Страница 5 из 8
Выйдя на улицу, зажмурился от яркого солнца. От слабости кружилась голова. Не рискуя садиться за руль, поймал такси и благополучно добрался до центрального рынка.
Базар встретил оживлением! Его разноголосый хор разносился на всю округу. Я побрёл вдоль прилавков, не зная, на чём остановить выбор. Обходительные торговцы, скалясь белозубыми улыбками весело нахваливали товар. Взяв немного зелени и фрукты, двинулся в цветочный павильон поздороваться с дядей Фимой.
Дядя Фима был приятелем отца. Ещё мальчишкой, во время эвакуации, он оказался в Азии. С тех пор работал грузчиком, а затем и продавцом цветов. Встречая улыбкой, он спросил, куда я запропастился? Ответив, что приболел, я глянул на него. К счастью, добрые лучики морщинок его глаз не превратили взгляд в сочувствие. Не задавая больше никаких вопросов, дядя Фима указал напарнику на прилавок, приглашая меня в свою каморку. Его каморка была чистой и опрятной. Ничего лишнего, но по-домашнему. Заваривая зелёный чай, протянул пиалу.
Понемногу я оттаял. Движения дяди Фимы убаюкивали. В отличие от меня, он был счастлив, причём счастье заключалось в чём-то невероятно простом. Чего я не мог понять. Словно читая мысли, он предложил отобедать. Я отказался. В ответ дядя Фима огорчённо развёл руками. Провожая, стоял возле каморки, почёсывая темя.
Я свернул за угол и прошёл мимо чайханы. Её мангалы дымились, источая аромат жареного мяса. Казаны с пловом приглашали к трапезе. Суетливые чайханщики разносили дымящейся шашлык. На топчанах, благостно отдуваясь, пили чай разомлевшие гости. Миновав уютный уголок чревоугодия, я побрёл вдоль чинар. Прохожие, оживлённым потоком, обходили справа и слева.
Поймав такси, направился домой. Машина, качаясь на поворотах, убаюкивала. В такт её движениям в голове роились мысли. Прошлого не существовало, будущее скрыто за дымкой, а в душе росла уверенность – настоящее продлится вечно! Почему-то подумал о смерти. Её мрачный образ значительно посветлел. Я больше не видел проблемы в том, что могу умереть. Наоборот, это подстёгивало желание жить как можно полнее. Словоохотливость водителя, скрашивала путь.
Неподалёку от центра машина притормозила. Причиной остановки стала митингующая толпа. Я вышел и превратился в заложника её озлобленного настроения. Десятки голосов, раздаваясь одновременно, долетали обрывками фраз. Толпа прижала меня к трибуне. Все чего-то ждали. Вдруг, она зашевелилась. Ожесточённые тычки стали злее и болезненнее. Завидев кого-то, толпа издала гул одобрения. Прокатившись по рядам, он, обрушился на старца, которого вели под руки. Добравшись до трибуны, старик поднял слабеющую руку.
Толпа смолкла.
– Дети мои, – произнёс он неожиданно сильным голосом, – вы напуганы и перестали радоваться жизни. Ваши матери доживают в нищете, а отцы спиваются. Ваши дети отравлены наркотиками…
Он сделал паузу, но через секунду продолжил:
– Вас обрекли на вымирание…
Толпа слушала, затаив дыхание. Единодушие витало в воздухе. Я поспешил выбраться. Когда отошёл на приличное расстояние, увидел, как она превратилась в угрожающую стихию. Старик невидимыми нитями управлял ею. Раздувая ненависть, он в какой-то момент почувствовал, как теряет свою власть, но было поздно. Так любопытный ребёнок, забавляясь со спичками, не замечает, как маленький и слабый огонёк становится бушующим пламенем, уничтожая всё на пути. Толпа обратила затуманенный ненавистью взор на машины, стоявшие вдоль тротуаров, и принялась их крушить. Камни полетели в окна квартир, обитатели которых со страхом ждали, чем закончится митинг. Прохожие разбегались, спасая свою жизнь. Тёмное облако нависло над толпой.
Происходящее не находило одобрения во мне. Словно услышав, на пути людского потока возник грузовик. Спешно выгружаясь, бойцы перекрыли улицу. Седовласый полковник выстроил воинов и приблизившись на расстояние, с которого было слышно, твёрдо произнёс:
– Предлагаю немедленно разойтись.
Безликая масса замерла, но расходиться не торопилась. Она жадно следила за офицером, надеясь отыскать слабину. Полковник был спокоен. В его жилах текла овеянная громкими победами гордая кровь славян. Уверенность слов обезоружила толпу.
Сомнение с интересом наблюдало за молчаливым поединком. Почувствовав своё семя, оно в считанные мгновения расчленило то, что ещё недавно было грозной силой. Задние ряды толпы стали рассеиваться в улочках. Положив начало, Сомнение отсекло центр от авангарда. Почему-то вспомнился сон.
Обедня
Очень часто мне снится пустыня – царство мёртвого времени. Твари земные, коих Господь осудил мучиться в этом аду, спасаются от гибельных лучей. Раскалённый песок молит о пощаде, а расплавленный воздух обжигает гортань. Захватив огромные территории пески не смогли удушить оазис, что лежит в сердце пустыни. Невысокие деревья – единственная преграда для песков, обступивших со всех сторон, – скрывают родник. Его прохлада – редкое проявление милосердия, и нет большей радости, нежели, утоляя жажду, возвращать силы, а вместе с ними жизнь.
Могучий лев отдыхал в тени деревьев, наслаждаясь прохладой родника. Пристально вглядываясь в обожжённую солнцем даль, он заметил силуэт, устало бредущий в сторону оазиса. Выждав мгновенье, лев двинулся навстречу путнику. Утомлённый путник желал одного – добрести до оазиса, чудом возникшего на пути. Ветер рвал повязку со смуглого лица. Усталость, эта верная спутница, навалилась и давила всей тяжестью. Путник, сгибаемый ветром, монотонно брёл, глядя себе под ноги.
Внезапно охватившая тревога заставила поднять глаза. Заметив хищника, он стал испуганно озираться. Надежду на спасение подарило высохшее дерево, стоявшее неподалёку. Опасность вернула силы, и путник помчался, бросая на бегу посох и котомку. Достигнув дерева, он проворно забрался на безопасную высоту.
Огромными прыжками лев попытался настигнуть будущую жертву, но путник был так резв, что ничего не вышло. Неудача привела хищника в бешенство, и он прыгнул, пытаясь достать насмерть испуганного человека. Тот от ужаса хотел забраться выше, но, сорвался. Глухо стукнувшись оземь, путник замер. Хищник не стал мешкать. Кинувшись на беспомощное тело, он разорвал его. Насладившись обедом, лев развалился на песке и принялся вылизывать лапы. Пустынный ветер лениво трепал седую гриву.
Зарево
Дорога домой заняла больше времени. По улицам, словно волчьи стаи бродили разъярённые толпы. Высадив меня возле дома, таксист стремительно укатил. Солнце клонилось к закату. Непривычное безлюдье во дворе бросилось в глаза. Скамейки были пусты, и только ветер гнал по тротуарам сухие листья. Я торопливо вошёл в подъезд. Состояние такое, будто во сне и всё в этом сне мне удивительно знакомо. Когда-то я так же нёсся по ступенькам, так же облегчённо вздыхал, захлопнув за собой дверь. Мысли пытались связать происходящее в единую картину, но мозаика не складывалось. Я не мог поверить, что увиденное – плод воображения. Всё было реальным.
Сразу возникла проблема. Она выползла оттуда, откуда не ждал. Появился страх! Словно охотник, он подстерегал везде. Бесшумной поступью его тень преследовала, превращая ночи в мучительный кошмар. Размышления о смерти, ранее знакомые, стали невыносимы. В одну из ночей собеседник навестил.
– Страх – мощный стимулятор, – задумчиво произнёс он. – Особенно страх смерти.
Я молчал.
– Кто научился смерти – разучился быть её рабом…
Неожиданно всплыло: и познаете истину, и истина сделает вас свободными. Он оставил меня. Я размышлял над услышанным. Но, страх отступил, так же внезапно, как появился. Было отрадно, что мысли, будто чувствуя за собой вину, подчинялись с усердием. Прекратив сопротивление, они внесли в жизнь спокойствие, отдававшее плесенью.
Я стал подолгу размышлять над своей болезнью. За этим занятием меня застал оппонент и вместо приветствия спросил:
– Хочешь знать?
– Да, – он приучил отвечать кратко.