Страница 7 из 99
Он кивнул, понимая, что она и сейчас не хотела его обидеть.
- Нужны были четыре девушки, а подходящих здесь - только три. Мать, бабушка и тетка Тринии умерли в родах - вряд ли она сможет родить. В роду Филиппин уже три поколения не появилось ни одного иллюстратора. Что же касается Полии - эйха, скажем так: она рисует воображаемой кистью.
- Видишь, каким ты можешь быть тактичным? - поддразнила она.
- Граццо, - поблагодарил он, чувствуя, что она понемногу начинает ему нравиться. - В итоге ты здесь, выполняешь свой долг.
- Это их идея, а не моя.
Она тряхнула головой, черные волосы рассыпались по плечам.
- Если ты и впрямь так уверен в себе, как говоришь, - мне повезло. Я хочу детей только от любимого мужа, когда он у меня будет.
- Ты хочешь влюбиться, выйти замуж и только потом заводить детей? - Он поднял брови, изображая удивление. - Никогда не слыхал о Грихальва с моральными устоями торговцев!
- Можешь смеяться над чем хочешь! - отмахнулась она. - Я вынуждена была переспать с четырьмя маленькими глупыми художниками, потратить четыре месяца собственной жизни, то кувыркаясь здесь с одним из вас, то дожидаясь, пока мне подсунут следующего, и все это время они ждали затаив дыхание: а вдруг я беременна! А забеременей я, пришлось бы потерять еще год, дожидаясь, пока родится ребенок.
Он пожал плечами.
- Но так поступают все женщины Грихальва.
- А я не хочу! Не можешь понять меня - подумай сам. Ты знаешь, кто твоя мать, а что до отца - Фратос, конечно, знают, кто он, но ты мог бы с таким же успехом быть одним из первых чи'патрос. Здесь, в Палассо, это не важно, но когда-нибудь ты выйдешь отсюда в большой мир. Санктос и санктас смотрят на нас так, будто мы фиолетовые чудища с пятью глазами.
- Кого это волнует? - усмехнулся он.
- Нас не волнует, а остальных людей - очень. Они тоже косятся на нас, дабы всем показать, что они разделяют отвращение екклезии к нашему мерзкому, аморальному, неестественному существованию.
- Эйха, понятно, что ты имеешь в виду. Но иллюстраторов это не должно волновать. Мы слишком значительны.
- Ты хоть когда-нибудь был за стенами Палассо? Иллюстраторов это касается больше всего. Поговори с моим братом Кабралом, пока мы здесь. Ты узнаешь от него многое, хоть он и не принадлежит к вашей возвышенной братии, - добавила она едко.
- Ты что, жалеешь меня? Эта мысль его поразила.
- Да, - ответила она просто, - мне всех вас жаль. У нас с Кабралом хоть семья была. Одна мать, один отец вместо тысячи сводных братьев, сестер, кузенов, не говоря уже об остальных родственниках - их просто не сосчитать! И всем им на вас наплевать, если у вас не окажется Дара. Что у вас за детство кроватка в общей комнате, одна кормилица на несколько человек... А это ваше так называемое образование? - Она все больше распалялась. - Искусство, искусство, искусство - и ничего больше. Что ты знаешь, например, о естественных науках?
- Достаточно, чтобы не вызвать взрыва, смешивая растворители. - Он сделал серьезное лицо.
- Не смешно! Они учат вас только самому необходимому, ничуть не заботясь о глубине ваших знаний. История - лишь в том объеме, которого было бы достаточно, чтобы вы не оскорбили чужеземцев своим невежеством. Литература не больше, чем умение развлечь каким-нибудь стишком титулованных особ, пока они скучают, позируя для портрета. Верховая езда - вам положено знать о лошадях ровно столько, сколько надо, чтобы случайно не выпасть из седла. Прекрати смеяться! Разве ты сам не видишь, в какой клетке вас держат?
- Извини, - сказал он, потому что, несмотря на дурацкие рассуждения, она ему нравилась. - Я просто вспомнил свои уроки верховой езды.
- Ага, но ты - счастливое исключение или по крайней мере считаешь себя таковым. У тебя есть Дар - и пусть Милосердная Матра позаботится о тех, у кого его нет! Всю жизнь они обречены копировать чужие шедевры...
- Хватит, - сказал он примирительно. - Все, что ты говоришь, - правда, но ты не заставишь меня ни на миг пожалеть о том, кто я есть. Хочешь, я скажу тебе, почему на меня никто никогда не будет коситься и почему я никогда не попаду в унылую комнатушку копииста? - Он улыбнулся, смакуя минуту своего торжества. - Я - сын Тасии.
- Тасии! - Она моргнула и продолжала уже совсем другим тоном:
- Любовницы Арриго! Матра эй Фильхо!
Но тут же его гордость получила хороший щелчок: девушка расхохоталась во все горло. Громко, язвительно, обидно.
- Ты и вправду думаешь, что твои амбиции переживут женитьбу Арриго?
Его больно уязвило оскорбление в адрес Тасии.
- Арриго обожает мою мать. Может, он и отошлет ее от двора ненадолго, чтобы успокоить гхийасскую принцессу, пока та не родит ему нескольких детей. Но Тасия вернется. И я буду на ее стороне.
- Двадцатилетний, полностью обученный, готовый принять кисть Верховного иллюстратора Меквеля из его слабеющих рук?
Девушка пристально посмотрела на него. Ее лицо сейчас уже никто не назвал бы хорошеньким.
- А что, если Арриго влюбится в свою молодую жену? Он пожал плечами.
- Лиссина же осталась при дворе. Они с Великой герцогиней близкие подруги.
- Кто бы смог не полюбить Лиссину! Все знают, какая она чудесная.
- Тем не менее ясе были шокированы, когда Гизелла назвала свою дочь в честь бывшей любовницы мужа и даже попросила Лиссину быть крестной матерью Лиссии.
- И ты думаешь, в детской Мечеллы когда-нибудь появится маленькая Тасита?
Она не стала дожидаться ответа.
- Эйха, все сейчас ужасно милые при дворе, не спорю. Но это необычная ситуация, а Гизелла - необычная женщина, я встречалась с ней. Она славная и добрая и искренне любит Лиссину. Что, если принцесса Мечелла не полюбит Тасию?
Он ничего не ответил - и так уже много лишнего наговорил. Кого там принцесса любит или не любит, не имеет никакого значения. Откровенно говоря, взглянув на ее портрет, он засомневался, хватит ли у нее мозгов, чтобы оценить ситуацию. В ее огромных голубых глазах не было ни намека на интеллект. Где ей тягаться с такой умной женщиной, как Тасия! Да, она мила, если, конечно, вы любите светлокожих блондинок, но ее красота ни в какое сравнение не идет с живой смуглой красотой Тасии.