Страница 48 из 69
Кунц нахмурился, пожёвывая сигарету и кидая пациенту коробок спичек. «Молодец франкфуртский врач, — думал Рихард, — перелом обеих костей голени — не шутка!» Конечно, по мнению Кунца, побег из больницы, в котором малец всё же сознался под его пристальным взглядом, сделал своё чёрное дело. Но как так могло выйти в драке?
— И чем же тебе в ногу-то так зарядили, а?
— Ногой, — прошипел Ульрих, пряча глаза и нервно затягиваясь.
Отметив и странность произошедшего, и реакцию на вопрос пациента, Кунц покачал головой.
— Мальчишки, — он прищурился, — вот не живется вам спокойно. Сначала в драках друг друга калечите, потом вырастаете и изобретаете оружие, чтоб калечить сподручнее было. И ведь нет предела вашей фантазии — нет бы остановились уже. Нам-то потом каково вас собирать? Иной раз ведь и по кускам…
Он с горечью махнул рукой, выуживая из пачки новую сигарету.
— Но ведь это заставляет остальных с нами считаться! — Ульрих горячо сверкнул глазами. — Кому захочется нападать на страну, у которой есть всё, чтобы себя защитить?
— Мальчишки, кровь кипит, а ума всё нет, — скривился врач. — Ты подумай головой своей — чьими жизнями расплатится страна, которая пусть и победит? Вот твоей, например, и расплатится…
— Ну так за идею-то и умереть не жаль! Если мир станет лучше и чище, да сброда всякого не будет! — на щеках мальчишки выступил лихорадочный румянец.
— А судить кто будет о том, кто есть сброд? — Кунц смотрел не мигая сквозь стёкла очков.
— Найдутся мудрые люди, — махнул рукой Ульрих. — Не нашенское дело это. Нам главное руки свои к возрождению величия страны приложить. А то, ишь — набросились, союзники проклятые. Поди одни жиды там…
— Ну, полно, — доктор положил юнцу руку на плечо. — Время позднее, отвезу я тебя домой. Через два дня приеду — всё, что назначено, соблюдай неукоснительно.
Кунц помог юноше войти в дом и неприметно оставил две авоськи — с продуктами и сигаретами. Пусть выздоравливает.
На обратной дороге, вглядываясь в опустившуюся на город темноту, Рихард думал об одном — как в случае новой войны он вновь попадет в госпиталь и будет, прижавшись лбом к холодной стене и вдыхая ставший безвкусным сигаретный дым, отчаянно молиться, чтобы не привезли новую порцию раненых. Раненых, из которых выживет дай бог четверть. Остальные примутся отчаянно ругаться, кричать, проклинать все и вся или молиться, звать матерей и умирать. В сладкой гнилостной вони крови, гноя и дерьма. Раненых, которых он и его коллеги будут собирать по частям, гадая, поблагодарят их или проклянут, если выживут. Ведь жить таким порой куда страшнее смерти, но он — врач, и его задача сохранить жизнь. Жизнь таким мальчишкам, готовым переложить вину за все болезни общества на кого-то другого — лишь бы не на себя.
========== Глава 33: Omnes homines ad quaestum suum callent/Все люди знают толк в том, что касается их выгоды ==========
Among the best survive or leave
Paranoid night so hard to relieve
Would you betray i
In the name of tradition
Hopeless-amnesia
Samael «The Cross»
— Полиция продолжает требовать отчётов?
Рубер промокнул пот со лба — он никак не мог привыкнуть к этим богомерзким «исповедям». Голос словно парализовывал его, вызывал чудовищную дурноту и спазмы в кишечнике.
— У вас же был новенький. В BASF. Который ночью был на складе. Как, говорите, его зовут?
— Кимблер. Херр Зольф Кимблер, — сжимая платок в ладонях проговорил Рубер.
С каждым разом становилось все сложнее и сложнее. И страшнее. Он с каждым разом всё отчётливее ощущал приближение чего-то непоправимого, казалось, злой рок уже готовился постучать в его двери. Порой Гансу казалось, что лучше бы он не соглашался ни на какие предложения — тогда он бы никогда не услышал этого голоса, который чем дальше, тем больше казался ему голосом самого дьявола.
— Подставьте его. Пусть полиция обвинит этого человека во взрыве, а вы получите карт-бланш на испытания.
Рубер вздохнул с облегчением: конечно, наврать полиции куда проще, чем держать ответ перед… сатаной? Да и Кимблер ему не нравился — слишком много мнил о себе этот мужчина с надменным взглядом. Тем более, поведение его было и правда странным, а если прибавить ещё и его попытку не допустить «икс-бомбу» до испытаний — даже врать придется не так много.
— Назначьте ему встречу. Здесь. Скажем, через три дня, в ночь на пятницу. А уж о том, чтобы полиция сочла, что он вам угрожает, я позабочусь.
— А если он откажется? — Рубер теребил в руках промокший насквозь от пота платок.
Он не представлял себе, что такой, как Кимблер вот так просто заявится на встречу посреди ночи, если ему сообщить про «важный разговор».
— Соврите что-нибудь. Всё, что угодно, — ваша задача привести его сюда.
Весь мокрый, словно мышь, Рубер вывалился из исповедальни, судорожно потирая проплешину на темени. Ему срочно было необходимо в туалет.
***
— Эй, фасолина, чего нос повесил? — Энви был нарочито весел, как, впрочем и обычно. — Ну что вы сидите и киснете, а?
Ноа еще не вернулась, а братья Элрики сидели в столовой и сосредоточенно молчали. По мнению гомункула, это означало одно из двух: либо что-то произошло, либо на соседней улице сдохла кошка, и Альфонс уже успел возвести это недоразумение в ранг мировых проблем.
— Отстань, — буркнул Эд. — Мы не киснем, мы думаем.
— И о чём же? — Энви закатил глаза — неужто нельзя нормально рассказать?
— О Кимбли, — подал голос Альфонс.
— Ты поаккуратнее, тут этого тоже не приветствуют, — глумливо протянул гомункул, оскалившись в подобии улыбки.
— Заткнись, а? — посоветовал Эд, поднимая глаза. — Никому нет дела до твоих идиотских шуточек, у нас тут важные проблемы.
— Опять мир спасаете? — Энви плюхнулся в кресло, вытягивая ноги вперёд. — От кого на этот раз?
Ал, тяжело вздохнув, принялся рассказывать о ночной встрече, фотокарточках, оказавшихся почему-то у Кимбли, и всём том, что тот ему поведал. Разумеется, о том, в обмен на какую информацию Багровый алхимик стал столь словоохотлив, тоже пришлось рассказать. Младший Элрик так увлёкся повествованием, что не заметил, как вернулась Ноа. И теперь она стояла, застыв на пороге, словно изваяние, с широко раскрытыми бездонными глазами, прикрыв рот изящной рукой.
— Ты рассказал ему, как открыть Врата? — всплеснула руками Ноа.
Она помнила картины, порождённые сознанием того человека: выжженная земля, реки крови, смерть… Мысль о том, что он вернётся в тот мир и примется за старое — а он обязательно примется, таких способна изменить разве что сама смерть — претила цыганке. Как Эд и Ал начали относиться к этому миру, так и для Ноа Аместрис стал чем-то большим, чем просто набор картин из чужих воспоминаний.
— Рассказал! — с вызовом проговорил Ал. — Но и он поведал мне нечто очень важное.
— Люди — лживые твари, — самодовольно резюмировал Энви, дослушав рассказ Элрика-младшего. — И не такие уж и талантливые, раз этот недоалхимик оказался ещё и недоучёным.
Ал вздохнул — суть Энви осталась прежней. Всепоглощающая зависть, квинтэссенция его существа, принимала порой уродливейшие формы, от которых страдал в первую очередь сам же гомункул. А ввиду того, что страдать в одиночестве он не хотел, то разрушения порой приобретали воистину грандиозные масштабы.
— Все разные, Энви, — покачал головой Эдвард. — Прими это, и жить станет легче.
Не то, чтобы Эда привлекала перспектива быть нянькой для гомункула, но он отчего-то чувствовал свою ответственность ещё и за это лохматое чудо. Энви был словно ребёнок, вынужденный рано повзрослеть, но так и не справившийся с собственной болезненной завистью. Тот, кто так и не научился быть кем-то, личностью — без оглядки на остальных, и теперь любой ценой стремился спрятать собственную ничтожную суть, растоптать людей, чтобы их сияющее совершенство не резало до слёз глаза.
— Нам нужно подумать, что мы будем делать дальше, — между бровей Альфонса пролегла вертикальная складка.