Пойг'н

– Чем МЫ с Хэччаем можем помочь тебе? Рассказывай.

Точные удары тесла Хэччая, ни разу не запнувшись, продолжали разноситься по всему Вэемлену…»

4

Пойгн старательно выстругивал из обрубка ольхового дерева фигурку домашнего духа. Для защиты дома во время отсутствия мужчины. По правде говоря, фигурка больше всего напоминала пенис. Но Пойгн и добивался этого сходства. А потому самокритично несколькими ударами ножа уменьшил размеры фигурки. Потом долго вырезал на ней своё лицо. Теперь осталось покрасить фигурку в заранее приготовленном отваре ольховой коры. И поставить на кирпичную полку печи…

Утром Пойгн колол дрова колуном. Надо было, чтобы их хватило до его возвращения. Плохо, когда жена вынуждена прибегать к чужой помощи, ведь жена нымылана не должна «вэннэт» – «терпеть нужду в том, в чём другие нужды не имеют». И уж совсем унизительно нымыланке самой заниматься таким тяжёлым делом, как колка дров. Как будто не нашлось мужчины, готового ей помочь.

Поэтому Пойгн и вырезал фигурку домашнего духа. Потому что Ие, его жене, помочь готов был едва ли не каждый мужчина Вэемлена, и не только Вэемлена. Не то чтобы Пойгн не доверял своей жене. Но таков был обычай.

Пока Пойгн работал, никто его не беспокоил. Все знали, что он уезжает. И не в тундру, где Пойгн зависел бы лишь от самого себя. А в «город», где его судьбу будут решать непредсказуемые действия множества людей. Нелёгкое испытание для любого вэемленца! На такую поездку следовало хорошенько настроиться…

К тому же Пойгн чувствовал себя виноватым из-за своего отъезда. И дрова, и «фигурка» были для него как вытянутая рука в желании на прощанье коснуться. Руки Ии…

Своей непохожестью на здешних жителей, да и представителей окружающих их народов, Ия выделялась даже среди нымыланок Вэемлена. Стройная высокая фигура, под стать самому Пойгну. Строгое удлинённое лицо, очень смуглое, с большими глазами и пухлыми губами, заставляло пристально вглядеться в него. Это лицо с первого раза запоминалось навсегда…

Пойгн хорошо помнил, что ещё в начальной школе Ия отличалась особенным поведением. Она не проявляла стремления во всём стать первой. Но часто это получалось само, вызывая уважение, и не только среди девочек. А Ия к этому относилась с видимым равнодушием и никогда не употребляла свой немалый авторитет. Для чего бы то ни было.

Когда Пойгн достиг подросткового возраста, он обнаружил, что для него и для других мальчиков существуют отдельно девочки и Ия. Она не воспринималась ни как объект для поклонения, ни тем более для шуток. И тогда-то Пойгн почувствовал потребность стать равным Ие. Хотя бы в собственных глазах.

С годами это желание только крепло. Пойгн понимал, что на такую девушку не произвести впечатления, просто её рассмешив. Что было по-настоящему ценным в глазах Ии? Хорошая учёба в школе? Победы в борьбе или в беге? Умение жить в тундре или у моря? Пойгн стал наблюдать и думать. И открыл, что Ия ценит всё.

Любой вэемленец – победитель – в учебе, в гонках, гребле, борьбе или настольном теннисе – удостаивался самых восторженных похвал Ии. И с одинаковыми слезами умиления на глазах Ия поддерживала за локти, по обычаю нымыланок, и одноклассниц, и бабушек, отличившихся в конкурсах традиционной одежды или танца.

Это было и хорошо, и плохо. Пойгн легко мог обратить на себя внимание Ии. Ведь он, стремительный и увёртливый, в своей возрастной группе мог победить не только в борьбе на поясах. Почти везде. Но всё-таки не везде. А ведь существовали и более взрослые парни. Хорошо, что со временем их, не имеющих пар, становилось всё меньше. К тому же Пойгн обнаружил, что, когда побеждал он, Ия смотрела на него не восторженно, а скорее серьёзно. И даже требовательно…

Время шло. Многие выпускники школы хотели бы остаться в селе. Для этого нужно было получить рабочее место или грант на поддержание народных традиций и ремёсел. И то, и другое было ограничено, хотя село и сильно разрослось после того, как кочевые чавчувены поселились вместе с нымыланами. Остаться должны были самые лучшие. Ия с успехом претендовала на место воспитателя в детском саду, а впоследствии и учителя в начальной школе. Пойгн не сомневался, что и он, отслужив в армии, мог бы работать в «совхозе» – совместном хозяйстве оленеводов чавчувенов и рыболовов нымыланов. Но до этого надо было выяснить, что он значит для Ии.

Это было очень непростой задачей. Как заговорить с ней? Пойгна бросало в пот при одной этой мысли. Встретиться с медведем в зарослях кедрового стланика было не так страшно.

В последнее время Пойгн, проходя по селу, стал часто встречаться взглядами со Старшими. Не со старшими, а со Старшими. Гыммо с председателем о чём-то говорили, глядя на него. Баба Рая дважды попадалась ему на дороге и внимательно смотрела ему в глаза. И даже баба Ая, сидя на скамеечке у своей приземистой избушки, не просто ответила на его приветствие, а остановила вопросом:

– Ты Пойгн?

Ну, конечно, он Пойгн. Да и баба Ая не так уж и подслеповата, чтобы его не узнать. И вдруг его осенило! Пойгн ли он? Конечно, он Пойгн!

– Хайлём, баба Ая, – поблагодарил он, разворачиваясь в обратную сторону.

И пошёл искать Ию. Долго искать не пришлось. Там, где грудилось несколько выпускниц и девушек помладше, оглашая всё вокруг звонким смехом, была и она. По правде говоря, на других девушек Пойгн и не смотрел. Он шёл своей быстрой и вместе с тем надёжной походкой прямо к Ие и не видел ничего, кроме её больших глаз.

– Привет. – Обвёл он взглядом притихших девушек. – Ия, мне надо поговорить с тобой. О нас.

Пойгн не находил ничего предосудительного в том, чтобы заговорить с Ией при всех. Он – Пойгн!

– О «нас»? – Ия быстро справилась с удивлением. А может быть, удивления никакого и не было. – В смысле «о нас с тобой»?

– Да.

Девушки выжидательно смотрели на Ию. Кое-кто даже встал, чтобы оставить Ию с Пойгном наедине. Но Ия приняла вызов. Лучший способ пресечь кривотолки – делать всё при свидетелях. Многочисленных и говорливых.

– Ну, говори, – уже без сарказма сказала она.

– Мне надо как-то планировать свою жизнь, – рассудительно начал Пойгн. – Я хочу после армии вернуться в село. Работать и учиться. И жить – вместе с тобой…

– Ты… предлагаешь мне выйти замуж? За тебя?

– Нет. То есть я хотел бы предложить, – заторопился Пойгн. – Но я ведь не знаю, чего ТЫ хочешь…

Ия слегка улыбнулась. Но, по-видимому, решила из солидарности с Пойгном проявить серьёзность.

– Ты мало видел. Как и я. Отложим разговор на год. До твоего возвращения. Может быть, ты найдёшь другую. В чужом городе. И забудешь меня. Или я повстречаю другого…

– Может быть, – буркнул Пойгн. – Только я в это не верю.

– И я… Не верю.

Она не верит! То есть она… От радости и облегчения на глазах Пойгна стали наворачиваться слёзы.

И тут Майя, самая весёлая из девушек, нарушила неловкое молчание:

– Пантюша, да ты девушек не видел, потому что на них и не смотрел! Вот я готова за тебя прямо сейчас! А не через год! Брось ты эту Ийку!

Девушки залились дружным смехом. А Пойгн вдруг обнаружил, что Ия смотрит на него с восторгом. Как будто он – победил…

Уходя, Пойгн чувствовал на себе взгляд Ии. И с тех пор это чувство никогда его не покидало.

Через год Пойгн вернулся из армии. Ии в селе не было – она сопровождала группу детей на Чёрное море. Потом они фактически разминулись в аэропорту Хычъэта – Ия возвращалась с детьми, а Пойгн на этом же самолёте улетал в «город» – на курсы машинистов холодильных установок и экономистов-бухгалтеров. Они даже не поговорили – Пойгна окружила стайка ребятишек, и он был вынужден слушать их восторженный галдёж. Ия с улыбкой стояла рядом. Через несколько минут пассажиров позвали на посадку…

В село Пойгн возвратился уже в начале осени, как обычно, самолётом до Хычъэта, потом на вездеходе, который вёз продукты к празднику Месяца Всеобщего Покраснения. Он с тревогой ожидал встречи с Ией. Кто знает, как на её мысли повлиял огромный, по его меркам, отрезок времени?