Страница 60 из 108
Кулон, тускло сиявший на его груди, спрятался в кулаке.
"Я не должен бояться. Не могу себе этого позволить. Теперь я - тот, кем всегда мечтал стать.., но мне еще многого надо достигнуть. И Раймон меня благословил".
Он все равно бы этого достиг. Но Раймон развязал ему руки.
Сарио вглядывался в узор, изучал шелк, рисунок, краски. И сразу разгадал смысл: Иль-Адиб давал святое благословение, предлагал великую силу.
Опять - ирония. Сарио закрыл глаза, облизал губы, прошептал несколько слов на лингве оскурре, разрушил узор, разметал ветки и цветы. Выхватил из-под них хрупкий лист пергамента, аккуратно скатал, вложил в украшенную охранными рунами тубу, положил ее в окованный бронзой ларец из терновника.
- Я сберегу Кита'аб, - сказал он. - Но не для Тза'аба Ри. И не для Вьехос Фратос, не знающих истины, сокрытой в нем... Нет Он мне самому пригодится. Тому, кем я стану.
Он закрыл ларец, щелкнул засовом, ласково провел пальцами по резным письменам. Лингва оскурра - страж священного клада.
- Мой Кита'аб, - благоговейно вымолвил Сарио. - Мой ключ к священной власти.
Он рассмеялся. Да, это Чиева. Чиева до'Сихирро.
Молча сложил плат, взял под мышку, а другой рукой поднял ларец. И вышел из шатра.
Он знал, что через несколько минут труп будет найден, шатер разрушен. Раньше старика нельзя было увидеть в тканевых стенах его жилища, и само жилище было сокрыто от чужих очей. А теперь чары спали, зеленый плат и ларец с лингвой оскуррой вынесены Теперь прохожие увидят вражеский шатер.
И не потерпят его присутствия в стенах Мейа-Суэрты.
***
Войдя в уединенный солярий, предоставленный сыну герцога гостеприимными Грихальва, Алехандро рассказал правду. Увидел, как Сааведра побледнела, как подкосились ее ноги, и успел схватить за локти - иначе она бы упала. Подвел ее к креслу, усадил принялся успокаивать.
- Сааведра, я расстроился не меньше твоего. Но ведь это всего лишь вещь.
Его ладонь легла на гладкую белую колонну ее шеи. В этот раз на ней не было украшений.
- Да, конечно. - Она старалась взять себя в руки. - Номмо Матра, Алехандро... Неужели мою картину подарят королю Пракансы?
- Эйха, но это по меньшей мере говорит о том, что ты неплохо поработала, ответил он шутливо.
- Нет! - воскликнула она. - Только о том, что у тебя кое-что украли. И у меня.
- Эйха, да, думаю, можно и так на это посмотреть. - В его глазах потухла веселая искорка. Он обошел вокруг ее кресла, рассеянно взялся за рукоять тесака, выдвинул лезвие на полдюйма, задвинул со щелчком. - Но он же герцог то, что принадлежит мне, принадлежит и ему.
- Это был подарок. Мой. Тебе.
- Это был мой заказ.
- Я отказалась от платы. Он улыбнулся.
- Верно.
- Если б я хотела, чтобы он попал к герцогу, я бы его послала герцогу. Она едва сдерживала гнев. Алехандро рассмеялся.
- Пресловутый темперамент арртио? Немногие отважатся критиковать Бальтрана до'Верраду.
- Разве он этого не заслуживает?
Алехандро остановился, перестал клацать тесаком, сочувственно посмотрел на нее "Бедная моя арртио..."
- Ведра, амора мейа, чего ты от меня ждешь? Что я пойду к отцу и потребую вернуть портрет?
- А разве ты на это способен?
Сталь во взоре. Сталь в голосе. Непонятно, чего больше в душе - злости или жалости. А может, и злость, и жалость - напускные, а все дело в страхе, что ее талант, хороший для Алехандро (он все время об этом твердил, но она упорно отказывалась верить), плох для герцога. И для дочери короля Пракансы.
"Матра Дольча, дай мне сил. Пойди я другим путем, не причинил бы ей боли. Но я не хочу, чтобы и мне причиняли боль".
Он зашел за спинку кресла, положил ладони ей на плечи, чтобы ощутить ее тепло и успокоить.
- Я не могу потребовать, чтобы он отдал портрет. Две недели назад отец уехал в Пракансу. А я только сейчас набрался смелости сказать тебе. - Он тяжело вздохнул, почувствовав, как напряглось ее тело. - Но все-таки я думаю.., надеюсь, что для тебя.., для нас обоих неизбежность моей женитьбы важнее увезенного портрета.
- Украденного, Алехандро.
Его ладони сжали упругую плоть, требуя знакомого отклика. Большие пальцы стали ласкать шею.
- Разве тебя совершенно не волнует, что я женюсь? Она опустила голову. Длинные густые кудри упали с плеч, занавесили лицо, скрыли ее мысли. Зазвучал голос, и в нем не было ничего, кроме смирения.
- Конечно, ты женишься. И я выйду замуж.
Точно обухом ударила. Его пальцы превратились в железные крючья, впились в ее плечи. Желудок сжался в тугой ледяной комок. Алехандро был унижен. Испуган.
- А что, в семье уже говорят о твоем замужестве?
- Об этом всегда говорят. Каждой женщине подыскивают мужа, и не только в роду Грихальва так заведено. Многие мои сверстницы давно замужем. - Он ощутил ее прерывистый вздох и слабый трепет плеч. - Мне девятнадцать.., пора детей рожать.
И тут он сказал не подумав:
- Роди от меня.
И едва произнес, понял, что мечтает об этом. Наклонился к ней, пошевелил выдыхаемым воздухом завитки ее волос.
- Ведра, граццо. Прошу тебя...
- Кого от тебя родить? Грихальву? Гнев. Боль. Бедные Грихальва, несчастные Грихальва! Да сколько можно слушать это нытье! Ее что, совсем не трогают его слова?
- Пресвятая Матерь! - хрипло произнес он выпрямляясь. - Да неужели ты не понимаешь, что я обязан жениться и родить для Тайра-Вирте нового наследника? А тебе придется выйти замуж, чтобы рожать художников для рода Грихальва.
Сааведра тихо рассмеялась, а затем он уловил-таки отчаяние в ее голосе.
- А что мне еще остается? Возражать? Отказываться? Алехандро, мы те, кто мы есть, и должны делать то, что должны... Ничего другого от нас не ждут с первого дня нашего существования. - Под его ладонями затвердели плечевые мышцы. - Если уж на то пошло, разве ты возьмешь меня в жены? Сделаешь герцогиней чи'патро из рода Грихальва?
Он обвил руками ее шею, ладони остановились на тонких ключицах, - со стороны могло показаться, что он ей дарит ожерелье. Возможно, так и следовало поступить будущему герцогу: отблагодарить за любовь.
- Номмо Матра эй Фильхо, - чинно, как на торжественной церемонии, промолвил он, - коли есть на это ваша воля, да будет так. По ее телу пробежала судорога.