. Его глаза были той прекрасной миндалевидной формы, которая так нравилась жителям солнечного Египта. Торговец ничуть не погрешил против истины, сравнив его ресницы с пушистыми опахалами.
Обнажённый, с унизительной табличкой на шее, мальчик целый день простоял на помосте под палящим солнцем пустыни, не смея попросить у своего хозяина даже глотка воды. Ноги затекли и болели. Стыд и страх сменились отупением и усталостью. Его щупали сотни рук, касаясь самых интимных мест. Заставляли широко разевать рот, проверяя дыхание и зубы, нагибали, крутили, расписывая его достоинства и нахваливая, словно вещь, не умеющую ни мыслить, ни чувствовать. Гиант даже пропустил момент, когда его хозяин наконец сторговался. От голода и жары перед глазами плыло дрожащее марево, и мальчик едва успел разглядеть удаляющуюся спину покупателя, разодетого в белоснежный лен. Самого его потащили в какой-то хлипкий сарай. Мысли текли вяло. Голова казалась пустой и тяжёлой.
Он ещё не знал, что всего через пару минут безвозвратно утратит главную гордость любого мужчины, но взамен обретет немалую власть и займет высокое положение во дворце могущественного номарха.
Всё, что случилось после того, как за ним захлопнулась ветхая дверь сарая, намертво врезалось в память. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, он отчетливо помнил ту жуткую, сводящую с ума боль, когда, промыв ему яички и член, их отсекли у самого основания изогнутым в виде серпа ножом. Ужас и отчаяние охватили Гианта, когда он понял, чего лишился, увидел кровь на грязном полу.
Перед операцией его живот и бёдра туго перебинтовали, чтобы ослабить кровотечение. Когда всё было закончено, в отверстие у основания члена вставили оловянную трубку с пробкой. Рану закрыли смоченной в холодной воде бумагой и аккуратно перевязали. Ослабленному, оглушённому болью мальчику даже не позволили погрузиться в спасительное беспамятство, а подхватили под руки и несколько часов водили по комнате, заставляя передвигать дрожащие, непослушные ноги. Три дня ему не давали пить. Гиант корчился, извиваясь от нечеловеческой боли, которая с каждым часом только усиливалась из-за невозможности справить естественную нужду.