Стерегущие золото грифы

Пролог

«Бойся одноглазых аримаспов и стерегущих золото грифов, встреча с ними грозит тебе только смертью. […] Грифы живут в холодном краю, среди высоких гор, где снежные хлопья похожи на птичьи перья».1

Давным-давно это было. Когда люди знали, что обитают духи бок о бок с ними. Когда верил народ, что каждая гора, каждая река, каждый лес – живые и душу имеют. Когда смерти не было, а продолжал человек земной свой путь на пастбищах небесных, а те, кто пуще других жаждал вечной жизни, – те не уходили вовсе, засыпая во льдах в ожидании своего часа.

Давным-давно это было. Жил в сердце мира, в благословенных горах алтайских, народ. Из дальних земель пришел он, а как называл себя и куда сгинул – про то не ведомо.

Племенами жил народ – мелкими и крупными. Правил каждым племенем свой зайсан2, а над всеми зайсанами каан3 стоял: и суд вершил, и споры разрешал, и рассорившихся мирил. За то племена дань платили каану.

Каждое племя свой промысел имело. Кто пушного зверя да маралов по богатой тайге бил. Кто коней да овец разводил на привольных и сытных пастбищах. Были и такие, кто во чрева гор дорогу отыскал и брал оттуда застывшую кровь древних алыпов4-великанов и поверженных ими черных врагов. Другие же укротили огонь и делали эту кровь такой, какой была она прежде: раскаленной и кипящей, текучей да бурливой. И тогда из черной крови явилось железо рукам на подмогу, а из редкой богатырской – золото очам на радость.

Кузнечный молот умельцев превращал золото в тончайшую фольгу. И покрывали ею людские и конские украшения из дерева, чтобы в блеске своем уподобиться солнцу. О золоте том, о сказочных кладах и поныне молва твердит. Мол, лежат в земле священных гор груды сокровищ. А что память людская – золото, про то не думают. И в земле поистине сокрыты богатства – для тех, кто хочет узнать, а то и вспомнить, как было на самом деле.

Из недр алтайских гор, из ледяных объятий, из лиственничных чертогов среди прочих пришли в наш мир двое: мужчина и женщина. Они принесли весть о канувшем в века народе. Явились поведать истории, которые помнят лишь камни на урочище Пазырык5 да о которых поет ветер над плато Укок6. И вы послушайте.

А называть тех людей станем пазырыкцами – по месту, где в былые времена раскинулись их древние станы и где упокоились великие кааны. Видите? Вот выезжают кочевники из тайги. Женщины равны мужчинам, всадники неотделимы от своих скакунов. Как вихрь несутся они сквозь годы, стоит лишь представить их. Женщины в ярких одеждах, с мудреными прическами. Мужчины в лохматых шубах и шапках, увенчанных головками птиц. Стерегущие золото грифы.

Путеводная звезда. Сказание о Темире

Он так и знал, что пещера эта – вовсе не то, чем кажется. Не зря мать всегда строго-настрого запрещала ему сюда забираться. Стоило ноге шестилетнего Темира7 переступить через невидимую границу мира духов, как скала под ним угрожающе задрожала, будто растревоженная рыком чудовища. Темир сделал скачок назад, отпружинив ногами, как лесная кошка. Вовремя. Внутри пещеры вспыхнуло зловещее красное пламя, свод резко опустился вниз, щелкнув клыками-сталактитами. Ожил Адыган8.

Темир опрометью кинулся к крутой тропке и кубарем скатился к подножью скалы, грохоча мелкими камнями и подняв вихрь пыли. Не озираясь, но спиной чувствуя дыхание великана, мальчик ринулся в долину, хрипло дыша. Летящий навстречу ветер остужал мгновенно выступивший пот. Темир обернулся лишь раз, чтобы в ужасе увидеть, как грозный Адыган отрывает от земли огромную ступню. Рот-пещера исказился от ярости.

– Не догонишь! – нарочито весело крикнул Темир, высунув язык. – Я легкий! Я быстрый!

Чудовище издало рык, полный грозной ярости, и, подняв с земли приличного размера валун, швырнуло его вслед улепетывающему сорванцу. Да, пусть он и не мог состязаться с мальчиком в беге, но рука его была сильна и точна. Валун со свистом описал дугу и накрыл Темира стремительно растущей тенью. Мальчик ничком упал наземь, защищая голову руками и понимая, что это конец.

– Темир! Вот где тебя ветер носит! – сердито прикрикнула мать и, приподняв мальчика за пояс штанов, поставила на ноги.

– Матушка, великан! – задыхаясь, выпалил Темир, округляя в испуге глаза и указывая рукой туда, где еще мгновение назад силился сделать шаг его противник.

– Исцарапался весь, штаны порвал, – ворчала мать как ни в чем не бывало.

– Бежим! Там, там… сам Адыган! – Темир вцепился в материнский подол и тряс его руками.

– Э, мне еще разорви юбку! Дрожит весь, как новорожденный жеребенок. Иди в дом, отец зовет. Да остерегись ему свои выдумки рассказывать.

Подгоняемый матерью, Темир покорно поплелся впереди, озираясь на скалу, которая вновь стала просто скалой с раззявленной пастью-пещерой. Не было и летевшего вдогонку валуна – только небольшая тучка зависла над долиной, отбрасывая тень на землю.

– Матушка, когда же я смогу носить оружие? – жалобно и тихо спросил Темир. – Хоть коротенький кинжал. Я убью Адыгана!

– Вот выдумщик, мечтатель! – всплеснула руками мать. – В кого только блаженный такой? Сказка это, Темир, сказка. Не ходят горы. Нет великанов. А если и были, то, как и сказывают, давно горами стали.

Темир надул губы и нахмурился. Адыган – не выдумка, и однажды он будет повержен им, Темиром.

***

Отец сегодня принимал гостей. В их деревянном восьмистенном аиле9 было душно. Служанки таскали блюда с мясом, лепешками и сладким сыром. Они едва успевали наполнять чаши мужчин вином из кожаных тажууров10. Терпко пахло зажженным курением.

Отец Темира был кааном над всем кочевым народом. Именно зайсаны разных племен и собрались этим вечером у гостеприимного очага. Они привезли дань и подарки, взамен прося совета, помощи или защиты. Отец Темира правил мудро, хоть зачастую и относился к кочевникам как к людям низкого пошиба.

Мать торопливо привела Темира в порядок, оттерев грязь с его лица краем юбки и стряхнув пыль со штанов. На миг прижав сына к своей могучей груди, легонько толкнула его в спину, и мальчик робко вышел на середину дома. Отец ласково поманил его рукой – он уже изрядно захмелел, потому был непривычно внимателен к домашним. Темир поймал почему-то сочувствующий взгляд старшего брата.

– Поди, Темир, сюда. Поди, сынок.

Темир приблизился к мужчинам. Коснулся дрожащими пальцами лба, потом груди и слегка склонил голову, оказывая почтение собравшимся. Зайсаны одобрительно загудели.

– Вот, Темир, это – Зайсан наших родичей с Укока, – кивнул каан в сторону лысеющего человека с раскосыми темными глазами.

Темир поклонился гостю.

– Его племя уже откочевало на зиму. Рано зима идет в этом году, – продолжал отец. – Завтра он двинется в обратный путь, и ты с ним.

Темир непонимающе оглянулся, ища поддержки у матери. Та всхлипнула и затихла, зажав рот рукой и опустив глаза. Ее широкие плечи ссутулились.

– Навсегда? – вымолвил Темир, сдерживая слезы и смертельно побледнев.

1

Геродот. «История IV».

2

Зайсан – родовой князь.

3

Каан – государь, властелин над всеми племенами.

4

Алып – богатырь.

5

Урочище Пазырык находится в долине р.Большой Улаган близ села Балыктуюль (Улаганский равон Республики Алтай). В 1929 году экспедицией академика С.И. Руденко в тех местах были раскопаны усыпальницы пазырыкской племенной знати.

Пазырыкская культура – археологическая культура железного века (VI—III вв. до н. э.). Имеет черты скифской и древнеиранской культур.

6

Укок – высокогорное плато с зимними пастбищами, расположенное на высоте около 2500 м. над уровнем моря на самом юге Горного Алтая.

7

Темир – железо (южноалт.)

8

Адыган – персонаж алтайских легенд, один из четырех братьев-великанов, спустившихся на землю с Ориона после Всемирного потопа и ставших горами. Гора Адыган – одна их вершин хребта Иолго в Северном Алтае, достигающая отметки 1858 м. над уровнем моря.

9

Аил – отдельное жилище (юрта или шалаш).

10

Тажуур – кожаный узорный сосуд для хмельных напитков.