Страница 28 из 28
Мятая фланелевая пижама в клеточку.
На подбородке трехдневная седая щетина.
Так это здесь ты живешь?
Прозрачная пластиковая трубка от ноздрей к стоящему под кроватью баллону. Кислород.
Лысая, веснушками усыпанная репа. Десять тысяч морщин. Голова черепахи.
Она медленно поворачивается, на Джима устремляются тусклые карие глаза, глаза быстро моргают, постепенно фокусируются; глядящий сквозь эти подслеповатые окошки разум неохотно возвращается в комнату - из неизвестно уж каких там своих далей. Том сглатывает слюну, как и всегда, он чувствует себя неловко.
- Привет, дядя Том.
Дядя Том смеется - словно кто-то комкает кусок бумаги.
- Не называй меня дядя Том, а то мне кажется, что сейчас придет Симон Легре. И отхлещет меня кнутом. - Снова смех; похоже, дядя Том окончательно проснулся. Он слегка приподнялся, секунду назад тусклые, глаза его приобрели знакомый Джиму острый, сардонический блеск. - Или сделаем так. Ты называй меня дядя Том, а я буду звать тебя негр Джим. Получится разговор двух рабов.
Джим заставляет себя улыбнуться.
- А что, хорошо.
- Хорошо, думаешь? Так что же тебя сюда занесло? Люси на этой неделе не придет?
- Понимаешь...
- Ничего, ничего. Будь моя воля, я бы и сам ни в жизнь сюда не пришел. - И опять комкается бумага. - Лучше расскажи, чем ты там занимаешься. Как твое преподавание?
- Прекрасно. Дело в том, что... понимаешь, это трудно, учить людей писать. Они и читают-то не слишком много, так что почти не имеют представления, как нужно писать.
- Ничего нового, так было всегда.
- Готов поспорить, сейчас все еще хуже.
- Спорь с кем-нибудь другим, я не стану.
Дядя Том смотрит на Джима, смотрит пристально, изучающе. Неожиданно Джим вспоминает свою археологическую экспедицию.
- Слушай, я ведь откопал кусок эль-моденской начальной школы. Черт, жаль, не захватил с собой, а то бы показал.
Он рассказывает дяде Тому о ночных приключениях, дядя Том отзывается все тем же болезненным смехом.
- Наверное, это просто деревяшка, оставшаяся после строительства пышечной. Но мысль отличная. Эль-моденская начальная школа. Могучая мысль, иначе не скажешь. Даже тогда, когда в ней учился я, она была очень старой. Ее закрыли вскоре после окончания строительства Ла Веты. Два длинных деревянных здания, двухэтажные, с подвалами. В одном еще, помню, был большой колокол. Колокол потом получила средняя школа, и директора тоже, того самого, который был раньше директором начальной. У него еще случился нервный припадок в день начала занятий, на построении. Взбесился прямо у нас на глазах. А между зданиями был большой двор. Здания деревянные, случись пожар, так и не выберешься, поэтому нам чуть не каждый день устраивали учебную пожарную тревогу. В этом самом дворе мы играли в бейсбол. Раз я вышел на первую, потом подал и вышел на вторую, ребята перекинули, и я взял, вышел на третью, снова перекинули, и я в доме. Я в безопасности, ребята построили на мне всю эту игру, а тут мистер Бичем меня позвал. Вроде по делу, а в действительности ему просто не нравилось, что у меня так шустро получается. Ублюдок он был. А еще мы соскакивали с качелей наверху, на самом большом размахе, и летели. Сейчас не верится даже, что мы не ломали руки-ноги каждый день, но ведь и вправду не ломали.
Дядя Том вздыхает и смотрит в окно, словно через него открывается вид на предыдущее столетие. Он описывает свое прошлое с какой-то лихорадочной горечью, словно в обиде, что оно ушло так далеко и невозвратно. Слушать его интересно, но в то же время и как-то тоскливо.
- Были две девочки, они всегда держались вместе, и все над ними издевались. Дразнили их. Лупоглазая и Гургона - это, наверное, значило Горгона. Удивительно, правда, что хоть один из наших мальчишек знал такое умное слово. Они, понимаешь, были умственно отсталые, и на вид тоже страшненькие. Лупоглазая - вся какая-то сморщенная, усохшая, а Гургона большая и уродливая. Дебилки. Мальчишки ловили их на перемене, тыкали в них пальцами и смеялись. - Дядя Том печально покачал головой и снова взглянул в окно. - А у меня была своя забава, я вроде как играл в прятки с учительницей, которая следила за порядком на переменах. Какая уж там игра, скорее - психологическая война. Пробирался подвалами с одной стороны двора на другую, выскакивал и пугал ее. Она видит меня сперва здесь, а потом вдруг там, чуть с ума не сходила. Один раз я бежал вот так по подвалу и вдруг вижу Лупоглазую и Гургону, они там, значит, прячутся. Прижались друг к другу...
Глаза дяди Тома заморгали, как у той нянечки в коридоре.
- Дети жестокие, - умудрено заявил Джим.
- И ничуть не меняются с возрастом! Ничуть не меняются. - В голосе дяди Тома слышится медная горечь. - Здешние санитарки делят нас на "О" и "Q". "О" - это те, у которых все время раскрыт рот, a "Q" - у которых еще и язык изо рта свешивается. Смешно, правда? - Он снова покачал головой. Люди жестоки.
Джим слегка скрипнул зубами.
- Может, потому ты и стал судебным адвокатом?
Увидеть двух умственно отсталых детей, испуганно забившихся в подвал, - неужели такое может определить всю дальнейшую жизнь?
- Может, и так. - Свет в маленькой комнатке становится медно-красным, воздух приобретает медный вкус. - Может, и так.
- А на что это было похоже - работать судебным адвокатом?
- На что похоже? Это работа, от которой разрывается сердце. Бедняк совершает преступление, его арестовывают. Большая часть преступлений совершается очень бедными людьми, они ведь находятся в отчаянном положении. Это очень понятно, трудно бы ожидать чего-нибудь другого. Он имеет право на защиту, но адвокат ему не по карману. Тогда судья назначает защитником одного из нас. Огромная нагрузка, бесконечное количество дел - самых разнообразных, хотя, конечно, многое повторяется из раза в раз. Хорошая, конечно, тренировка, но... Не знаю. Во всяком случае, должен же кто-то этим заниматься. Наше общество несправедливо, и такая работа - сопротивление, активная борьба с несправедливостью.
Джим молча кивает, он поражен, насколько созвучны эти слова его собственным недавним мыслям. Так, значит, старик пытался бороться!
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.