Освобождение

– А концерт будет? – спросила Кату-Ату, не оборачиваясь – она шагала к ДКО, широко размахивая руками. – Мне сказали, Культсоветница – бывшая звезда оперы. Пускай споет. Когда меня принимали в столице, Иста в мою честь устроил концерт во Дворце Доброй Воли.

Неверика сжала руку Варда чуть сильнее.

– Всенепременно, – улыбнулась она. – Я с радостью спою для нашей новой… – ее прервала вибрация значков на груди Варда, Бурганова и Кату-Ату. Вард почувствовал, как жар окатил его спину. Что-то случилось – новое нападение, раз сигнал приняли Военсоветник и Напсоветница. И надо же было этому произойти именно сейчас, когда Вард всеми силами старается произвести благоприятное впечатление на новую направительницу! Еще не хватало, чтобы Кату-Ату решила, будто у него здесь рассадник врагов ДОСЛ.

– Просмотрим сообщение на ретрансляторе в моем кабинете, – быстро сказал Вард. – Небезопасно использовать ретранслятор на площади. Не будем нарушать спокойствие солдат.

– Спокойствие моих солдат крепче, чем ты думаешь, – бросил Бурганов, но все-таки взбежал к дверям Пирамиды вслед за Вардом. Они бросились по длинному коридору мимо типовых массивных дверей, украшенных символикой ДОСЛ и аляповатыми гербами добровольской Зинты; толстый фиолетовый ковер глушил их шаги. В Пирамиде – в отцовском дворце – всегда царили полумрак и прохлада, но сейчас лицо Варда пылало, и он ощущал, как сползает золотая тушь и одежда липнет к спине. Замок на двери отозвался на сигнал его значка, и Вард влетел в кабинет, не сбавляя шага.

Он запустил ретранслятор и только потом сел в свое кресло под гигантским портретом Вершины. Над ретранслятором дрогнули и поплыли, всё ускоряясь, разноцветные волны. Советники затаили дыхание. Бурганов оперся на рабочий стол Варда, буравя взглядом ретранслятор. Кату-Ату стояла рядом, скрестив руки на груди, покусывая нижнюю губу от предвкушения.

Наконец появилось изображение. Доброволец кричал что-то, пригибаясь к земле и затравленно оглядываясь. Ретранслятор воспроизвел его речь приятным для Варда голосом. Бархатный, чуть с ленцой, мужской голос до того не вязался со словами сообщения, что до Варда не сразу дошел их смысл: на гарнизон, стоящий в селении на границе одоброволенных территорий, напали зинтаки. Вард видел, как летят стрелы и как позади воина-добровольца мелькают фигуры в черных одеждах, с гэчмеками в руках – традиционным зинтакским оружием. Вдруг изображение мигнуло, погасло на несколько мгновений, а когда снова появилось, перед ретранслятором стоял уже не доброволец, а сухопарый длинноволосый зинтак в темно-синем берете, синем же шейном платке и шерстяной куртке, туго стянутой на талии широким шелковым кушаком. Твердые губы зинтака шевельнулись, и вкрадчивый голос в голове Варда произнес:

– Это не ваша земля. Дзиндаран – не ваши рабы. Мы – потомки шо’ду-мчэра Баджявиро́ – и нас не перековать!

Усаженный зинитными пластинами гэчмек обрушился перед ретранслятором – Вард поневоле отпрянул, – мелодичный звук возвестил о конце записи, и над ретранслятором появились полупрозрачные колосья и виноградные гроздья, окаймляющие объемную пирамиду. Вард посмотрел сквозь нее на советников.

– Что еще за зинтаран? – нарушила молчание Кату-Ату.

– Дзиндаран, – исправила ее Неверика. – Настоящее название здешнего народа. Добровольцы его исказили, а ведь как красиво звучит – дзинда…

Вард поспешно перебил ее:

– Это Тамраил Видризов, – объяснил он Кату-Ату. – Мчэр клана Видризан. Он пока не признал власть добровольцев. Нам известно, что его поддерживают по меньшей мере двадцать крупных зинтакских кланов.

– Знаю, Иста мне рассказывал, – свысока кивнула Кату-Ату. – Этот вождёк-бунтовщик – однокашник твоего отца, так? Навроде как закадычный друг, – она уперла в Варда подозрительный взгляд.

Вард убрал руки под стол, чтобы Кату-Ату не заметила, что они дрожат.

– Они учились вместе в Молодых Защитниках, да, – сказал он. – Но Тамраила и моего отца всегда разделяла разница во взглядах. Их пути окончательно разошлись, когда отец объявил Зинту добровольской страной.

– И все-таки ты знаешь его в лицо, добруг Аджасов, – протянула Кату-Ату. Потом дернула головой, скрестила руки еще крепче и заявила: – Так и надо! Ты знаешь врага не понаслышке. Знаешь, на что он способен. Знаешь его слабости. Как мы теперь поступим, добруг Замвершина?

Бурганов бесцеремонно ответил за Варда:

– Бросить все силы против мятежников – вот как надо поступить, – он потыкал пальцами в ретранслятор, вызывая карту пограничных территорий. – Я сниму моих ребят с охраны зинитного завода и выступлю сегодня же. Форсированным маршем мы достигнем селения за декаду, не больше. Освободим местное население, выбьем видризовскую банду, схватим предводителей и осудим по справедливому добровольскому закону. Необходимо обезглавить мятеж как можно раньше, пока он не заразил всю Зинту.

– Правильный настрой, добруг Военсоветник! – похвалила Кату-Ату, явно впечатленная. – Но говорить вперед Замвершины – это не по-дружески. Иста Тлеканхокацль не просто так доверил добругу Аджасову этот ответственный пост. Ему как никому другому знать, что лучше для восстановления счастья в добровольской Зинте.

Варда смутило неподдельное уважение в голосе Кату-Ату. Что такое рассказывал ей Вершина, что Кату-Ату теперь смотрит на него как на героя ДОСЛ?

– Неосмотрительно снимать охрану с завода, – вмешался Промсоветник. – Мы не можем допустить нового теракта. Великая армия ДОСЛ ждет от нас новой поставки зинита к концу этого года. Кроме того, мы обещали утроить поставки за эти пять лет, и не можем себе позволить, чтобы работа завода опять встала.

– Тогда я ополовиню гарнизон Пирамиды, – нашелся Бурганов. – К чему здесь столько лишенцев? Замвершина теперь под охраной самой Кату-Ату, орденоносицы, покорительницы Тулгуи, – ничто не изменилось ни в голосе, ни в выражении лица Бурганова, когда он произносил это, но Вард все равно почувствовал напряжение – быть может, свое собственное.

Кату-Ату старалась казаться невозмутимой, но Вард видел, что ей польстили слова Бурганова.

– Хочу искоренять врагов Доброй Воли, а не торчать в Пирамиде, – сказала она. – Но ты дело говоришь, добруг Военсоветник, главное – безопасность Замвершины. Иста это особенно подчеркнул.

Вард поправил значок у себя на груди – это обычно помогало ему вернуть самообладание.

– Я согласен с предложением добруга Бурганова, – проговорил он ровным голосом. – Пусть половина столичного гарнизона сегодня же отправляется на помощь добровольским войскам на Лалачак. Если Тамраил намерен двигаться вглубь страны, ему придется перейти реку вброд. Следует позаботится о том, чтобы этого не случилось. Я понимаю твое желание расквитаться с мятежниками лично, добруг Бурганов, – Вард заставил себя поднять взгляд на потемневшее лицо Военсоветника. – Гибель воинов-добровольцев – невосполнимая утрата, и их жертва не будет забыта. Но после того, что произошло на зинитном заводе, будет неосмотрительно лишать столицу Военсоветника.

С каждым словом Варда Бурганов мрачнел всё больше.

– Лалачак?! А что насчет территорий за рекой, ты предлагаешь вот так, запросто, уступить их врагу?!

– Я не сомневаюсь, что твоим бойцам удастся выбить мятежников из селения. Но как долго они смогут его удерживать? Зинтаки редко вступают в открытый бой. Они отступают и вновь нападают, когда могут застать врасплох. Они знают эти места. Жители этих земель – их родственники, члены их кланов. Им известны горные тропы, тоннели, подземные источники. Им ничего не стоит изматывать и истреблять добровольцев до тех пор, пока не останется ни одного солдата. Как твои люди поймут, кто в селении – мирный овцевод, ткач, землепашец, а кто – мятежник? Впрочем, каждый может быть и тем, и другим одновременно. Если Тамраил вздумал забрать эти земли себе – увы, мы не сможем ничего предпринять, пока нам не пришлют больше направителей. И даже это не гарантирует победу. То, что Тамраил выбрал именно эти дни для нападения – дни после взрыва на заводе – мне кажется, не совпадение. Возможно, теракт на заводе – дело рук его людей…