Свеча в темноте

— Моя метка на тебе позволит беспрепятственно проходить, и кроме нас с тобой никто больше не сможет проникнуть внутрь. Если Атаин вдруг решит поболтать с тобой без Инойвана, сразу беги сюда.

— Ты все знаешь? — я прикрыла рот рукой, и черты лица Обивана смягчились, пусть глаза и сияли огненной каймой радужки.

— Знаю. И мне совсем это не нравится. Но я разберусь, когда вернусь в академию. А пока используй мою комнату в качестве временного убежища. Преподаватели против не будут. О метке скоро узнают все.

Он толкнул меня внутрь, стоило двери открыться, и я утонула в тихой темноте его жилища. Скрипнуло сзади, от остального мира мы теперь были отрезаны, и горячие руки прижавшегося сзади любимого нырнули под мою робу, вырисовывая на животе невыносимо-приятные узоры.

— Варька…соскучился, — прошептал Обиван, и в этом я была полностью с ним согласна. Но еще я хотела видеть его — то будущее, которое, возможно, Обик уже мог видеть раньше меня.

— Покажи. Пожалуйста, покажи, что ты успел обо мне нарисовать, — взмолилась я тихо.

— Сейчас, — ответил Обиван.

Его комната, на удивление, оказалась одноместной.

— Ты живешь один? — тихо спросила я.

— У меня слишком изобретательный дар, — непонятно отозвался Обиван. — Мало кто смог со мной ужиться за все это время.

— Тебе не тоскливо здесь одному?

— Мне больше никогда не будет ни тоскливо, ни скучно, — пообещал Обиван с улыбкой, которую я успела заметить перед тем, как он отвернулся, отправившись к письменному столу, находившемуся у окна на месте второй кровати, которая отсутствовала вместе с предполагаемым соседом.

Переведя внимание на столешницу, я заметила, что вся она завалена свернутыми свитками разного размера. По крайней мере, именно так казалось с моего угла зрения, если учитывать царящую за окном ночь.

— Жаль, Варенька, что тебе пока нельзя зажигать огоньки, — Обиван принялся рыться в своих бумагах, будто пытаясь найти самое важное в бесконечном ворохе. — У меня отличное зрение от отца, а твой дар он надежно запечатал.

— Но это ведь сон, — возразила я. — Разве во сне контроль над сознанием не ослабевает?

Попыталась сосредоточиться, сжав кулаки и выставляя их перед собой. Я все еще помнила то ощущение, что охватывало меня, когда сила вырывалась из-под контроля. Тело вспыхивало без малейших усилий, и я боялась этого, очень боялась. Но сейчас не произошло ровным счетом ничего, и я с досадой посмотрела на Обивана, присевшего на краешек стола и явно наблюдающего за моими потугами с улыбкой.

— Сон ли, явь, ментальное воздействие никогда не изменится, милая. Или ты думаешь, лучший преподаватель Академии Познаний по части менталистики зря занимает свой пост?

Насмешка в его голосе мне совсем не понравилась, и я, повинуясь детскому инстинкту, бросилась к Обивану, лишь бы стереть с его лица снисходительное выражение. Конечно, ничего у меня не получилось. Вместо этого мы поменялись местами и я оказалась сидящей на столе и крепко обнимающей любимого. Сам он при этом увлеченно целовал меня.

— Но ты как была огоньком, так и осталась, Варя, — тяжело дыша, признался он, когда оторвался от меня.

Голова кружилась, поэтому я не торопилась отпускать Обивана. Еще немного, еще чуть-чуть подождать, чтобы тайна, страшившая и одновременно манящая меня, не торопилась открываться. Но вот Обик отстранился, щелкнул пальцами, и по комнате разлилось нежное сияние уже знакомых мне светлячков.

— Удайи будут хорошей заменой твоему огоньку, — удовлетворенно отметил Обиван, наблюдая, как светящихся крошек становится все больше.

— Потрясающе, — не сдержала я восхищения.

— А теперь смотри, Варя, — и Обиван раскрыл один из свитков, демонстрируя его передо мной.

И вроде бы ничего страшного. Подумаешь, мало ли на свете рисовали обнаженных женщин, это меня не смутило в угольном рисунке Обивана. Но не понять, что за плавные линии окружают мое тело, я бы ни за что не смогла. Я была объята огнем, поглощена им, раскинув руки навстречу стихии. И блаженство на моем лице могло говорить только об одном: мне нравилось то, что я делаю.

Странно, но в следующее мгновение рисунок пришел в движение, и фокус сменился, будто на экране, а камера поехала прочь от меня, застывшей в миге наслаждения. Она показала то, что заставило сердце тревожно сжаться.

Древо пылало. Оно было объято пламенем от основания до самой тонкой ветви. И сомневаться не приходилось: источником его гибели была именно я.

Не помню, что происходило дальше. Проблеск сознания наступил в тот момент, когда я обнаружила себя плачущей в объятиях Обивана. Потом потрясение стало настолько сильным, что связь с любимым прервалась. Я очутилась в темноте, поглотившей меня. И проснулась.

На мир Пределов опустилась ночь. Юсалина спала, повернувшись к стене. Мне стало немного стыдно за то, что не переоделась перед сном, а затем, вспомнив, что видела во время встречи с Обиваном, решила, что так даже лучше.

На щеках осталась влага. Надо же, часть моего кошмара пробралась и в реальность. Стерев с лица мокрые дорожки слез, я тихо поднялась с кровати, направившись наружу. Пошевелившаяся и что-то забормотавшая Юсалина никак не входила с мои планы, и я застыла, молясь о том, чтобы она не проснулась. Кажется, боги этого мира услышали мою просьбу. Комнату я покинула беспрепятственно.

Шла я целенаправленно. Третий этаж. Комната в конце длинного коридора, дверь которой поддалась мне, стоило лишь коснуться ее ладонью. Снаружи, со двора, послышался шум мощных крыльев, и я, пусть и не была бы замечена кем-то из драконов, наверняка совершающих вечернюю прогулку, предпочла скрыться внутри защищенного пространства комнаты Обивана.

Я хотела воочию убедиться в том, что он показал мне во сне. Действительно ли в его будущем я должна была стать причиной гибели центра целого мира. Стол, как и во сне, находился рядом с окном, и на нем так же лежало множество свитков. Так вот какой он, дар Обивана. Что имел в виду мой ненаглядный, когда говорил, что его магия слишком изобретательна? Быть может, рисовал будущее для тех, кто раньше жил с ним, и будущее это оказалось не таким радужным, как предполагали его соседи? Я не терялась в догадках на этот счет, просто развернула несколько первых, попавшихся под руки свертков, и на одном из них, спасибо зашедшему высоко ночному светилу, увидела, как над худеньким пареньком в столовой смеются его товарищи. И выглядел он при этом так понуро и сгорбленно, что мне поневоле стало жаль беднягу. Неужели в этом мире равенства все равно находили повод для издевательств над ближними?

Изнутри привычно поднялась волна негодования, сопровождавшая меня всякий раз, когда я видела несправедливость. И ничего не произошло. Огонь, так сильно испугавший меня вчера, мирно дремал где-то на дне души, не подавая ни единого признака жизни. И я принялась искать дальше. Искать рисунки, на которых была изображена моя судьба.

Долго путаться в огромном количестве бумаг не пришлось. Я нашла и прошлые зарисовки, в которых мы с Обиком веселились на Земле, и момент с похорон, увиденный его глазами. По сердцу царапнули кошачьи когти, но я постаралась отпустить те воспоминания с миром. А затем взгляд зацепился за еще не виденный рисунок. И он совсем не касался истории с Древом.

Мы стояли в этой комнате лицом к лицу, и на моем было написано потрясение наравне с отчаянием. Этому сильно способствовал вид Обивана: на нем была изорванная серая форма, а по скуле от виска тянулся уродливый след кровоподтека. Кто сотворил с ним подобное? И почему меня в тот миг не было рядом?

Изображение не двигалось, и я подумала, что увиденное во сне было результатом деятельности воли Обивана. А значит, среди остальных рисунков, которые во время призрачной встречи он превратил для меня в фильм, могли содержаться отрывки неподвижного будущего. И я принялась искать снова. И нашла. Еще два изображения, от которых бросило в жар.

На первом расстояние между нами сократилось настолько, что я оказалась тесно прижатой к груди Обивана, одна рука которого потерялась в моих волосах, вторая нырнула под робу. Глаза в глаза, и тело словно наяву почувствовало горячую ладонь на пояснице, медленно поднимающуюся к лопаткам, а затем путешествующую к груди и ключицам в явном желании избавить меня от верха формы. Я или стерла кровавый след с лица Обика, или залечила, но на второй части истории Обиван казался уже целым и невредимым. Настолько невредимым, что смог донести меня до кровати и опрокинуть, устроившись сверху. Именно эту картину демонстрировала мне третья часть.