Страница 46 из 61
Чувствуя себя опустошенным, я, пошатываясь, поднялся на ноги. Я смотрел на волнующееся море, волны которого катились и разбивались о берег. Я вдохнул соленый воздух, потом услышал плач позади себя.
Глубоко вздохнув, я повернулся. Я сразу замер. Талия стояла на краю пристани и смотрела на меня. Ее длинные светлые волосы развевались на ветру, ее тело было покрыто черной одеждой.
Ее темные глаза смотрели на меня с мучительным выражением на лице.
Талия Толстая. Моя Талия Толстая.
Я пытался возненавидеть ее. Я пытался презирать ее.
Но нашел только тепло.
Это было ее тепло. Она была моей.
Она мыла меня. Заботилась обо мне. Плакала по мне. Она была... для меня.
Соленые слезы катились по моим щекам. Мое сердце сжалось. Она была в моем сердце. Ощущение ее руки, когда она лежала в моей. Ее тепло, ее улыбка, ее прикосновения.
Мое сердце принадлежало врагу. Предательство моей семьи поставило меня на колени. Мне больше нечего было дать.
— Заал! — внезапно воскликнула Талия, ее надломленный голос уносился ветром. Я поднял глаза и увидел, как Талия бежит по песку, ее ноги несут ее ко мне.
Ее грудь вздымалась. Ее руки дрожали. Она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза.
Ей было очень больно. Столько боли, сколько чувствовал я.
Она была похожа на меня. Нет, она была частью меня.
Талия стояла и смотрела на меня. Она была неподвижна, как статуя. Мой разум сказал мне, что это неправильно. Мои воспоминания говорили мне, что это неправильно. Но моему сердцу это казалось правильным.
Она нужна мне.
Мне нужна моя Талия.
Заставив себя встать, я наблюдал, как Талия готовится к моему гневу, ее руки поднимаются в знак защиты. Я сделал шаг вперед. Даже несмотря на сильный ветер, я слышал ее прерывистое дыхание. Я видел, как она вздрогнула. Я поднял голову. Наши взгляды встретились. Губы Талии приоткрылись. Я сделал еще один шаг вперед. Талия напряглась, потом я упал на колени и обнял ее.
Я крепко ее обнял. Как можно крепче, не причиняя ей вреда. Моя щека прижалась к ее животу. Я слышал, как колотилось ее сердце. Чувство, такое всепоглощающее, возникло в моем животе, а затем, не в силах удержать его, оно вырвалось из моего горла.
Я заплакал.
Выпустил всю боль, которую только что получил. Всю боль от воспоминаний, заполнявших мой разум, оставлял на этом песке. Я ухватился за Талию, как будто не мог подобраться достаточно близко. Моя грудь болела от всего, что лилось из моей души, затем мгновенно окутывая меня теплом, руки Талии обвились вокруг моей головы, приближая меня к ее мягкому телу.
Я тоже чувствовал, как она плачет, трясется, разделяя мою боль. Затем Талия упала на колени. Моя грудь ударилась о холодный песок, а голова покоилась у нее на коленях. Я дрожал от сильных рыданий. Я освободил двадцать лет горя, которое было заперто в моем сознании.
И Талия обнимала мою голову, качала меня взад и вперед, гладила рукой по моим волосам.
Она не говорила, просто сидела рядом со мной. Толстая утешает Коставу.
Я не знал, как долго я плакал. Но мои слезы высохли и сырая, пузырящаяся боль пульсировала в моей груди. Руки Талии замедлились на моей голове. Сильный ветер утих. Я слушал дыхание Талии и сделал глубокий вдох.
Расцепив руки за ее спиной, я положил их на песок и заставил себя встать на колени. Мои волосы закрывали лицо, а опухшие глаза смотрели на песок.
Талия молчала.
Глубоко вздохнув, я поднял голову. Лицо Талии было таким грустным, таким виноватым. Это разрушило любое презрение, которое я оставил внутри себя.
Талия опустила голову и сказала:
— Я должна была сказать тебе.
Когда я ничего не сказал в ответ, она подняла голову. Я сразу заметил, что цепочка исчезла. Слезы капали на ее грудь. Я посмотрел ей в глаза.
— Я пыталась ненавидеть тебя, — засопела она, и я затих от ее слов. Ее плечи опустились, и поражение овладело ее телом. — Но я не могла, — шепотом призналась она. — Я не могу ненавидеть тебя. На самом деле я была одержима, а потом все обернулось чем-то более глубоким. Я совершила последний из всех грехов.
Я затаил дыхание, ожидая, когда она закончит это предложение. Но Талия подалась вперед, упершись коленями в мои. Маленькая улыбка появилась на ее губах, и ее пальцы переместились к моей шее, а затем уперлись мне в щеку.
Мы дышали одним воздухом, ее ладонь согревала мое холодное лицо. Ее голова наклонилась в сторону, и взгляд, полный любви, стал моей погибелью.
Она наклонилась вперед и, прижав губы к моему рту, прошептала:
— Я влюбилась в нашего врага. Я глубоко провалилась и подарила ему все свое сердце, все это вражеское сердце Толстой.
Я закрыл глаза и полностью впитал то, что она сказала. Она подарила мне свое сердце. Руки Талии под моими дрожали. Открыв глаза, я сказал:
— У тебя холодные руки.
Она замерла, затем нервный смех сорвался с ее губ, и она бросилась ко мне на колени. Ее руки обвились вокруг моей шеи. Уткнувшись носом в изгиб ее шеи, я вдохнул ее аромат.
— Заал, — прошептала она и крепче сжала меня.
Все ее тело дрожало, когда она прижимала меня к себе. Я мягко отстранился.
— Ты замерзла, — заявил я. Ее зубы стучали, кожа была ледяной на ощупь.
— Ты нуждался во мне, — тихо ответила она, проводя пальцами по моим волосам. Глубоко вздохнув, Талия перестала смеяться и сказала: — Я была очень близка со своей бабушкой, Заал. В детстве и вплоть до ее смерти несколько лет назад. — Я застыл, когда Талия начала упоминать свою семью. Талия задвигалась у меня на коленях, придвигаясь ближе. — Мы с ней были родственными душами. Она была вспыльчивой и никогда не придерживалась правил, — засмеялась Талия — как и я. — Я никогда не умела подчиняться строгим правилам отца. — Пальцы Талии перестали гладить мои волосы. Она была потеряна в своих воспоминаниях. — Я выросла, зная только историю конфликта между нашими семьями. Той самой, где грузины были частью Воров В Законе, советских воров в законе, пока не стали мафией. Я знала, что Костава, Джахуа и Волковы работали вместе, как одна единица. Мне рассказывали историю о том, как Волковы заняли территорию Нью-Йорка, как свою собственную, но запретили грузинам присоединиться к ним, заставив Джахуа и Костава остаться в Москве. — Талия вздохнула, покачала головой и продолжила: — И я знаю, что твой отец, из гнева за это пренебрежение к своей фракции, организовал убийство боссов Волковых, когда они приехали бы домой. Но в итоге мой дед отправился один в Москву, где Джахуа и твой отец запланировали убийство, чтобы послать сообщение. Это был мой дедушка, которого твой отец застрелил и повесил на уличном столбе, чтобы все в России видели. И именно моя бабушка потеряла любовь всей своей жизни в тот день, чтобы грузины могли показать свою ненависть против русских.
Я напрягся, слушая эту историю с русской точки зрения, но когда рука Талии снова начала скользить по моим волосам, я попытался расслабиться.
Талия снова сдвинулась, положив голову мне на грудь, и сказала:
— Я могу только представить, как твоя семья ненавидела оставаться в стороне от Нью-Йоркского бизнеса. И я полагаю, что после того, как их выследили после убийства моего деда и заставили вернуться в Грузию, все торговые пути были перерезаны Братвой Волкова. Ваша семья и Джахуа стали еще более обиженными на нас, чем когда-либо. — Рука Талии соскользнула с моего лица, и она приподняла мой подбородок пальцами, поднимая голову, чтобы встретиться с моими глазами. — Я представляю, как ты рос наследником Коставы и тебя переполняла ненависть к моей семье.
Я молча кивнул. Губы Талии сжались.
— Я знаю это, потому что всю свою жизнь испытывала огромную ненависть к твоей семье, Заал. — Талия невесело рассмеялась. — И я могу честно сказать, что это не принесло мне ничего, кроме боли. — Талия погладила пальцем родинки под моим левым глазом и спросила:
— Если ты не против, я бы хотела отпустить эту ненависть сейчас. Те люди тогда не были нами. Это было целую жизнь назад. История, которую мы не можем изменить. — Ее подбородок опустился. — Я знаю, что ваша версия этой истории, без сомнения, будет отличаться от моей, но я молюсь, чтобы она закончилась так же. Закончилась тем, что ты хочешь меня, что ты со мной, несмотря на наши фамилии, вызывающие такое противостояние.