В твоей голове

И мне было неловко, что я не успевала понять большую часть произносимых речей.

- С кем бы ты хотела проживать? С мамой или с папой?

Вопрос явно был адресован мне. Я, до этого изображающая интерес к лепнине на потолке, опустила глаза до уровня сидевшего судьи, вопрос звучал с его стороны.

- Я повторю. С кем ты хочешь остаться? Ты понимаешь суть вопроса?

Мне не хотелось казаться идиоткой. Я понимала суть вопроса, но не понимала, зачем меня об этом спрашивают. Разве это имеет значение, чего хочу я? Разве нет для этой ситуации миллиона законов, которые строго предписывают, с кем остается ребенок в случае развода его родителей? Если я назову вслух одного из родителей, а закон окажется на стороне другого, это ли не вызовет общее замешательство и вечную обиду на меня со стороны другого родителя, с которым мне предстоит провести оставшиеся до совершеннолетия годы?

- Да, я понимаю суть вопроса.

- Тогда ответь - с кем бы ты хотела остаться?

У меня не оставалось выбора. На меня смотрел весь зал. Кто-то с легкой грустью, кто-то с виноватой улыбкой. Но смотрели все.

Не отвечай. Молчи.

Но я не могу молчать вечно.

Молчи, пока можешь. Ты останешься виноватой в случае любого ответа. Они только этого и ждут. И после того, как ты произнесешь четыре буквы, ты на всю жизнь станешь человеком, расколовшим семью на две изуродованные половинки. Ты будешь причиной развода. Не мама, и не папа, и не ушедший брат. Только ты. От тебя зависит исход сегодняшнего суда. От тебя зависит вся их судьба.

- Так с кем же? Ответь, пожалуйста, если вопрос тебе понятен. Это важно для суда.

Мне плевать, что важно для суда. Мне на всех вас плевать. Мне важно, что будет, когда мы отсюда выйдем. Как я буду смотреть в глаза своим родителям. Сейчас мама не в состоянии ухаживать за мной, воспитывать, и дать мне возможности для будущего, о которых вы полтора часа сейчас говорили вслух перед всеми. Но она уже потеряла одного ребенка. Потери второго она не перенесет. С папой мне проще общаться. Но он всегда на работе. Остаться с ним, значит остаться одной. Остаться с мамой, значит тоже остаться одной. Она отстранилась от всех после смерти брата. Живет в своем мире. Выдуманном мире тревог и страхов. Иногда спускаясь в реальность и впадая в агрессию. Они не могли быть вместе, это было слишком сложно. Но и по раздельности существовать было бы также слишком тяжело, груз воспоминаний и ошибок давил к земле каждого из них и не давал подняться.

Я не знала, что ответить.

Ответь что-нибудь уже, чтобы от тебя все отвязались.

- Я не хочу, чтобы они разводились. Я хочу оставить все как есть.

Дура.

Удар молотком. Сильнее чем прежде. Как будто судья вложил в него злость за мой такой глупый, совершенно не устраивающий его и всех присутствующих, ответ. Люстра осталась висеть неподвижно. Лучше бы она упала. Может, это бы помогло. Я сидела, не шевелясь, и уже даже не изображала интерес к окружавшим меня вещам.

Я ждала. Сейчас должно было что-то произойти. Что-то очередное, тревожное, после чего моя жизнь снова безвозвратно изменит свое направление.

- Суд удаляется для принятия решения.

Если бы мы сидели в театре, сейчас с обеих сторон подтянули бы занавес, и все зрители в зале встали со своих мест и радостно захлопали в честь окончания душещипательного спектакля и мастерской игры актеров. Может быть, попросили бы выйти на бис. Актёры-участники в полном составе, улыбаясь, вышли бы на пьедестал и поклонились три раза. И довольные зрители после всего этого разошлись бы с улыбками по своим уютным теплым домам, рассказывая, как удачно прошла пьеса и как хороши были декорации.

Но это была не пьеса. Это была жизнь.

Моя жизнь.

Жизнь, которая не заканчивалась после вынесения судебного решения, но которая была вынуждена подстраиваться под решения посторонних незаинтересованных лиц и продолжиться в искаженном формате, приумножив боль и страхи каждого ее участника.

Вот бы в каждой проблеме был красный занавес, обозначающий ее окончание.

Глава XIX

Расцветала осень.

Красивый этап в круговороте смен времен, в котором солнце на протяжении всего своего короткого светового дня заливает город оранжевым заревом, как в предзакатные золотые часы. Когда оно уже не обладает настолько мощным излучением, чтобы приходилось прятаться от него в создающих спасительную тень укрытиях, но по-прежнему сияет на безоблачном небе и ласково согревает смущенно улыбающихся влюбленных парочек на скамейках в парке. Опустевшие фонтаны на прогулочных площадках усыпаны преждевременно опавшими и еще не успевшими утратить свою свежесть листьями. Красно-оранжевые оттенки превращали их в живописные атмосферные памятники, сочетающими в себе всю величественность проржавелой древности и нежную красоту пробивающейся запоздалой зелени. Тот самый период, когда можно бесконечно наблюдать за кружившимися листьями и размышлять о тленности существования и о необратимом возрождении всего живого после окончания сумеречных холодов. Тот самый период, когда природа всеми доступными ей способами прощается с жаркими летними воспоминаниями и готовит себя к долгому периоду безмолвного покоя. Все меняется. И все проходит.