В твоей голове

По поводу предполагаемой операции он не владел внятной информацией. В период, когда рассылались эти письма клиентам клиники, он готовился к своей поездке. Скорее всего, письмо было направлено ошибочно и до выяснения обстоятельств он просил ничего не предпринимать. Информация по поводу предложенных в письме новых препаратов взамен принимаемых в настоящее время, тоже подлежала проверке.

В любом случае, по его словам, без согласия ее или ее уполномоченных близких, никакие кардинальные меры не могут быть предприняты. Он заверил ее, что можно успокоиться.

Уполномоченных близких. У нее моментально промелькнула мысль о том, что кто-нибудь из ее окружения мог заподозрить ее в сумасшествии и опасности для окружающих, пробраться тайком или через третьих лиц в клинику, подтасовать документы, приложить ложное согласие на предоставление права принятия решения относительно ее лечения постороннему лицу, приложив такие же ложные факты о доказательствах ее невменяемости, в связи с чем комиссией ведущих психотерапевтов, входящих в Ассоциацию психотерапевтов, могло быть принято решение о вынужденной госпитализации и применении кардинальных методов лечения.

Ты не сможешь притворяться вечно. Это вопрос времени, когда тебя раскроют. Соглашайся на все операции, сними с себя ответственность за вред, который ты причиняешь или можешь причинить окружающим тебя здоровым людям.

Даже она со всей своим бредом преследования понимала, что это маловероятно. Но все же вероятно. Надо будет позвонить ему во вторник, когда он приступит к обычным обязанностям, и уточнить обстоятельства отправки ей этого письма. Лучше, если он письменно подтвердит ошибочность отправки.

Мало ли что может выясниться. Лучше перестраховаться.

Глава XVII

- Привет! Я не помешаю?

Красивый низкий тембр голоса Главного нарушил застывшую тишину кабинета и заставил ее слегка вздрогнуть. Она посмотрела на него и, не успев среагировать, поняла, что он уже зашел. Однако за эти полторы секунды между вопросом и действием, он успел оценить обстановку и понять, что кроме них здесь больше никого не было. Хотя возможно он наблюдал за ней дольше.

- Любишь работать допоздна?

Главный сел напротив и смотрел на нее своим привычным тяжелым авторитетным взглядом, под которым невозможно было угадать, учиняет ли он допрос или проявляет дружеский интерес. Однако, некоторая мягкость в чертах его лица, нехарактерная для него при дневном свете, больше склоняла ее ко второму варианту.

- Люблю работать, когда все уходят.

- Тебе мешает шум?

Каждая фраза звучала после некоторого молчания. Все же это была форма допроса. Независимые друг от друга люди не делают такие паузы.

- Мне помогает тишина.

Взгляд стал чуть более мягким. Ей даже показалось, что уголки глаз улыбнулись. За ними скромно подтянулись остальные части лица.

- Говорят, тебя не было пару дней. Отгул по больничному. Что-то серьезное?

- Нет, нет… Спасибо, что проявляете заботу. Ничего серьезного… Панкреатит, он у меня хронический… Правда, приступ случился в первый раз, и именно так я узнала о его существовании. Предупрежден - вооружен. В будущем меня это из строя не выведет.

Не глядя в ее сторону, он оторвал желтый стикер от блока, написал на нем несколько букв и дружелюбно протянул ей.

- Держи, это хорошие таблетки. Одному моему знакомому их прописали. Вы с ним товарищи по заболеванию. Они помогают ему уже… в общем, много лет.

Моему знакомому. Так всегда говорят, когда не хотят раскрывать свои тайны. А у одной её знакомой проблемы с головой, и она патологически врет своему начальнику, на этот случай у него таблеток не найдется?

Она взяла протянутый ей стикер, сложила его в несколько раз и аккуратно сложила его в маленький внутренний кармашек сумочки. Этот желтый комочек она еще долго будет носить с собой, перекладывая в разные сумочки, периодически теряя среди кучек трамвайных билетов, тюбиков подтекающих блесков для губ и двух половинок сломанного зеркальца. Для чего? На случай обострения выдуманного панкреатита? Или на случай, если Главный при следующей встрече в коридоре спросит ее про название этих таблеток, а она, конечно же, не сможет их вспомнить и правильно ответить, и тем самым раскроет свою тайну? Глупость конечно. Но эта бумажка как бы приближала ее к той самой нормальности, которую она создавала вокруг себя. Выбросить ее - означало перестать верить самой себе, в свою же созданную реальность.

Главный сочетал в себе несочетаемое. Невероятная жесткость и заботливая мягкость. Первая черта была с ним постоянно, вторая же проявлялась в исключительно редкие минуты и казалась настолько неправдоподобной, что хотелось себя ущипнуть. Соединение этих качеств не поддавалось логическому объяснению. Он мог показательно уволить провинившегося всего один раз и до этой ошибки ходившего в любимчиках начальника какого-нибудь важного отдела. Довести его до слез в присутствии нескольких десятков его подчиненных и заставлять их дрожать, представляя, что на этом месте в любой момент может оказаться каждый из них. А получасом позже этой показательной порки уже мог добродушно поднимать тост в честь уходящего на пенсию ничем не выдающегося старожила, желая ему здоровья и долгих лет жизни на долгожданном отрезке его жизненного пути. Искренне улыбаться и жевать прощальный торт, запивая его клюквенным морсом.