Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 6



И все это – чистое голубое небо над головой, земля, рождающая бархатный ковер из трав, и дорога, уносящая ее, дарило невероятную легкость и ощущение благодати. Асия любовалась, восхищалась и гордилась собой: вот она какая! Это она сидит в той машине, это она управляет ею. Пусть все видят, какая она. Девчонка направила лошадь в аул. Опытный конь, только таких выбирал себе Мурат, чувствовал умелого всадника и послушно выполнял команды. Влетев в аул, девчонка хлестнула жеребца еще сильнее, и встречные люди, крича и ругаясь, разбегались перед несущейся лошадью:

– Опять эта дочка Мурата творит все, что ей взбредет в голову, – возмущались аульчане, при этом норовили поскорее отойти подальше.

Пыль, поднятая с земли, уже окутала их, и они еще больше злились.

– Аке, аке[9]! – громко стала звать своего отца Асия. Ей так хотелось, чтобы он увидел ее, такую смелую, ничего не боящуюся.

Мурат услышал, как зовет дочка, вышел вместе с Касеном из юрты. Асия знала, как отец гордится ею. «Такая бесстрашная, отчаянная, храбрая, это его дочь». Девчонка верхом на лошади неслась к нему. Подтянув ремни и остановив коня, Асия соскочила с лошади, отдала поводья поденщику, работавшему у них, и побежала к отцу:

– Аке, вы видели, как я умею ездить на лошади. Здорово?! Да?! Аке, потом мы вместе будем так ездить?

Мурат усмехнулся:

– Айналайын[10], мне уже много лет и так ездить у меня не получится.

– Аке, я вас научу, я вам помогу, вы только не бойтесь. Аке, вы мне только скажите, если ваш конь не будет слушаться, я смогу остановить его. – Асия не знала, как выразить все свои чувства к отцу.

– Ну, если ты будешь рядом со мной, – Мурат погладил дочку по черным, взлохмаченным от езды волосам, – тогда посмотрим, а сейчас иди в юрту и помоги матери. Неусидчивой Асие, разгоряченной от бешеной езды, сейчас так не хотелось этого, ведь она еще многое не показала отцу из того, что умеет, а тут надо идти в юрту и помогать. Девочка разрывалась между своим нехотением и боязнью ослушаться отца, счастливая улыбка медленно таяла на ее лице.

– Апа опять будет меня ругать, ей не нравится, как я готовлю, – стала жаловаться на мать Асия. Апу, строгую, порой сердитую, она не боялась, но перечить отцу не решалась. Мурат никогда ее не ругал, но в нем чувствовалась властность, идти против которой девчонка побаивалась. У них работали несколько поденщиков, и Асия видела, что они во всем слушались отца, родные тоже: Касен-ага, апа. Что он ни скажет, для всех его слова были законом. И сейчас, когда отец сказал, что нужно помочь, внутри нее все говорило «не хочу, не пойду», но Мурат взял ее за плечи и она, понурив голову, стихла.

В юрте Фазиля, сидя за круглым столом на низких ножках, привычно лепила беляши. Она всегда была занята, в юрте у нее было чисто, все прибрано. Она не любила, когда дети разбрасывали вещи, и поругивала их за это. И ей всегда хотелось вкусно накормить своих детей и мужа, чтобы они были сытыми, словно должно было произойти что-то страшное, и она желала, чтобы они на всю жизнь запомнили вкус ее еды.

– Вот тебе помощница, – войдя в юрту вместе с дочкой, обратился Мурат к жене, – пусть будет рядом с тобой, учится готовить, а то Мансуру не понравится такая невестка.

Фазиля посмотрела на мужа, за много лет жизни с ним она понимала его по взгляду, по движению бровей, по жестам, и сейчас, несмотря на немного суровое лицо, его выдавали чуть прищуренные глаза с неуловимым блеском, который она хорошо знала.

– Да только проку от нее никакого, – взглянув на мужа и поймав все ту же усмешку в его глазах, Фазиля опустила голову, чтобы не выдать себя улыбкой:

– Хорошо, садись рядышком и начинай лепить, но только вот эту дырочку, – Фазиля опять взглянула на Мурата, потом пальцами расширила отверстие в середине беляша, – делай побольше.

Асия с неохотой присела за стол. Вокруг него была расстелена кошма[11], а сверху войлочные ковры, рядом стоял низенький стульчик – место для отца. Когда все рассаживались за дастарханом, аке обычно садился на него, а остальные: дети, родственники, апа усаживались рядом, но сейчас это место занимал Каси, около него разместились Бари и Салиха. Каси что-то объяснял детям. Фазиля, уже с сильно выпирающим животом, как обычно, занималась стряпней. «Вот оно тихое семейное благополучие», – подумал Мурат, и на душе у него стало спокойно. Ради них он все и делает, чтобы в доме был достаток.

– Я проверю, как дойка идет, – сказал он жене и вышел.



Асия усердно лепила, но поглядывала на Каси, как он учит писать Бари и Салиху. Когда-то отец пригласил муллу обучать старшего брата грамоте и молитвам. Для муллы в доме на зимовке Мурат отвел одну комнату, а после зимних дней обучения подарил две лошади. Мулла остался доволен подарком. Мурат хотел, чтобы мулла занимался и с другими детьми, но, как он понял, нужно было платить в два раза больше, и поэтому решил, пусть Каси обучится, а потом научит и всех остальных.

Бари было семь лет, а Салихе всего четыре года, еще маленькие и им трудно давалась учеба. С Асией и Зульфией Каси занимался отдельно, они уже умели писать и читать, с ними он учил молитвы. Мурат всегда говорил, что умеющий писать и читать в жизни не будет слепым, он никогда не пропадет. Каси эти слова запомнил, он сам уже стал заниматься и уже научился говорить по-русски. Сейчас из-под карандаша у него выходила красивая арабская вязь. Буквы ложились одна за другой. Он не писал буквы, а рисовал, представляя каждую каким-то зверьком; вот мчится кулан, за ним бежит одинокий волк, вот он нагнал кулана, но почему-то взял и обежал его, и буквы, обходя друг друга, продолжали ложиться в строку. Каси посмотрел на Бари и Салиху и подумал о том, что их надо дальше учить. Взяв кончик карандаша в рот, послюнявив его, чтобы лучше писалось, Каси стал старательно выводить буквы. Бари с Салихой наблюдали, как у него красиво получается. Маленькая Салиха пробовала делать закорючки, но Каси, недовольный, заставлял ее по несколько раз переписывать на листке бумаги. Апа лепила баурсаки и наблюдала, как Каси учит детей. Салихе было трудно, она уже очень устала и не справлялась.

– Каси, Салихе достаточно, пусть поиграет, – сказала апа.

Девочка обрадовалась, что ей можно уйти и что закончились эти мучения. Она радостно поднялась и побежала к своей любимой Дау-апе, которая не заставляла ее что-то выводить на бумаге.

Бари, проводив взглядом сестренку, которая быстро убежала, надеялся, может, апа его тоже отпустит. Тем временем Каси, недовольный братом, взял его руку с карандашом и стал выводить буквы. У Бари стало получаться.

– Дай я сам, – отодвинув руку брата, Бари стал выводить бегущую вязь. – Оказывается, совсем не трудно, – удивился он.

– Апа, смотри, я сам написал, – и, быстро поднявшись с ковра, на котором сидел, он гордо показал листок матери. Апа скупо хвалила детей, если у них что-то получалось, и в этот раз она просто обняла сына:

– Вот как быстро Каси тебя научил.

Юноша, услышав, что его похвалили, позвал брата:

– Давай продолжим.

Бари казалось, что Каси такой же, как отец, даже ходил прямо, гордо. Но только не знал он, что Каси старается во всем подражать отцу. И сейчас старший брат хмурил брови, прищуривал глаза, представляя, что он уже взрослый. Бари знал, отец гордился ученостью Каси, ведь его брат умеет писать и читать, знает молитвы. И как ни трудно было семилетнему мальчишке, он терпеливо повторял за старшим братом. Он хотел стать таким же, как Каси, и чтобы отец тоже гордился им. Бари с нескрываемым восхищением смотрел на брата. Юноша заметил это и все больше стал напускать на себя строгость. «Вот зашел бы сейчас отец, и увидел, какой я, – мечтал Каси. – Не зря же аке отдал две лошади мулле за обучение», – это он знал и понимал, дорогую цену заплатил отец, чтобы его сын стал грамотным.

9

Аке – отец.

10

Айналайын – милая.

11

Кошма – войлок из овечьей или верблюжьей шерсти.