В твоей голове

- Давайте, я вам помогу? Вам плохо?

Он стоял прямо перед ней и смотрел ей в глаза. Предмет ее реального обожания. А не воображаемого. И без мусора на этот раз. А она без лепешки на губах. Накрашенная. Вроде бы. Но с приступом.

Она не могла говорить.

А он молчал ей в ответ. Только вопросительно смотрел. Но не уходил.

- Я… мне…

- Вы можете не отвечать, если вам тяжело. Давайте я вас провожу. Вам куда лучше - домой или в больницу? Я на машине, могу подвезти. Мне не трудно. Вы совсем бледная. Мы соседи. Не бойтесь меня. Я видел вас пару раз. Куда вас отвести?

Она молча посмотрела вглубь коридора в сторону лифта. Попыталась даже кивнуть в ту сторону. Не получилось. Голова была слишком тяжелой. Он понял.

Осторожно прикасаясь, он отодвинул ее от стены, к которой она припала в момент помутнения, обмазав свое черное длинное пальто свежей штукатуркой, аккуратно стряхнул белую пыль, поддерживая, приобнял за спину, и повел к лифту.

Лифт ожидал на их этаже и сразу же гостеприимно открыл двери. Он пропустил ее вперед, и полубоком, все также поддерживая за спину и второй рукой держа ее руку, они вошли. Факт его близости еще больше кружил ей голову, и она уже не совсем понимала, происходит ли это на самом деле или это просто ей мерещится. Но она чувствовала теплоту его рук. И его дыхание. Это было новым чувством. И все казалось очень реальным. Хотя зрительные галлюцинации всегда реальны, так говорил доктор Вайс.

- Вы же вроде бы на двадцать втором этаже живёте?

Господи. Ну ты и дура. Уж лучше бы он считал тебя алкоголичкой, чем идиоткой. Как ему теперь объяснишь?

Она собрала все свои силы в кулак, подняла руку, нажала кнопку двадцать третьего этажа. Он снова вопросительно посмотрел на нее. Она, будучи не в состоянии объяснять, вздохнула, опустила глаза и облокотилась на него еще сильнее.

Письмо. Она вспомнила о письме. Главное, чтобы он не увидел его. Она не знала где оно, и у нее не было сил его искать. В руках его не было. Неужели она обронила его на площадке в момент приступа? Что тогда? Теперь все пропало. Все узнают. Никто не станет с ней общаться как прежде. Она не сможет вести образ жизни нормального человека, притворяться, как раньше.

Стены лифта снова стали куда-то съезжать.

Вернись. Вернись. Останови движение, вернись, найди письмо.

Она не могла вернуться вниз. Она не могла даже его попросить об этом. Ведь он был именно тем человеком, от которого ей в первую очередь хотелось бы скрыть, что она ненормальная. С таким, как он, она могла бы обрести душевное спокойствие, и именно он мог бы защитить ее от внутреннего зла.

Не сможет. Никто не сможет.

Даже сейчас, когда ее конечности похолодели от страха, от страха, что ее тайна обнаружится, стоя под его плечом, она чувствовала защиту. Его присутствие успокаивало ее и давало надежду, что она сможет когда-нибудь добраться до своей квартиры, спрятаться там от целого мира, и как-нибудь спасти ситуацию с письмом. Спасти себя. Как раньше. Как всегда.

О письме она подумает позже.

Двери лифта открылись. Она направила свои и его движения в сторону своей квартиры. Оставалось найти ключ и силы, чтобы позволить ему уйти.

- Вам лучше?

Нет.

- Да. Спасибо.

Эта фраза в сочетании с попытками сохранить спокойное лицо стоили ей немалых усилий.

- Может, вас проводить до кровати? Вам лучше полежать, вы до сих пор очень бледная. И хорошо бы открыть форточку для свежего воздуха. Наверное, это давление упало. Девушки в погоне за фигурой часто забывают о питании. А вы совсем хрупкая. Вы сегодня кушали?

Слов было так много, и она не знала, на что ответить в первую очередь. Половину их даже не поняла. Вместо ответа она посмотрела на дверь, потом на него, вяло кивнула и попыталась улыбнуться. В голове стучали обрывки его голоса вперемешку с моим «Кровать… Лежать… Он… Сейчас… Уйдет… Воздух…»

Он отпустил ее, как бы нехотя. Смотрел пристально в лицо. Казалось, он сомневался, что поступает правильно. Но она ему помогла и отстранилась сама. Потом вытащила из кармана пальто ключ и со второй попытки попала в замочную скважину. Она хотела повернуться и проводить его взглядом, но побоялась потерять равновесие. Шаги медленно, но верно удалялись от нее. Пауза. Остановились. Шаркнула подошва. Наверное, хотел убедиться в том, что она справляется. Она сосредоточилась на ключе, повернула его все-таки, и, не оглядываясь, скрылась в темноте прихожей.

Закрой дверь. На два замка. Спрячься. Они скоро все забудут о тебе. Потом выйдешь.

Глава XIV

Сегодня в радиопередаче выступал какой-то не очень  известный профессор психологии, социологии и педагогики. Его имя было связано не то с итальянским холодным супом, не то с блюдом из сырой говяжьей вырезки. Имя не имеет значения. Имена стираются, как и все неважное. Важно то, какие эмоции человек в тебе пробуждает. Или какие ассоциации вызывает. Только так ты точно не забудешь человека с течением времени. Профессор высказал мнение, что все проблемы при достижении целей у людей возникают вследствие того, что мы разучились мечтать. Якобы с возрастом функция мечтательности атрофируется, и люди перестают рисовать в голове картины того, к чему они на самом деле стремятся, и для чего им приходится так сильно стараться в каждодневной рутине. Границы между досягаемым, недосягаемым и желаемым стираются. То, что можно получить в обозримые сроки - становится объектом вожделения, но чем раньше оно достигается, тем меньше радости от получения. А чем больше времени требуется на достижение чего-либо - тем меньше шансов на то, что человек вообще станет прилагать на это усилия. К примеру, дети искренне мечтают бороздить просторы Вселенной. Строят воображаемые ракеты из мебели и игрушек, и рисуют акварелью планеты, которые они откроют. Управляют сверхзвуковыми самолетами. Но, вырастая, они понимают, сколько усилий нужно прилагать и как долго нужно стараться, чтобы соответствовать хотя бы общим критериям летчика или космонавта. А стать лучшим и отправиться в космос для открытия новых планет - еще сложнее. И с физикой в школе как-то не очень. Как результат, довольствуются меньшим. И самое страшное во всем этом не то, что мы снижаем порог наших мечтаний, и отдаляемся от использования нашего потенциала на максимум, а в том, что мы начинаем считать, что то, что мы имеем - и есть наша мечта. Это глобальная проблема. Так считает профессор.