Страница 5 из 8
– А ты? Когда-нибудь пела сейд? И разве ты не сказала, что эта магия – зло?
– Зло? Магия не бывает доброй и злой. Всё зависит от того, для чего мы её применяем. Так, если сейд применят против крушения драккара, отравления, для защиты человека или выздоровления от недуга, он станет добром. Если же гальдр совершат, чтобы навредить ненавистнику или даже убить, то за свои заговоры придётся ответить на тинге. Но гальдр мне не доступен, – закончила лекарка, – а в рунах я кое-что понимаю – так же, как в варении зелий и трав. Трудно сказать, владею ли я колдовством. Иногда мне кажется, что это колдовство владеет мной.
Сигрун закончила отирать рану пленницы смоченным в отваре лоскутом, наложила сверху повязку и, разгладив её рукой, сказала:
– А теперь тебе нужно спать.
– Сколько я буду здесь?
– Пока твой хозяин за тобой не придёт.
Северяне разбирались в науке трав и отваров и умели врачевать. Болезнь они, конечно, считали наказанием богов, но и с ранами справлялись хорошо.
В доме, куда направился Льеф, было семеро тяжелораненых. Сигрун перевязывала их. На земляном полу горел огонь, и травница грела на нём воду для промывки ран. Льеф сел у дверей и стал ждать. Люди, которые ухаживали за ранеными, входили и выходили.
Наконец, девушка заметила викинга.
– А… вот и ты пришёл.
– Ждала? – спросил Льеф.
– А то, – она кивнула в сторону стоявшей у окна лежанки. – Расскажи Руну, как я хорошо тебе помогла.
– Обязательно, – Льеф поднялся и пересел на топчан, на который указала Сигрун.
Чужачка лежала, закрыв глаза. Её длинные волосы разметались по покрывалу, напоминая лучи светила, что пылало в полуденном небе.
– Её зовут Кена, – шепнула Сигрун, заметив, какой нежностью наполнился взгляд воина. – И она в самом деле тебя околдовала.
– Ну и что? – бросил Льеф, не глядя на лекарку.
– Ничего, – Сигрун повела плечом и вернулась к делам.
А Льеф всё сидел и смотрел, пытаясь понять, в чём же тайная магия лица раненой южанки, и зачем он притащил сюда, на север, эту рабыню.
Кена открыла глаза – ясные и голубые, как у самых красивых из северян. В зрачках её таился страх – как будто она Льефа узнала.
Чужачка попыталась немного отползти назад, но Льеф перехватил её запястье и удержал.
– Я – твой господин. Я взял тебя по праву победителя, и ты не должна меня чураться. Твоя жизнь в моих руках.
Кена сглотнула.
«Всё-таки это правда», – с отчаяньем подумала она, и слёзы навернулись на глаза. Никогда больше ей не увидеть зелёные просторы Элриа, никогда не услышать песен своего народа. И здесь, в чужой земле, она больше не была дочерью вождя, а стала всего лишь рабыней.
Льеф смотрел на девушку в недоумении. Он никогда не видел, чтобы плакали те, кому больше десяти лет.
Однако суровый и часто без меры жестокий в бою, Льеф никогда не посмеялся бы над незнакомой девушкой. За насмешку же над собой тотчас вызывал на бой.
– Перестань. Ты сама выбрала свою судьбу.
Чужачка отвернулась к окну.
– Разве кто-то дал мне возможность выбирать?
– Я предпочёл бы смерть бесчестию. Никого из людей Севера не склонить на свою сторону силой – только доводами разума. Для любого из нас смерть достойнее и желаннее, чем бесславное и бессильное существование. Ты же позволила себя увести.
– Ты спросил меня, хочу ли я умереть?
– Я могу помочь тебе с этим прямо сейчас.
Кена замолкла и опасливо посмотрела на Льефа.
Мужчина с чёрными волосами, что густой волной струились по широким плечам, мало походил на северянина и, казалось, был Кене знаком. На плечах воина лежал плащ из волчьей шкуры, а одежда его состояла из меховой куртки и штанов. Бёдра викинга оплетал широкий металлический пояс, с которого на цепочке свисал меч.
Жившие на юге одевались иначе: они носили меховой плащ и куртку, сшитую из двух шкур, а для украшения надевали янтарные бусы и зубы животных.
– Вы убили всех моих родных, – тихо сказала Кена. Во взгляде её тлела мольба, будто она надеялась, что Льеф опровергнет её слова.
Но на Севере не говорили с человеком о его несчастьях – разве что для того, чтобы предложить помощь. А помочь чужачке Льеф уже ничем не мог – даже если бы и хотел.
– Ты должна свыкнуться. Никто не избежит участи, назначенной роком – как говорит мой отец.
Люди Севера свято верили в то, что судьба определяет земной путь как людей, так и богов. Ни воля воина, ни мольбы женщины не изменят предначертанное. Все свои поступки воины объясняли тем, что рок позаботится обо всем, и все происходит так, как решено волей норн.
«Нельзя противиться судьбе, – слышал Льеф с малых лет и не раз испытал правильность этих слов на себе. – Никому не сделать даже шага вперед, если судьба так пожелает».
– И какова же… – Кена прокашлялась. – Какова же моя судьба?
– Принадлежать мне.
Льеф встал, не обращая более внимания на рабыню, и обернулся к Сигрун.
– Продолжай за ней наблюдать. Я приду через несколько дней.
Затем снял золотое обручье и протянул ведунье.
– Не забудь сказать Руну! – крикнула Сигрун вслед, когда Льеф покинул избу.
Льеф вышел на воздух. Только теперь он ощутил, какой тягостный дух лука и лечебных трав стоял в избе. Он смотрел на кромку леса вдалеке и думал о том, как неудачно придумал притащить сюда чужачку.
Южанка не годилась для северной жизни. Льеф предчувствовал, что ему придётся день изо дня оберегать девушку – но уже в следующую секунду при мысли об этом по груди разливалось тепло. Тело Кены было даже хрупче, чем у Сигрун, и один вид рабыни рождал в животе Льефа ощущения, которые его пугали.
«Нужно держать её на расстоянии, – подумал Льеф. – На расстоянии… но так, чтобы дотянуться рукой».
Кена тем временем лежала и смотрела в окно – на покрытый волчьей шкурой силуэт северного воина, который приходил её навестить.
«Где же я его видела?» – думала она, но вспомнить не получалось.
Запястье всё ещё горело, словно ощущая жёсткие пальцы, и Кена слегка дотронулась до него.
Мысль о руках северянина, которых она будто бы касалась таким образом, разожгла в теле Кены огонь.
Кена снова посмотрела в окно. Северянин взбирался на коня. Он ударил гнедого пятками по бокам и неторопливо направился прочь. А Кена всё смотрела и смотрела ему вслед, пока силуэт всадника не растворился в сизой дымке сна.
Когда Кена открыла глаза в следующий раз, над горизонтом алел закат. Лучи холодного северного солнца ласкали щёки, и в бликах его Кена не сразу разобрала, что в дверях избы стоит воин с пшеничной бородой, заплетённой в косы. На плечах северянина лежала шкура полярного волка, а пальцы унизывали перстни, среди которых Кена разглядела и свое, подаренное ей отцом, кольцо.
Северянин какое-то время стоял неподвижно. Затем шагнул вперёд.
Кена попыталась отползти, но северянин поймал её за подбородок и потянул вверх, заставляя смотреть себе в глаза.
– Льеф захотел тебя, да?
Кена сглотнула, не зная, как отвечать. Северянин усмехнулся. Красивое лицо его озарила холодная улыбка, в голубых глазах стоял такой же лёд.
– Он наиграется с тобой. И выбросит, если не дурак. И тогда моё время придёт, галльская колдунья.
Северянин резко убрал руку, плащ его взметнулся вверх, и дверь захлопнулась за спиной.
Глава 4. Учитель и друг
Королевский двор походил на усадьбы богатых бондов: лишь величина построек давала понять, что здесь живут правители. В остальном же имения конунгов и ярлов от жилищ простых бондов отличало только наличие приёмного покоя, который называли «палатой».
Льеф остановил коня и бросил поводья треллю, вышедшему навстречу.
Днём зала, где три дня и три ночи пировали вернувшиеся из похода викинги, напоминала комнату в жилищах простых воинов и выделялась только пышностью резьбы и красотой гобеленов, укрывавших в праздничную ночь стены. Эта зала была так велика, что конунг мог в ней принимать прибывавших к нему с визитами ярлов и знатных бондов – те свободно помещались внутри со всей своей огромной свитой. А кроме того, на пиры созывались все именитые люди с окрестных земель – и для них тоже хватало места за столом.