Страница 4 из 6
После, уже здесь, в Зинте, Неверика призналась как-то раз, отчего не побоялась тогда говорить откровенно – говорить против самого Вершины. «Ты показался мне таким юным, – сказала она, посмеиваясь над самой собой, – таким… безобидным, и… чистым, и беззащитным, что я… Мне стало жаль тебя. Я подумала, что просто обязана тебя предостеречь». Странно. Вершина тоже его жалел – не говорил вслух, но в его взгляде сквозила эта досадливая жалость, от которой Вард чувствовал себя униженным, каким-то ущербным, недостойным внимания этого великого человека. Прощаясь с ним, Вершина сказал: «Тебе будет лучше дома, Вардэк. Боюсь, ты не выдержишь того, что произойдет в столице», – и опять в его взгляде, в его ласковом голосе сквозила эта жалость, как будто у Варда недоставало чего-то важного – того, чем обладал сам Вершина и, конечно же, Ксамоктлан.
Это было после взрыва у отцовского дворца. Бомбист покушался на жизнь Вершины, но взрывом убило отца Варда. Вершина сказал, бомбист неверно направил Поток. Вард навсегда запомнил его лицо – совсем молодой парень, солдаты-добровольцы оттащили его со ступеней, и больше Вард его не видел. Вершина сказал, бомбист покончил с собой раньше, чем его успели допросить.
Вард лежал в отцовской комнате в недавно перестроенном Дворце Культуры и Отдыха – раньше то был павильон для любимых наложниц. Вершина сидел у его постели, и Варду нравилось лежать так, окруженным всеобщей заботой, хотя он уже полностью восстановился после взрыва. Вард подозревал, что ради него Вершина захватил слишком много Потока: тело Варда излечилось сразу же, прямо там, на ступенях дворца, а Вершина теперь избегал использовать Поток даже для того, чтобы включить новости на ретрансляторе. Варду нравилось вспоминать об этом. Он так боялся возвращаться в родную Зинту – возвращаться к отцу; Вард даже предположить не мог, что именно эти дни он будет вспоминать чаще всего. Отец встретил его с распростертыми объятиями. Он так переменился. Он гордился сыном – так непривычно было чувствовать, что оправдал отцовские надежды. Варду было стыдно за свои мысли, но частенько он думал: как же славно, что отец стал случайной жертвой того покушения – умер гордым отцом телохранителя самого Вершины, прежде чем начал задумываться, для чего направителю телохранитель-лишенец. И если б Вершина не притянул тогда к раненому Варду столько Потока, если б не успел восстановить его тело прежде, чем Вард истек бы кровью, Вард и сам бы умер гордым телохранителем самого Вершины – и никогда не узнал бы о перевороте в столице. О резне в Пирамиде, когда Ксамоктлан с другими заговорщиками перебил четверых из Пятерых, их помощников и всех направителей, кто отказался признать Вершину единовластным главой ДОСЛ, об арестах, казнях и ссылках, что последовали за возвращением Вершины в столицу, и о новых покушениях на Вершину, за которыми каждый раз поднималась волна новых арестов и казней. Вспоминая тот вечер во Дворце Доброй Воли, Вард не мог не думать, что добрая часть тех, на кого Вершина указывал ему тогда, ослеплена или брошена в разлом, а другая сгинула в «добровольных общежитиях» на окраинах ДОСЛ. Вершина как всегда был прав, когда говорил, что Варду не место в столице. Назначение Варда на пост Замвершины в Зинте – не опала, а спасение. В этом Вард не сомневался. В конце концов, Вершина всегда желал ему только добра. И теперь, в эти неспокойные для Зинты времена, задача Варда – оправдать его доверие.
Вард неосознанно сжал кулон, который так и не снял. «Будь смелым, будь сильным, – вспомнился ему совет, услышанный давным-давно. – Но самое главное, будь добрым. Это труднее всего, и у тебя это есть. Не позволяй никому это отнять».
Глава третья
Летатель с тихим гулом опустился на площадь перед Пирамидой. Вард пробежал пальцами по высокому жесткому воротничку, застежкам, металлическому ромбообразному оплечью, которое уже успело нагреться и жарило кожу сквозь синтетическую ткань накидки. Вард сжал правую руку левой и выпрямился резким заученным движением – так, как их учили в Школе Молодых Защитников: чуть приподнять подбородок, взгляд перед собой, вообразить, будто сквозь грудную клетку продет крюк и тянет вперед и вверх. Дверь летателя сдвинулась. Вард широко улыбнулся. Он попытался представить, каким увидит его новый направитель: Замвершину в пылающем оплечье, в коротком парадном парике, открывающем шею и уши, с массивным украшением на затылке в форме треугольника; разумеется, в желтом и фиолетовом – цветах флага ДОСЛ. По обе стороны от Варда выстроились его советники; он чувствовал успокаивающий взгляд Неверики, видел краем глаза великанскую фигуру Военсоветника. На площади в несколько рядов стояли солдаты-добровольцы. Это придавало Варду сил: он словно переставал быть собой, бессильным и незначительным, а становился – одним из Десяти, представителем ДОСЛ, властью, за которой стояли страны и народы, направители и лишенцы, заводы и пашни, бесчисленные счастливые города и Город Счастья Номер Один – Ицэль, красавица-столица, из которой Вершина Тлеканхокацль направляет Поток на благо всей добровольской земли.
Вард шагнул на ступеньку ниже, протягивая руки навстречу новому направителю.
– Прекрасный день! – приветствовал он со всем радушием, на которое был способен.
– Прекрасный день в нашей прекрасной стране, – ответили ему.
Из летателя выступила девочка – конечно, она была старше, но первым впечатлением Варда было: девочка – в строгой, на военный манер, короткой тунике, с голыми пухлыми коленками, в зинитном шлеме вместо парика. От значка-усилителя у нее на груди широко расходились золотые лучи – Высший Орден Пирамиды. Она крепко пожала предплечья Варда и сказала, глядя ему в глаза, хотя для этого ей пришлось задрать голову:
– Иста ввел меня в курс дела, – девочка назвала Вершину на тайном языке направителей, как будто бравировала тем, что на короткой ноге с властью. – Беспорядки с туземцами? Типичная проблема для недавно одоброволенной страны. Зинте требуется железная рука. Поэтому я здесь.
Вард не прекращал улыбаться.
– И добровольская Зинта тебе благодарна, – выдавил он из себя. – Мы все о тебе наслышаны, добруга Кату-Ату.
Еще бы ему не знать, кто она такая. Пару декад назад о Кату-Ату не замолкали в новостях, ее впечатления то и дело появлялись на первых страницах газет, а ее лицо, упрямое и решительное, – лицо нового поколения добровольцев, как писали в газетах, – хмурилось с плакатов, призывающих молодежь вступать в ряды Тлекъюношества. Девочка из захолустья, из простой малообразованной семьи, рано ощутившая Поток и взятая под крыло самим Вершиной в первые годы его безраздельного владычества – она стала одной из первого поколения направителей, воспитанных по «новому методу». Лишенцы смутно представляли, что это за метод и чем он отличается от старого, но свершения Кату-Ату говорили сами за себя: в шестнадцать лет она возглавила добровольские войска, отправленные восстанавливать порядок в бунтующей Тулгуе, и меньше чем за два месяца наголову разгромила сопротивление, за что и получила свой орден. И если уж шестнадцатилетние девчонки теперь покоряют целые страны и удостаиваются высшей добровольской награды, у кого останутся сомнения в новом методе Вершины?
Вард с тревогой покосился на Военсоветника. Олэйсу Бурганов записался в Великую армию ДОСЛ прямо из Распределителя Счастья, но все-таки он был тулгуй, а даже до Зинты доходили страшные слухи о том, как усмиряла Кату-Ату непокорную Тулгую.
– Посмотришь город или сначала показать тебе нашу Пирамиду? – спросил Вард как можно более беспечным тоном.
– Сначала банкет, – сказала Кату-Ату. – Есть хочу, – едва только Вард мысленно похвалил себя, что заранее распорядился накрыть стол в Торжественном Зале ДКО, как Кату-Ату продолжила, направляясь вниз по ступеням: – А потом посмотрю подарки.
Неверика прикоснулась к руке Варда, останавливая поднявшуюся в нем панику.
– Я обо всем позабочусь, – шепнула она.