Страница 20 из 65
Не в силах подавить противный голос совести, я заставляю себя вернуться обратно. Здесь я вижу следующую картину: 'кучерявый' пытается совершить с еще пока бесчувственной Настей половой акт, а двое других мужчин копаются в 'Волге'. С руганью выясняют между собой, куда могли подеваться шприцы. Определенно, Насте повезло: во-первых, я тут оказался, во-вторых, похитители редкостные ротозеи!
С 'кучерявым' мне удаётся справиться легко: я отправляю его в глубокий нокдаун одним ударом. Зато широкоплечий принимает характерную для национальной борьбы стойку, которая сообщает, что у меня серьезный соперник. Долгого поединка я не выдержу: свистящее дыхание выдает меня с головой. Широкоплечий это понимает. Он зло щерится, делает резкое движение, цепко хватает меня, и всего через минуту активного сопротивления я лежу под ним. Позвоночник у меня трещит, я паникую, что сейчас он мне его сломает, как ... хватка ослабевает. Это очнувшаяся Настя нашла свой нож и порезала им шею борца. По его дорогому пиджаку течет ручеек крови.
Я отбрасываю от себя широкоплечего и поднимаюсь. Однако времени, чтобы прийти в себя, нет: после скрипа гостиничной двери на крыльце появляется 'садист' с пистолетом в руке. Пока мы дрались, бегал за оружием. Он молодой, и от волнения беспрерывно подкашливает, как туберкулезник. Поэтому первый выстрел отправляет высоко, в небо.
Как глупо! Уехать, оставить родину, но все-таки получить ТУ САМУЮ ПУЛЮ. Как будто в городе меня не мог такой же пристрелить! Или от судьбы не уйдешь?
Находясь в отчаянии, я забираю нож у Насти и бросаю в стрелка. Не глядя, попал ли, я толкаю женщину к дороге, и мы бежим через кусты к моему 'Москвичу'. За спиной вновь слышен пистолет, возле уха шелестят сбитые свинцом листья.
К счастью, мы успеваем уехать до третьего выстрела..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Почти до самого райцентра мы молчим, и это странное молчание: так молчат сообщники, когда думают об одном и том же, и как бы ожидают, кто первый додумается до чего-нибудь толкового.
- И зачем, зачем ты туда поехала? - тишину первым нарушаю я.
- Ахмед позвонил ко мне на пост, сказал, если я приеду ненадолго, хорошо денег даст. И за прошлый раз тоже. Я не знала, что он не один будет! - пытается оправдаться Настя.
Мне хочется много чего ей сказать. И про нее саму, и про то, чем она все равно закончит. Но, сдержав себя, я лишь говорю:
- Ладно, что сделано, не вернешь! Если нас милиция побеспокоит, что скажем?
- На природе любовью занимались, из машины не выходили и ничего не знаем. - Произносит Настя, уж слишком легко.
- Хорошо! - сухо говорю я, останавливая машину перед больничным корпусом.
Прикрывая грудь рукой, Настя просит меня тоном, в котором слышится намек на нечто этакое, многообещающее:
- Надеюсь, ты не откажешься принести белый халат из процедурной? Ведь мужик нынче бешенный, бабе голой не даст спокойно пройти!
Я морщусь от ее тона. Однако, кивнув головой в знак согласия, поднимаюсь на этаж и тихо иду по коридору. К сожалению, остаться незамеченным не получается: Коля, в отличие от других больных, не спит. За версту заметно, что он под 'змием', и его распирает от желания с кем-нибудь пообщаться. Увидев меня, он приподнимается на койке, и, громко скрипя сеткой, отчаянно жестикулирует, приглашая подойти. Как некстати!
- Чего тебе, Коля? - недовольным шепотом спрашиваю я.
- Настроение хорошее, Гриша-а! А тебя больничное начальство искало. Очень возмущалось, что где-то шляешься. И Настю спрашивали. Не знаешь, где она? Обещала, ночью будет.
- Сейчас появиться. Внизу твоя Настя, болтает со скоропомощными. Просила меня принести... жгут. Там укол надо срочно сделать. Извини, Коля, вернусь, тогда поболтаем!
Я захожу в процедурную, беру с вешалки халат и прячу под свой пиджак. Затем нахожу жгут, и, демонстративно держа его на вытянутой руке, иду вниз.
Но по внешнему виду людей иногда можно догадаться об их отношениях. Когда мы возвращаемся, Коля что-то подмечает, наблюдая, как я иду рядом с Настей. Он сразу зажигается идеей поговорить на эту тему. Однако я, не слушая его, надеваю пижаму и ложусь в койку. Глаза у меня слипаются. А сосед, вместо того, чтобы оставить меня в покое, трясет мою кровать за спинку и задает грубым тоном вопрос:
- Да сколько можно спрашивать, где ты шастал столько времени?
Я понимаю, что этак он тут всех перебудит, и вынужденно отвечаю:
- У Сашки сидел!