Страница 2 из 4
***
И вода уходит,
и тепло из дома.
Пустотой года
шевелит солома.
***
Развалины. Сирень. Полдневный час.
Славянский шлем, кривая сабля хана.
Во фраках ласточки, синицы в сарафанах,
тень ворона, скользящая сквозь нас.
***
–Послушайте, страна, куда вы прёте,
как пятая статья Конституции?
–Я, мой херц, в Пакистан – миномёты,
леденцы – из Турции.
***
Ребёнок у груди, курлыки-звуки
и сверху вниз молочная река.
Чистосердечны только эти руки
и чисты только эти облака.
***
Стихотворчество – это человечек, пляшущий
рядом с нами,
или человечек, пляшущий внутри нас.
И если Уитмен пишет глазами,
то Элиот сиянием из его глаз.
***
Ночь коротка.
Рассвет.
С далёких звёзд
ответа нет.
***
В комнате без женщины и вещей поселяется эхо;
говорят, неразговорчиво оно и не отвечает на мысли.
Может быть, голос его смягчает старая пыль?
Ближе к вечеру слышу тихую продолжительность вздоха.
***
Он до того боялся,
что боялся обидеть ребёнка
и протыкал зажжённой сигаретой
большие листья деревьев.
***
За тыщи лет ничего не изменилось: ровно,
клубясь идут облака небом.
И долгая тёмная очередь за гробом,
как после войны – за хлебом.
***
Я люблю под дождём подышать-помолчать,
я люблю, когда – снег или что ещё – свыше.
Друг мой Вася, я знаю и сам, как писать,
ты скажи мне, друг Вася, зачем мы пишем?
***
До сих пор страшно: смотреть в глаза,
если и они смотрят в твои – в оба.
Не страшно умереть, неудобно за-
бивать гвозди в крышку своего гроба.
***
Зимою солнце выйдет пару раз
из своего холодного зимовья,
и греешься случайною любовью
чужих ладоней, посторонних глаз.
***
Ты та же всё – придуманная мука,
всё так же сладок самый первый грех.
Стрела ещё летит, отпущенная луком,
который твёрдо держит древний грек.
***
Поэт ушёл. Теперь мы чьи стихи
читаем? Оборвалось время
на полуслове. Биографии штрихи,
привычки, письма, вечности, мгновенья…
***
Но не вечер виновен в том, что тени
стали тёмным кустом сирени,
и взгляд рассеянный, а не лучистый,
плетётся за женщиной без задней мысли.
***
Там, как и при жизни, всё будет просто:
решётки, и тюрьмы – свинцово,
и прежде чем повесят, распнут, спросят,
кем был и что делал до рождества Христова.
***
Те три-четыре метра дошагать,
доцеловать уснувшие мгновенья
и по ошибке пустотой назвать
пространство, собирающее время.
***
Две вещи, которых не тронет тлен,
вызывающие ужас,
уничтожающие страх:
женщина, живущая на земле,
Бог, обитающий на небесах.
***
Прожить сочиненьем на тему,
досеять, дожать, досмотреть,
понять эту сучью систему,
в провинции туфли стереть.
***
Скарлатиной загажены дни
по макушку; не сеет, не жнёт,
говорит: даже хрен воткни,
ни хрена не произрастёт.
***
Листья жгут. И не жаль сентября.
И тоска по чужим и родным.
Там, где стелется съёжившись дым,
это я без тебя.
***
И снова мутная молва,
распуганный рассвет отчизны.
Не взять и не отнять у жизни
простые, страшные слова.
***
И глаз твоих небесная усталость
и рук моих несдержанность; пока
как будто жизнь ещё не начиналась
из двух замесов: глины и песка.
***
Я не помню, иное чтоб было
в жизни, кроме этого дыр бул щыла.
Рожу вымоешь, взглянешь на мир,
то же самое: дыр бул щыл.
***
Ветер тёплый с реки,
вечер тих и не груб,
радость в обе руки,
кушаю сыр, крошки сыплются с губ.
***
Они уже там, бесследно
ушли, никому не должны,
Второй мировой последний
и первый Последней войны.
***
Напоследок глотнул
из гранёной бутылки
и не вышел, шагнул,
думал, выросли крылья.
***
Размозжена дорога, ветер злой,
знобит поля и ни души одной,
голодным хатам челюсти свело.
–Брат город Каин, где твой брат село?
***
Круг солнца опускается за край,
и женщина разламывает руки,
разламывая дымный каравай
земного хлеба из пшеничной муки.
***
Что поэзия? Прав лишение
жизни жившего против правил.
Плохо пишут красивые женщины,
некрасивые слишком правильно.
***
Всё – нищета и кровь,
и путь наш адов
в лжеобещаньях -ов
и в лицемерье -атов.
***
Ничего не останется, слово
сморщится, имя забудет слава.
Солнце снова с востока, словно
ничего не случилось с нами.
***
И день не заберёт, не даст,
и ночи не дано её измерить,
создать такое можно только раз,
не зная самому, что с этим делать.
***
От жажды умирали над ручьём,
тянули нескончаемую требу,
кривили губы чёрные: "За що?"
и не было руки делить семь хлебов.
***
Ах, Дементьев, что за сила!
Даже моль не поточила,
стихотворец, удалец,
бзнуть и пёрнуть – твой венец.
***
Через земную долю
никому скажу:
–Ухожу. Анатолий.
"Приходи! – скажет никто, –
Анатолий.
Отведу от боли".
***
Всё вышептал, осталась от гвоздя
дыра, от подошвы лишь радость
скольжения, но слово “рай” здесь
сказать мне некому, отсюда исходя.
***
…И однажды выиграет Время,
т.е. Вещь уйдёт, придёт Явление.
Это все предчувствуют вот так:
тик-так, тик, так…
***
Что на дворе весна
и что это не ложь,
о переплёт окна
готов побиться дождь.
***
Не свечная, какая есть,
дармовая, от бытия,
среднечеловеческая – 36,6,
но у каждой подмышки – своя.
***
Сергею Мнацаканяну
Что молитвы, поздние стихи,
дни просты, желания убоги.
Все удачи – наши, все грехи
отсылаем Богу.
Интершарм
Не в аду, но в зрачках искрит, – где-то рядом,
не в раю, расскажите о нём, Бога ради!
Только Слово рассыпалось буковками по тетради,
и язык сшивает страницы: Ва-си-ли-а-ди…
***
"Я хочу видеть Бога", – сказал я.
"Тогда ты должен умереть", – сказали мне.