Страница 52 из 69
Она в целом перестала ощущать. Ощущать холод столешницы прижатой к ней щекой, ощущать боль от каждой фрикции в почти сухом лоне, ощущать острый запах директорских гениталий. Иногда отвращение и боль приходили позже, когда изломанная кукла оставалась наедине с собой, иногда они приходили, когда она расцарапывала плечи острыми ногтями и до крови впивалась зубами в собственные губы, чувствуя, как рот заполняет солёная жидкость.
Но было ещё кое-что. В последнее время дурнота, которую поначалу она списывала на бедственность своего положения и отвращение к самой себе, усилилась. Часть запахов вызывала у Гретхен настолько стойкий рвотный рефлекс, что порой удержаться не удавалось. В последний раз это произошло в кабинете Берга — её вывернуло прямо в процессе, и впервые оскорблённый до глубины души директор преступил собственное правило не бить по лицу и отвесил ей звонкую пощёчину.
Также Гретхен постоянно хотела спать, но самым страшным было то, что у неё прекратились менструации. Подозрения росли и множились, пока она не набралась смелости и не сообщила о происходящем Бергу. Тот лишь заявил, что все эти её женские дела его ни капли не касаются, и ни выблядки, ни брюхатая секретарша ему вовсе не нужны, так что пусть делает, что хочет. И в довершение всего стал обращаться с ней ещё хуже, чем раньше — хотя несчастной казалось, что хуже уже попросту некуда.
Осознание собственной ничтожности до такой степени поглотило Гретхен, что она прекратила видеть какой-либо выход из ситуации, кроме одного. Этот шаг казался ей спасительным, её персональным светом в конце тоннеля, её избавлением. То, что могло быть дальше, манило её с каждым днём всё сильнее и сильнее, укутывало мягкими чёрными крыльями, давая призрачное предвосхищение принятия и признания. Конечно, она отдавала себе отчёт, что этот грех не искупить. Но уж лучше тот ад, чем здешний, а рая ей всё равно уже было не видать — туда могут попасть только чистые, не переломанные, не оскверненные девы. Как Ева.
========== Глава 36: Atrium mortis/Чертог смерти ==========
I broke open the box
When I spoke the spell
And I became
An entrance wound
To your bedroom grave,
And I was paid
With the shadow of consensual rape
Your ransom note
Is quoted by,
Your death and
Birth certificates
Marilyn Manson «Murderers are getting prettier every day»
Зольф, проклиная погоду и Рубера с его желанием встретиться в церкви посреди ночи, ехал по пустынной улице. Его забавляло гладкое зеркало воды, не дающей протекторам шин как следует вгрызться в дорогу, вкупе с отсутствием других машин, людей и полицейских. Если бы не Рубер с его информацией, можно было бы пожечь бензин и подумать о жизни, но, увы, дело есть дело.
Посвятив себя размышлениям о неслучившемся, Кимбли не заметил темную фигурку, возникшую слово бы ниоткуда и бросившуюся под проливным дождем прямо под колёса красной «семерки». Фигурку спасла только военная выучка бывшего алхимика: даже не успев толком осознать, что затормозить он не успеет, Зольф резко вывернул руль в сторону человека и, ударив по тормозам, направил машину в противоположную сторону. Взвизгнули шины, зарычал двигатель, и «семёрка», подняв веер брызг и пара от вскипевшей под протекторами колёс воды, остановилась, описав задними колёсами круг вокруг хрупкой фигурки, тут же ничком упавшей на мокрый асфальт.
Зольф, выругавшись, вышел под ливень навстречу ночному приключению, повыше поднимая воротник тренча. Фигурка при ближайшем рассмотрении оказалась бывшей машинисткой его отдела Гретхен Мозер. Девушка была без сознания. Впрочем, пульс прощупывался без особого труда. Кимбли беспомощно огляделся — он был уверен, что не задел Гретхен. Но оставлять ее так, посреди улицы ночью, да ещё и под проливным дождем, было категорически нельзя. Похоже, в этот раз Руберу придётся подождать.
Зольф тяжело вздохнул и, осторожно подняв бесчувственную девушку, положил ее на переднее сидение «семёрки» и направился в госпиталь. Вот радость их персоналу — опять он! Передав бывшую подчиненную в руки врачей и получив директиву дождаться полиции — опять! — Кимбли достал из внутреннего кармана записную книжку. Похоже, у фройляйн Мозер дома не было телефона. Он задумался, кого можно обрадовать новостью — его совершенно не интересовала жизнь бывшей машинистки. К Берте он относился слишком тепло, чтобы беспокоить её звонком посреди ночи. Но оставалась еще одна прекрасная кандидатура.
— Могу я услышать фройляйн Вайс? — его голос был воплощением самой любезности и галантности. — Да, разумеется, я в курсе, который сейчас час. Да, благодарю.
Ева тут же примчалась, взяв такси и успев извести себя по дороге, — всё, что ей сказал равнодушным голосом Кимблер, звучало как «ваша подруга в больнице, так как бросилась под колёса моей машины». Спасибо, хоть адрес сказал… При виде начальника у девушки в душе поднялась настоящая буря: вот он, истинный виновник всех бед крошки Гретхен!
— Будьте вы прокляты! — Ева совершенно перестала владеть собой и набросилась на стоявшего поодаль с отрешенным лицом Зольфа.
Он немало удивился, увидев растрепанную рыжую фурию с горящими гневом глазами. Едва успев перехватить ее за руки, он с силой оттолкнул ее к противоположной стене.
— Вы с ума сошли, — прошипел Кимбли сквозь зубы, — держите себя в руках.
— Молодой человек, — обратилась к Зольфу вышедшая из палаты Гретхен совсем молоденькая медсестра, — я должна вам сообщить, что свежих повреждений нет, но она беременна и…
— Меня это не касается, — отрезал Кимбли. — Рассказывайте о состоянии юной фройляйн кому-нибудь другому. Меня интересует только то, что я и мой автомобиль тут не при чем.
Ева, стоявшая у стены словно приклеенная, шумно втянула сквозь зубы воздух.
— Да, но… — медсестра нервно теребила полы белого халата, — у неё всё тело в синяках…
Зольф поджал губы — вот только не хватало ему ещё и оказаться виновным в том, что он сбил человека.
— Вы хотите сказать, что причина этого — мой наезд на неё? — Кимбли был практически на пределе.
— Мы не уверены, доктор разбирается…
— Разберитесь с этим поскорее, я уверен, что даже не задел её, — он стиснул зубы. Похоже, Рубер всё же не дождётся его этой ночью.
Еве казалось, что всё происходит в дурном сне. Её Гретхен, её подруга, её принцесса… беременна? Неужели это и правда могло случиться с крохой Гретхен, такой чистой и трогательно невинной? Неужто потаскуха Йоханна была права? Но откуда синяки — что этот изверг Берг с ней делал? Должно быть, Гретхен долго и честно сопротивлялась омерзительному чудовищу, и, разумеется, этого бы не произошло, если бы не Кимблер. Еве показалось, что глаза заволокла белая пелена.
— Это всё вы! — она во второй раз бросилась на начальника, метя коротко остриженными, но острыми ногтями тому в глаза — он ответит ей за всю боль! И за ту, которую она, Ева, испытывала сейчас, слушая сбивчивые пояснения медсестры, и за ту, что причинил Берг крошке Гретхен!
— Это вы виноваты!
Кимбли оттолкнул Еву, но та бросилась снова. Молодая медсестра уронила папку и пронзительно закричала. Зольф с чувством отвращения, написанном на лице, дал Еве звонкую пощечину, схватил её за запястье и заломил руку за спину.
— Отпустите! Я не стану больше у вас работать! — всхлипнула она и предприняла попытку вырваться из цепких пальцев.
— Думаю, с завтрашнего дня у директора Берга как раз появится вакантное место, — саркастически заметил Кимбли, рывком подтягивая Евину руку вверх.
Пойманная фурия взвыла от боли и, обмякнув, принялась шумно и тяжело дышать.
— Что здесь происходит? — зычный бас доктора Краузе заставил всех замолчать.
— Доброй ночи, — ухмыльнулся Зольф, — одной рукой продолжая удерживать глотающую слёзы от боли и обиды Еву, второй вытирая лицо и убеждаясь, что до крови она его так и не расцарапала. — Доктор, у меня две просьбы — сделайте мне, пожалуйста, уколы от бешенства. Или, на худой конец, от столбняка — кто знает, что за заразу переносит эта ненормальная. И вызовите каких-нибудь бравых ребят из соседнего корпуса — она на людей бросается.