Песнь Матери-степи

Он выводил буквы, и ему все больше нравилось, как из-под его карандаша выходит узорная вязь: словно тонкими ручейками, буквы переливались в слова. Увлекшись, он опять не смотрел на Бари, а сочинял предложения.

Фазиля лепила беляши, раскатывала лепешки из теста и поглядывала на детей. Она гордилась ими и, как всякая мать, очень сильно любила их. Но что-то смутное, тревожное не отпускало ее. Будто сейчас налетит страшный смерч и все сметет, отнимет у нее детей, и почему-то там, где сидели дети, матери мерещилась голая безжизненная земля. Она с испугом отогнала видение. Фазиля боялась похвалить детей, даже мысленно, и тем самым накликать на них беду. И опять, в который раз, она подавила в себе слова любви, опасаясь, что так разозлит того, кто нашлет им страдания. И как делала когда-то ее мать, Фазиля поплевала в сторону детей, приговаривая:

– Суф, суф, – чтобы и уберечь их, и разогнать злых духов.

– Апа, ты чего? – Бари так увлекся, что не понял, случилось. Его одернул Каси. Он знал и понимал, зачем мать так делает.

– Пиши, тебе еще три строчки надо написать, – строго посмотрев на брата, сказал Каси. Во взгляде сына Фазиля увидела глаза Мурата.

«Как сильно он похож на отца», – подумала Фазиля.

Постепенно смутные мысли рассеялись, и ей опять захотелось прижать всех детей к себе и сказать, что она любит их, но она не сделала этого. Фазиля всегда скрывала свои чувства к детям, опасаясь чего-то в будущем, и только желанием сытнее накормить их показывала, как они ей дороги. Но эти мысли… Фазиля не понимала, почему они преследуют ее, рассказывала про это Мурату, но он только посмеялся над ней. А может, прав Мурат, «каждая мать боится за своих детей», и с ней тоже происходит такое, подумала Фазиля.

Асия ни на кого не обращала внимания, лепила беляши и ждала, когда же, наконец, закончится это тесто. У нее они получались кривые, бугристые, и Фазиля понимала, что придется переделывать, и, чтобы Асия этого не видела, отпустила ее, а сама брала налепленные дочкой беляши, придавливала их, прижимала по бокам, и вот под руками матери еще не поджаренные беляши уже получались аппетитными.

Асия, как ей казалось, отпущенная на волю, увидела свою подружку Калжан и побежала к ней. На джайляу[12] аулы Мурата и Мансура были рядом. Места хватало всем, плодородная земля Семиречья могла прокормить огромные стада обоих аулов. Пасущиеся отары уходили вдоль по склону, затем спускались в лощину, и везде росла жирная, сочная трава. Аул Мурата был небольшой в сравнении с огромным хозяйством Мансура, поэтому он был не против соседей, да и повеселее так. Калжан была дочкой Батыржана. Ее отец часто наведывался к Мурату, у них было почти одинаковое количество голов скота. Аул Батыржана кочевал вместе с аулом Мансура, они были из одного рода. Мансур будто чуял, где поспевает, наливается соком зрелая трава и отправлял туда свои многочисленные отары овец и табуны лошадей.

Свою дочку, Калжан, Батыржан баловал. «Да как не баловать, – думал он. – Вот выдашь ее замуж, а потом как сложится жизнь в замужестве, неизвестно. Уедет в другой аул, нарожает детей, и жизнь пройдет в заботах о муже и семье». И он решил сам искать ей будущего мужа, присматривался к Каси. Ладный, хозяйственный, как Мурат, он ему нравился. Но с самим Муратом пока разговор не заводил.

Калжан обрадовалась, увидев свою подружку:

– Пойдем на Каратал.

Асия, как ей казалось, устала от нудной стряпни, хотелось чего-то живого, интересного, и подружки, недолго думая, отправились на Каратал. Вода в реке шумела, мчась между камнями, изворачивалась, словно змея, и закручивалась вокруг валунов, неся свои бешеные потоки по степи, орошая и давая жизнь запрятанным в земле семенам.

– Смотри, бревно зацепилось.

Ствол старого поваленного дерева ветками держался о камень и, подбрасываемый бурными потоками, норовил сорваться. Асия загорелась:

– Давай на нем покатаемся.

В своем воображении девчонка уже представила, что это конь лежит на берегу, отдыхает, а она сейчас вскочит на него, ударит камчой, и жеребец встрепенется и помчит ее по степи. Асия взобралась на бревно верхом, ногой оттолкнула камень, и старый ствол сорвался под бурными, стремительными потоками воды. Беспомощное бревно поймала бешеная река и уносила его все дальше, на середину Каратала. Калжан на берегу испуганно закричала:

– Асия! Асия!

Девчонка оглянулась, и бревно, на котором она сидела, ударившись о встречный камень, перевернулось: Асия оказалась в бешеном потоке реки. Она не могла кричать. С трудом зацепившись за бревно, девчонка еле удерживалась на воде, холодные колючие брызги хлестали по лицу и рукам. Сильная пенистая волна, ударив еще раз по рукам, вырвала бревно. Асия стала пытаться плыть к берегу, но сильные потоки сбивали ее. Впервые в жизни она испугалась. Девчонке было непонятно, как это произошло, и почему с ней, ведь она никому не сделала ничего плохого, все ее любили, и она любила всех… Почему река выбрала ее? Водные потоки уносили ее, уже слабеющую, неужели это конец… И девчонка словно проснулась от манящего вечного успокоения, снова начала грести руками, стараясь поймать ветки ив, росших по берегу реки. Калжан кричала, звала на помощь.

На пригорке мирно паслась отара овец, рядом был мальчик-пастушонок. Услышав крик о помощи, вглядываясь вдаль, он увидел еле различимый в легком тумане силуэт мечущейся девчонки и понял, что случилось страшное. Бросив пасущихся овец, мальчишка быстро побежал на крик к речке. Он знал, между двумя изгибами река успокаивалась, а пройдя этот рубеж, бурный поток опять набирал силу. Раньше он водил туда отару овец на водопой, там самое безопасное место. Только добежать! Босые ноги хлестала колючая трава. Увидев тонущую Асию, мальчишка спрыгнул с крутого обрыва в бурлящие, цепкие волны. Руки не давали безжалостному потоку сбить его. Мальчишка наперекор всему упорно плыл, с трудом преодолевая несущуюся на него сильную воду.

– А ну, отпусти меня!! Я тебе покажу! – девчонка угрожающе колотила по воде.

Приблизившись к ней, мальчишка крепко схватил ее и, держа одной рукой, другой продолжал грести. Река словно теряла силы и больше не мешала плыть, и свершилось чудо: они смогли добраться до берега. Оба мокрые, уставшие, выйдя из воды, обессиленно опустились на землю. Казалось, что прошла целая вечность. Река отпустила… Асия, уткнувшись головой в мокрые колени, дрожа от холода, смотрела на реку и шептала: «Плохая река, плохая река».

– Чего ругаешься? – мальчишка отер мокрое лицо. – Зачем полезла в речку, ведь не умеешь плавать. Раньше бы Асия дерзко ответила на такие слова или даже не стала отвечать, а полезла в драку, если кто-нибудь так с ней разговаривал, но сейчас не было сил. Подбежала Калжан, волнуясь и глотая слова, стала оправдываться:

– Она хотела у берега на бревне поплавать, а его унесло далеко, на середину реки. Мы же не знали.

Мальчишка обернулся к Асие, продрогшей от холодной горной воды, и спросил:

– Как тебя зовут? – Не дожидаясь от девчонки ответа, сказал: – А меня зовут Жангир.

Глотая слезы, Асия назвала свое имя.

Овцы, пощипывая траву, разбрелись в разные стороны, собака в отсутствие хозяина мирно посматривала на стадо, лениво позевывая и не думая собирать отару, считая, что ее дело охранять овец от волков, а не бегать за глупыми овцами.

– У меня нет времени с тобой тут сидеть, – и, поднявшись с земли, весь мокрый, мальчишка побежал к отаре сгонять овец.

Сидя на земле, озябшая Асия не понимала, как сейчас она могла утонуть, ведь она так любит жизнь, а жизнь оказалась такой беспомощной и слабой перед рекой, что вот так просто могла отдать ее.

Калжан не знала, что делать, и побежала в сторону аула. Увидев отца Асии, она стала, плача и крича, рассказывать, что произошло на Каратале. Мурат все понял и, не дослушав девочку, вместе с Касеном отвязали своих лошадей, что стояли на привязи, и, сев верхом, быстро поехали к речке.

12

Джайляу – летнее пастбище.