Страница 11 из 115
- Ты глуп, если в этом уверен, - возразила девушка.
- Ты еще пожалеешь об этом! - вспылил Змей, которому опять напомнили о его главном недостатке - глупости. - Будешь сидеть здесь, пока не попросишь прощения!
Лицо его исказилось от гнева, и это было просто жутко. Он притопнул ногой и ринулся вон.
Вслед ему полетела миска.
Выбежав наверх, Змей привалился спиной к стене и медленно принял свой настоящий облик, растягиваясь по полу. Его туша мелко дрожала от гнева и желания выместить его на ком-нибудь. Злость его была еще больше от того, что он сам только что поступил как последний глупец. Мог бы околдовать пленницу и заставить ее пожелать разделить с ним ложе, но всякое колдовство рано или поздно спадает, и о том, что может сделать человек, освободившийся от заклятья, лучше не задумываться. Самое меньшее, он убивает того, кто наложил на него заклятье. И лишь кровь - кровь родного человека - способна навеки, безо всяких условий привязать к нему пленницу.
Если он правильно понял слова своих слуг, у этой дикарки есть сестра. И это было лучшее, что мог пожелать Змей.
Синегорка и слушать не стала Стривера, который, забыв свою гордость, стоял перед нею на коленях. Подле матери с каменными лицами замерли пятнадцатилетний отрок, меньший брат девушек, и сама воительница Рада видом вовсе мужчина, кабы не коса и черты безбородого лица. Девушка-воин опиралась на меч и буравила Сварожича такими злыми глазами, словно это он сам отвез ее сестру Змею и приполз замаливать грех.
Стривер чувствовал свою вину и был готов на что угодно - только бы простили и поверили, что он жизнь положит за освобождение своей невесты. Но княгиня не дала ему договорить и велела убираться, пока его не подняли на копья. Рада при этих словах с готовностью вскинула меч, и Сварожичу пришлось уйти.
Его все-таки проводили вон из города и вытолкали за ворота, передав приказ княгини - не показываться здесь под страхом смерти. Но его боль была сильнее страха, а потому он тотчас же полетел на север - звать на подмогу родных. Не вечно же Перуну и Даждю бродить по свету - они вернутся и помогут ему. Он вместе с братьями привезет девушку назад, и ее матери придется уступить силе.
Сердце его готово было вырваться из груди, все тело ныло и словно одеревенело от усталости и напряжения полета, но все это прошло в один миг, когда на стене замка он увидел отдыхающего Ящера.
Стривер чуть не кувырком свалился во двор, напугав всех. Он тоже больше года не показывался дома, а потому весть о его возвращении была встречена радостно. Слуги засуетились, но Стриверу было не до отдыха, и он сразу кинулся искать Перуна.
Вся семья как раз была вместе - отец, мать, братья, Жива и Дива, все за общим столом. Не хватало только детей - Перун сам не вспоминал о них, будто их и не было, и Дива, обиженная, молчала.
Перун первым вскочил, когда в зал ворвался Стривер.
- Ого, братец, - радостно вскрикнул Перун, - явился и ты! Вот здорово! Теперь бы Даждя от его Марены оторвать - и все были бы в сборе! - Он стиснул плечи Стривера. - Ну, поведай, что тебя привело!
Тяжело дыша после выматывающего полета, Стривер оперся о широкое плечо брата. Руки и плечи ныли так, что не пошевельнешь, и он еле сдерживал стон.
- Здорово ты похудел. - Перун хлопнул Стривера по спине, отчего тот побледнел и скрипнул зубами, и потащил к столу. - Рассказывай!
Он обнял младшего брата за плечи, и Стривер вскрикнул. Жива тут же сорвалась с места.
- Что с тобой? - Она глянула на плечи Стривера и ахнула. - Кровь! Ты весь в крови!.. Что случилось?
Рубашка на Стривере насквозь пропиталась кровью. Думая только о том, как бы поскорее добраться до дома, он не чувствовал ничего, но сейчас вдруг застонал, бессильно повиснув на брате и сестре.
Перун застыл как столб, а Жива решительно подставила раненому плечо.
- Его надо уложить, - сказала она и накинулась на Перуна: - Не стой как истукан! Я одна его не подниму!
Очнувшийся Перун вскинул Стривера на руки. При этом он ухватил его за окровавленные плечи, и тот вскрикнул, вырываясь.
- Не надо! - взмолился он. - Я сам натер... крыльями... Я здоров!
Но на его слова не обратили внимания. Жива вновь накинулась на Перуна:
- Ты совершенно бесчувственный! Ему же больно!
Стривера уложили в его комнате, и Жива осторожно спорола с его плеч рубашку или, вернее, то, что от нее осталось, ибо там, где ее касались сочленения крыльев, она была истерта до дыр и крылья разодрали кожу. Приподнявшись на локтях, Стривер терпел, пока Жива и Дива обрабатывали ссадины. Жива еле слышно бормотала заговор, заживляющий раны, и Стривер по мере сил помогал ей. Исцелять раны он не мог, это удавалось только Даждю и, как говорили, Хорсу и Велесу.
Наконец боль отступила, и Стривер поднял голову. Перун и Смаргл стояли рядом, не отходя ни на шаг. Здесь же была и Лада, его мачеха, помогавшая молодым женщинам.
- Матушка, - шепнул ей Стривер, - я дочь тебе выбрал, а себе жену...
- Ты лежи пока, - Лада погладила его по голове, - потом скажешь, кто она.
- Но я не могу ждать! - Стривер вскинулся к братьям. - Беда!
- Что? С кем? - наклонились к нему оба Сварожича.
- Змей в Рипейских горах завелся. - Стривер выпрямился, насколько мог. - Города зорит, людей в полон берет. Невесту мою... тоже... Не смог я в одиночку ее отбить...
Глаза Перуна полыхнули огнем.
- Где твой Змей? - воскликнул он.
Уловив в его голосе опасные нотки, Дива бросилась к мужу:
- Не пущу!
Но Перун отодвинул жену и склонился над Стривером;
- Говори!
- Княжество Синегорье в Рипейских горах, на востоке, - ответил тот. Помоги!
- Едем непременно, - заверил Перун. - Вот встанешь - и полетим! Ящер нас в несколько дней домчит, а тем временем ты подлечишься!
Обрадованный тем, что брат не отказывает в помощи, Стривер осторожно сел.
- Я готов, - объявил он, протягивая руку Перуну. Из глаз Дивы брызнули слезы.
- Ты холодный и равнодушный! - выкрикнула она в лицо Перуну, - Ты ничего не хочешь знать, кроме своей войны! Ты ничего не замечаешь!
Она зажала себе рот руками и бросилась вон. Жива и Лада направились за нею.
Младшие Сварожичи вопросительно переглянулись, но Перун развеял их сомнения, снова напомнив о предстоящем пути. Заставив себя забыть о свежих, еще не подживших ссадинах, Стривер горячо заговорил о том, что случилось с ним на юге.